Федус

                                         Пролог

          Никто не помнил, когда он появился в нашем посёлке. Казалось, он жил здесь всегда и все его давно знали. Звали его все жители, как и он сам, когда представлялся, протягивая руку и широко улыбаясь беззубым ртом:
- Федус, - и шепелявя,  добавлял, - Белалус.
Было ему лет за пятьдесят, хотя по его лицу, часто заросшему еще юношеским пушком, этого трудно было сказать. Словно природа, оставив его ребенком в развитии, остановила и приближение старости. Жил он в одном из старых бараков, недалеко от железнодорожной станции, построенных сразу после войны, как временные, да так и служивших людям по сей день, уже почти полвека. Одноэтажные здания: коммуналки на четыре семьи с общим туалетом и душем.
В одной из таких квартир, в комнате на пятнадцать метров и жил Федус с Иваном Злобиным, инвалидом войны. Вместо правой ноги у Ивана торчала деревянная культяшка. В конце прошлой зимы Иван умер и Федус остался один.

Глава 1

Иван Злобин, или «Железо», как его называли в нашем поселке Ясное, где он поселился  сразу после войны: коренастый, с большой бычьей головой на толстой шее, и сильными волосатыми руками. Иван на спор, вызывая восхищение мужиков, гнул медные пятаки, заложив их между двух пальцев. Свое прозвище «Железо» Злобин получил здесь в поселке. Приехав, Иван сразу стал завсегдатаем грязной привокзальной пивнушки. Впервые послевоенные годы в престижных ресторанах и зашарпанных пивнушках был один разговор - о войне. Новые приятели часто беззлобно подшучивали, интересовались у Ивана, где он оставил свою правую ногу. Злобин, в жизни всегда мрачный, неразговорчивый, после выпитой рюмки водки изменялся до неузнаваемости. Говорил, не умолкая, никого не слушая, часто перебивая своих собеседников.
- В Польше заложил за горилку в местном кабаке, - шутил Злобин. – Если без смеха, мужики, любили меня пули, как и бабы. Я, как магнит, железо притягиваю. За войну шесть раз меня ранило. Во мне железа больше, чем мяса. Вот  только нога  деревянная, - шуткой заканчивал рассказ Иван.
Вот и пошло. В небольшом в те годы поселке, даже не поселке, крупной железнодорожной станции, где все жители знают друг друга и почти все работают на железной дороге, молва расходится быстро. И стал уже через три месяца после приезда Иван Злобин для всего поселка, даже для баб и детей - Иван «Железо» с деревяшкой вместо ноги.

*   *   *

Пробовал «Железо» несколько раз завести семью – жениться. После войны в поселке на одного мужика было три вдовы или девки. Даже регистрировался один раз в поселковом совете, но прожила его законная жена три месяца: до первого Иванова загула. После первой же пьянки, а они регулярно повторялись у него через два – три месяца, побил «Железо» молодую и выгнал из своей каморки, которую ему сразу дали, как инвалиду войны в первом построенном бараке для железнодорожников. Работал Иван сторожем в местном депо. Злобин был искусным сапожником и хорошо подрабатывал. Благо заказчиков у него после войны было всегда много, а работы у сторожа мало. Потом Иван уже не расписывался:  просто приводил жить баб.
- Мороки много с разводом, - подпив, отшучивался он.
   Но, как и его «законная»,  гражданские жены тоже редко жили с ним больше трех – четырех месяцев. Только  Клава Усачева, невысокая и не очень красивая, но с точеной, как у куклы фигурой, прожила с ним полтора года. Чем-то задела она больше других «железную» душу Ивана. Он даже ходил к ней мириться, просил вернуться, клялся навсегда бросить пить. Клава обещала подумать, но вскоре уехала куда-то в соседнюю область с молодым машинистом и не вернулась в Ясное уже никогда. «Железо» долго переживал ее уход. Даже не уходил в запой дольше обычного, пробовал начать жить с другой. Привел красивую, но разбитную девку Верку. Но прожив всего неделю: она ушла. Причиной  в этот раз стал не очередной запой Ивана. На расспросы баб Верка, махнув рукой, обиженно отвечала:
- Говорит - не подходим друг другу. Что ему еще надо, черту косолапому. Любовь какую-то подавай!
А потом в каморке «Железо» появился Федус и после этого Иван уже не приводил новую жену. Если находил какую-то вдову, ходил к ней в дом сам.

Глава 2

Людям Иван объяснил появление Федуса: назвав его дальним родственником из Белоруссии, где он жил с теткой. Тетка умерла, куда теперь ему больному одному. Он прописал Федуса, как положено в поселковом совете на своей жилплощади. Оформил опекунство и даже  пенсию в собесе. Только однажды, после хорошей попойки в пивнушке с местными собутыльниками на день танкиста, который «Железо», как бывший танкист, всегда бурно отмечал. Угощал всех завсегдатаев пивнушки за свой счет, а деньги, благодаря его сапожному ремеслу у него  были всегда. Подпив «Железо» проговорился, как встретил Федуса:  прояснив  историю появления его в Ясном.

*   *   *

Федор Крунич родился в Белоруссии в деревне Рудня, недалеко от города Бобруйска. Ему было двенадцать лет, когда началась война и его родную деревню оккупировали немцы. В первую же ночь гарнизон немцев был обстрелян. Завязалась перестрелка, много оккупантов полегло в том ночном бою. Местные жители даже не знали, кто совершил ночной налет. Много солдат, отставших от своих частей, после внезапного стремительного нападения фашистских войск впервые месяцы войны отставали от своих частей. Попадали в окружение, с боями пробивались на Восток - к своим. Утром приехали каратели в черных мундирах и, травя собаками, согнали в школу всех жителей, немощных стариков, баб даже с грудными детьми. Требование  одно: выдать партизан. Но где они? Как появились, так растаяли с утренним туманом в Белорусских лесах и топях. Школу подожгли. Тех, кто, выбив стекла на окнах, пытался бежать, расстреливали из автоматов фашисты в черном, травили собаками. Федору удалось убежать. Он спрятался в зарослях конопли, когда сгоняли всех в школу, а после уполз к густо заросшему берегу реки. На глазах Федора заживо сгорели его дед, мать, маленькая сестренка Олеся и грудная Груня. Брата Василя, пытавшегося бежать из горящей школы в разбитое окно, разорвали собаки. Федор лежал в вонючей болотной тине, кусая до крови руки, чтобы не закричать и не выдать своего убежища, задыхаясь от боли и слез. Потерял сознание, очнулся уже ночью. Луна ярким матовым холодным светом освещала землю. Слабый ветерок донес до убежища Федора запах дыма и горелого мяса. Или ему только чудился этот страшный смрад дыма от человеческих тел. Не помня, как он выбрался из укрытия, переплыл Березину на другую сторону и пошел: шатаясь, цепляясь за корни, падая, рассекая лицо ветвями кустов. Боли он совсем не чувствовал, словно и не он это был, его двойник. Ничего не сознавая, шел по густому черному лесу. Несколько раз Федор проваливался в болотную рыжую жижу, хватался за ветви, кусты, выбирался, полз на четвереньках. Терял сознание.  Очнувшись, снова шел.  Падал от усталости и засыпал на мягкой желтой перине опавшей хвои. Сколько он шел, не осознавая куда, не различая день и ночь, пил из луж мутную, пахнущую илом воду, хватая на ходу ягоды и кислые дикие груши и яблоки, неизвестно откуда попавшие сюда в эти дремучие, хвойные заросли. Переходил вброд мелкие ручьи и речушки. Сознание к нему пришло через несколько дней. Он очнулся от голода и нестерпимой рези в желудке. Видимо лесные ягоды, съеденные им, давали о себе знать. Ярко светило солнце, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев. На голубом бездонном небе ни облачка. Где-то затараторила сорока, верная спутница людей и жилища. Ей эхом ответила еще одна над его головой, прячась среди ветвей: «Чи-Ча. Чи-Ча». Над Федором наклонился заросший мужик в белорусской рубахе и простых домотканых штанах с большой сумкой на ремне через плечо.
- Эй, хлопец! Ты жив, чии як?
Федор попробовал говорить. Язык не слушал. От жажды он одеревенел, будто прилип к небу. Федор снова провалился в черную бездну. Бородатый потрепал его по вихрам на голове.
- Жив!
Перекинул за спину сумку. Взял на руки и понес…

*   *   *

«Железо» впервые увидел Федуса спящим на лавочке под кустами акации, рядом с вагончиком-сторожкой деповских сторожей. Было воскресенье, сменщик Петро попросил Ивана пораньше сменить его: он собрался с женой в облцентр за покупками ребятишкам к школе. Наверное, Петро ушел ночью и не видел спящего парня, в десяти метрах от вагончика. Молодой еще, лет двадцать. В больничных пижамных штанах и солдатской гимнастерке с довоенными сержантскими треугольниками вместо погон. Парень крепко спал, блаженно улыбаясь во сне, положив давно не стриженую голову на армейский вещевой мешок. На лице редкий, юношеский пушок, видимо он еще не бреется. Как они шутили на фронте над безусыми юнцами «бреется полотенцем». Незнакомец что-то пролепетал во сне, перевернулся на другой бок, по-детски положил под голову сложенные вместе ладони. Иван осторожно вытащил вещмешок из-под головы. Парень не проснулся, только снова что-то невнятно сказал. Может, и некрасивый поступок совершал Иван «Железо», роясь в чужих вещах незнакомого человека, но в начале пятидесятых, когда еще не залечены все раны у солдат и окопы не заросли травой, почти ежедневно по радио диктор с поставленным чистым голосом призывал советских граждан быть бдительными. Не проходить мимо незнакомых людей. Не оставаться безучастными к безопасности Родины. Враг не дремлет! Он бредит реваншем! Его можно встретить всюду: и на оборонном заводе, и в столичном метро, и спящим на лавочке под акацией в железнодорожном поселке Ясное. Наверное, не задумывался так масштабно тогда «Железо»; просто взял посмотреть вещмешок незнакомого человека. Не украсть же он его хотел. Просто, узнать, что за человек в странной одежде. Явно сбежавший. От кого? Куда?
Присев на край лавочки, Иван аккуратно высыпал содержимое на траву. Трудно было сказать, посмотрев на кучку безделушек что-то о хозяине. Чего здесь только нет! И перевязанный сверток, обмотанный куском синего бархата, и сухари, и просто хлебные кусочки – объедки. Видимо со столов. И банка армейской тушенки, и даже маленькая детская кукла «пупс» с желтыми волосами в крошечном грязном цветастом платье. Несколько монет: советских довоенных и серебряный царский рубль. Иван улыбнулся. Смешные вещи для взрослого уже парня. Его еще сильнее заинтересовало: кто он, этот чудно одетый незнакомец.
Развернул сверток синего бархата. Наградные удостоверения.
- Федор Богданович Крунич, тысяча девятьсот двадцать девятого года рождения, орден «Красной Звезды», награжден в сентябре сорок четвертого, - прочитал Иван. – Орден «Отечественной войны» второй степени, медаль «За боевые заслуги».
В отдельной замасленной тряпке завернут и сам орден «Красной Звезды». Еще совсем новенький с красной блестящей эмалью по лучам звезды. Других наград не было, только удостоверения. Видно утерял их где-то странный хозяин вещмешка, а может, не хозяин? Украл?
Другие бумаги, написанные неразборчивым беглым подчерком. Иван, много месяцев лежащий в госпиталях, догадался: это справки, медицинские заключения. «Железо» не смог разобрать слов, неразборчиво написанных по-русски и по-латыни. Увлекшись, он не заметил, что хозяин вещей проснулся и сидит на