Ленин жЫв!

печень наше все. Его печень наше все. Смешно звучит.
– Только вот мне не смешно, – грустно добавила Лиза.
– Значит печень. Нужно взять пункцию печени. Там усело все, что он пил. Там, там следы этого препарата. В крови у него ничего нет. Я сам смотрел несколько анализов. А вот печень. Печень это серьезно! Печень этот как фото-пластина, все задерживает и все фиксирует! Печень, вот его тайное хранилище! Значит он пил. Он, что-то все-таки пил. Я знал. Теперь знают и эти козлы из эф эм бэ. Сикора, сучий потрох, он точно теперь знает, или, по крайней мере, узнает, расшифровав запись.
– Да он еще и не успел. Вряд ли, – Лиза тяжело вздохнула. – А вообще, честно говоря, мне этого человека просто жаль. Он для нас, как кусок мяса с ценной информацией, а ведь он человек в первую очередь. Как вот он узнает правду? Что с ним вообще будет?
– Ну, ты это брось! У нас с тобой другая задача! Он сам виноват раз выпил то, что не надо было пить. Раз попал к нам. Тут как говорится, все от него самого зависит. Ты лучше подумай, как нам с тобой пункцию у него печени взять, ведь если мы возьмете без сознания и официально в палате у него, зафиксируется все, и тогда все поймут, что мы там делали. А вот если...
– Что если?
– А вот если его уговорить, ну например тайно дать нам пункцию и стереть остальной код, того препарата, прочистить печень. То тогда...
– А, как его уговорить? Кто его уговорит? – тревожно спросила Лиза.
Щупп недобро ухмыльнулся и непроизвольно посмотрел на глубокий вырез на груди у помощницы. Та, уловив его взгляд, покачала головой:
– Нет, только не я...
– Ты девочка, ты, ты мой козырь, больше нет никого... или ты или никто. И это история! Ты пойми, от тебя зависит будущее. И не только страны, будущее мира! Ты, ты должна.
Лиза тяжело вздохнула и опустила глаза. Она хотела, что-то ответить, но промолчала. Щупп, довольный, улыбнулся и погладил помощницу по руке.



***



– Светлана! Готовь спецоперацию! Будем объект транспортировать в Москву. Но про это, пока, никто кроме тебя, не должен знать! Никто! – сурово сказал Сикора.
Турнова понимающе кивнула головой, и все же внимательно посмотрев на заведующего четвертым отделением, спросила:
– И Щупп? И главврач не должен знать?
– Я же сказал, никто! А Щупп в первую очередь, вообще ничего знать не должен! И постарайся вообще оградить пациента, от каких либо контактов. Всех! Всех гони в шею. Сама ему уколы ставь, сама утки выноси, что хочешь, делай, но никого не допускай!
Светлана Турнова грустно улыбнулась и, покачав головой, тихо ответила:
– Вы же знаете, Лаврентий Васильевич, это не возможно, да и это опасно, только внимание привлечем. Поэтому...
Сикора сидел за столом в своем кабинете, как падишах на троне. Развалившись, он небрежно крутил в руках шариковую ручку. Смотря за Светланой, он то и дело опускал взгляд на ее стройные ноги. Турнова это чувствовала и, играя, незаметно отдергивала халатик так, что бы ее бедра, как можно больше оголились. Вот и сейчас начав свою речь, она потянула ногой, и ее красивая нога в темном чулке максимально предстала перед взором особиста. Сикора тоже почувствовал, что женщина с ним проводит свои эксперименты, и раздраженно хлопнув ладонью по крышке стола, прикрикнул, глядя Турновой в глаза:
– Я сам знаю, что возможно, а что нет! Делай, что я говорю!
Светлана поняла, что немного переборщила и, одернув халат, скромно свела ноги, опустив голову, тихо ответила:
– Нет, Лаврентий Васильевич полностью контролировать пациента я одна не смогу. Допуск на общение с ним есть еще у трех человек.
Сикора вскочил и как дрессировщик над тигром склонился на Турновой:
– У кого?
– У меня, у Палкиной, Щуппа и...
Лаврентий Васильевич зло сощурил глаза и зашипел, как компрессор в шиномонтажной мастерской:
– И еще, у какого барана, есть допуск? Кто этот козел?! Вычеркнуть! – взревел Сикора.
– Этот козел... вы, вы... четвертый.
Лаврентий Васильевич внимательно посмотрел на заведующую спец отделением, хмыкнув, тяжело вздохнул:
– Ладно, нужно сделать так, что бы их общение стало нам на пользу. Полный контроль! Нам нельзя расслабляться. Вся информации, что находится внутри этого человека это не просто, государственная тайна, а тайна обще планетная! Ты пойми это Света!
Сикора стоял у окна и как то загадочно смотрел вдаль. В его словах Турнова уловила, какую-то тоску. Он, правда, не могла понять, что это и почему, но чувствовала, что Лаврентий Васильевич, как никогда возбужден. Он слишком близко к сердцу, как показалось Светлане, воспринимал эту информацию.
Но почему?
Обычно цинично спокойный майор ФМБ стал таким вот сентиментальным? Почему?
– Я понимаю, – выдохнула Турнова.
– Поэтому тебе первой все нужно узнавать самой! Тебе!
– Это понятно, но невозможно.
– Как так?
– Контроль, за таким пациентом дело не шуточное, да и если я начну огороды городить еще больше засвечусь.
– Тоже верно, а что делать?
– Делать нужно то, что делаем. Все как обычно, как будто ничего не происходит. Все идет, так как идет. И все.
– Думаешь?!
– Уверена. И еще. Утром контакт был. Палкина парой фраз перекинулась с ним.
– Ты что? Правда? Прочему я не знаю?! – обиделся Сикора.
– Я вам довела.
– Срочно запись мне подготовь утреннюю. Отслушать немедленно надо, может там чего.
– Хорошо.
– И еще... перестань так себя вести со мной! Я не враг тебе, а друг! А ты закрылась как черепаха панцирем. И все! Мне не нравится это! – взвизгнул Сикора.    
Турнова внимательно посмотрела на особиста и улыбнулась. Она вела себя подчеркнуто спокойно и давала понять, что его крики и нервные движения ее не испугают и не выбьют из колеи.
– А вы есть в государственном списке? – неожиданно спросила Турнова.
Сикора замер.
Он внимательно смотрел на заведующую спец отделением и, покачав головой, тихо молвил:
– Да есть. Но это ничего не меняет.
– Да? Странно. А меня вот нет.
– Ты думаешь это плохо? – после короткой паузы спросил Лаврентий Васильевич.
– Смотря для кого? Для вас, может быть и нет. А для меня. Для меня....
– Тебя, что, твоя жизнь не устраивает?
– Ну почему, – смутилась Турнова. – И все-таки хотелось бы...
– Не спеши прожигать эту жизнь. Она у тебя в самом разгаре. А вы все уже хватаетесь за ту, мифическую, будущую, которая не известно будет или нет.
– Будет, – уверенно ответила Турнова. – Это я вам, как врач говорю.
– Может быть. И все же.
– Вам легко говорить, когда вы в списке.
Сикора не ответил. Он грустно улыбнулся и тяжело вздохнув, погладил стекло. Светлана налила себе из чайника кипятку в кружку и, помешивая растворимый кофе ложечкой, тихо сказала:
– Я бы вам предложила другую игру.
– Хм, другую? – вскинул бровь Сикора. – И что ж это за игра?
– Простая игра в поддавалки...
– В поддавалки говоришь, нужно подумать. Я вот что тебе скажу, я могу поспособствовать тебя включить тебя в список. Ты не переживай. Если все сделаем, как полагается, я обещаю, что включу тебя в список. Это мое слово, – уверенным голосом сказал Сикора.
Светлана внимательно посмотрела на него. Она не тогда понять, как это человек перевоплощается, он, то склизкий как морские водоросли, то шершавый как наждачная бумага, а то, вот такой простой и доступный, как обычный нормальный человек. Турнова прикусив губу, пыталась разгадать, почему сейчас так ведет себя особист.
Тот почувствовал сомнения доктора и тихо сказал:
– Они не включили в список мою жену. Они не хотят ее там видеть. Зачем мне самому список? Так, что место будет.
– Вы что ж свое место мне освободите?
– Тебя это не касается. Ты хочешь быть в списке, и ты в нем будешь, – отрезал Сикора и кивнул головой на дверь, давая понять, что разговор окончен.



***



– Почему вы все время меня пичкаете снотворным, или чем там, я не знаю? Вы все ставите и ставите мне какие-то препараты, от которых я вырубаюсь? – сурово спросил Кирилл.
Он вдруг ощутил в себе силы и главное уже забытое чувство голода. Лучинский привстал на локтях на кровати и внимательно и грозно посмотрел на девушку.
Та вновь улыбнулась, тяжело вздохнула и пожала плечами:
– Может, вы в туалет хотите? – ответила невпопад она.
– Что, в какой туалет?! – взбесился Кирилл.
Он смотрел на красотку и не мог понять, почему она из себя изображает дурочку. Лиза вновь улыбнулась и, прижав как-то украдкой палец к губам, кивнула на потолок. Кирилл сначала не понял к чему это жест. Он машинально посмотрел вверх. Затем вновь на Лизу и лишь через несколько секунд до него дошло, что девушка чего-то, а вернее кого-то боится. Кого-то, кто слушает сейчас их тайно и бесцеремонно.
– Ах, да в туалет! Конечно, конечно я хочу в туалет! – неловко подыграл Лизе Кирилл.
Он свесил с кровати ноги и посмотрел на свои голые ступни.
Лиза услужливо поставила перед ним тапочки, какие-то странные кожаные тапочки оранжевого цвета с ремешками вдоль носков. Лучинский ухмыльнулся. Такой обуви он еще не видел. Тут в больнице, зачем-то для пациентов закупили какую-то экспериментальную необычную обувь. Палкина меж тем аккуратно отделила от груди Кирилла несколько датчиков на присосках. Девушка заботливо набросила на плечи Лучинского пижаму,  почему то тоже такого же, как тапочки, ядовито оранжевого цвета. Все напомнило Кириллу одежду американских заключенных из тюрем для приговоренных к электрическому стулу. Такие одеяния он видел в нескольких голливудских кинолентах. Кирилл встал с кровати и, надев пижаму, двинулся за Лизой, которая кивнула на кабинку с надписью:
«туалет»
Лучинский медленно шел по палате. Какое-то забытое чувство легкости движения обуяло его. Даже закружилась голова. Кирилл, вдруг понял, что очень долго не двигался, он очень долго был неподвижен.
Долго, но сколько? Неделю, две?
Мышцы заныли и стало немного тяжело. Кирилл глубоко  и как-то нервно дышал, он упорно шел к уборной. Он торопился. Почему-то, ему очень хотелось узнать, что же боится эта красивая девушка?
В больничном сортире было даже уютно. Большой белый унитаз, как трон, возвышался посредине помещения. Сзади и спереди зеркала. Зачем непонятно, но выглядело забавным. Сбоку умывальник и прозрачная стеклянная полочка  над ним. Круглее зеркало сверху и набор крючков и вешалок. В дальнем углу душевая кабина и какое-то странное полукруглое пластмассовое кресло. Отдыхать перед душем или после? Зачем?
Лиза, неожиданно прижалась к Кириллу всем телом и, он почувствовал ее теплоту. Девушка схватила его за голову и зашептала на ухо:
– Вы ничего там, в палате вслух не говорите. Это опасно!
– Для кого? – недоумевал Кирилл.
Он увидел, что девушка сильно взволнована.
– Для вас и для меня. Здесь можно говорить только вот так на ухо.
– Почему? Что тут у вас происходит? – Лучинский приобнял Лизу за плечо.
Она на удивлении не отстранилась от него, напротив даже еще сильнее прижалась.
– Нас слушают!
– Кто? – Кирилл
– Особый отдел.
– Какой еще особый отдел? Что за бред? – Кирилл все меньше и меньше понимал поведение, а главное слова девушки.
Ему немного стало не по себе. А, что если эта доктор сумасшедшая? А, что если она тронулась и просто опасна? Уколет какой ни будь яд и все!
– Вы все поймете позже. Прошу вас ничего не говорите там, ничего только общие фразы типа есть хочу в туалет надо или почешите мне спину...
– Хорошо, хорошо, – успокаивающим тоном сказал