офицера убитого карту важную нашли, где вся их дислокация была указана. За этот бой меня Орденом Боевого Красного Знамени наградили, вот этим вот, - и Александр Иванович постучал прокуренным ногтем по эмали ордена.
Сестра Тоня предложила тост за орденоносцев: - Пожелаем же и Володе прийти из армии домой с таким же орденом. Собравшиеся дружно поддержали её: - Даёшь орден Вовка!
Выпив, Александр Иванович закурил, и немного подумав, сказал: ордена просто так не даются. Их, рискуя жизнью заслужить надо, а это нелегко.
Сидящая рядом мать всхлипнула: - Ты уж там сынок не лезь на рожон, будь поаккуратней, за подвигами не гонись.
Александр Иванович нахмурился: - Вечно ты, мать, на пустом месте слезу пускаешь, сейчас мирное время, какие подвиги? Будет три года баранку крутить, опытным шофёром вернётся.
- Действительно, мать, не плач, всё у меня нормально будет, - вступил в разговор Владимир, и, повернувшись к отцу, добавил: - Бать, а ты же и в Отечественную войну воевал, наверное, и немцам от тебя досталось?
Нет, с немцами мне не повезло, одного только ухлопал в Сталинграде, - ответил отец, и продолжал: - Когда Отечественная началась, мы стояли на Карельском перешейке. Боёв там почти не было, так перестрелки одни. Ну а осенью 1942 года нас перебросили в Сталинград. Бои там упорные были, наши за самый край берега держались, линия фронта в 100 метрах от воды. Прибыли мы ночью, по землянкам рассредоточились, стали спать готовиться. Часть наша сборная была, с разных мест насобирали, чтобы дыру на фронте заткнуть, мы даже друг с другом познакомиться, толком не успели. А взводным нам дали младшего лейтенанта, после курсов офицерских, из учителей. И вот лежим мы в землянке на полу, и он приходит. Полез к себе на нары на второй ярус, спать. А у меня винтовка снайперская к нарам была прислонена. Так он, чтобы наверх забраться на прицел встал, как на ступеньку. Тут я не выдержал. Что же говорю, ты творишь, козёл драный? Боевое оружие перед боем решил испортить? Ты же мне прицел сбил, где я его по новой здесь пристреливать буду? А он мне отвечает: - Какой прицел? Какое оружие? Ты знаешь, сколько здесь людей погибло? И нам жить только до утра, когда в атаку пойдём. Ну, я и не выдержал, заехал ему в грызло. Заверещал он что – то, и убежал комбату жаловаться. Вызывает меня комбат: - В чём дело рядовой Орлов? Ну, я ему честно всё и рассказал. – Правильно сделал, солдат, а взводного мы уберём, не беспокойся. Ты вот, что завтра ты затемно займи позицию возле сгоревшего танка. Будешь оттуда атаку огнём поддерживать.
Я так и сделал, себе позицию в воронке оборудовал, лежу, цели выбираю. Как наши в атаку пошли я одного немца всё-таки подстрелил. Две обоймы на него потратил, сбил мне всё-таки прицел зараза взводный. А тут вдруг бомбёжка. Бомба рядом взорвалась, меня контузило, землёй засыпало. Мне потом рассказывали, что еле-еле откопали. Очнулся в медсанбате. Оглох я, и руки дрожать стали. Попробовал к винтовке примериться и вижу, - нет, не стрелок я ныне, - мушка так и пляшет. А тут комбат меня навестил. Как дела спрашивает. Я ему честно рассказал, что руки дрожат, стрелять не могу. – Ничего это контузия, пройдёт, - он мне отвечает, - а пока будешь на бронекатере из зенитного пулемёта стрелять. И пошутил: - Пусть твои руки дрожат вместе с пулемётом. А только и на бронекатере я долго не поездил. На второй день к вечеру, только мы пристали к берегу, чтобы груз на борт взять рядом с катером бомба взорвалась. Меня, с кормы, на берег зашвырнуло, и второй раз контузило. Очнулся опять в госпитале. А руки, если до этого дрожали, то теперь трястись начали. Так сюда, в город N. и комиссовали, в пожарную команду, пожарный шланг я ещё держать кое-как мог. Потом понемногу оправился, руки получше стали, на машине ездить научился. Дали мне полуторку с газогенератором – это бак такой, между кабиной и кузовом стоит. На дровах ездил. Чурочек набросал, поджёг и поехал. Бензина не надо, ничего кроме дров не надо. Топливо кончилось, - остановишься, дерево свалишь, распилишь, поколешь, в бак положишь и дальше едешь. Пила и топор всегда в кузове лежали. Конечно, работать много приходилось, раньше вдоль дороги ни одного дерева не встретишь, издалека дрова таскать приходилось.
Лёгкий стук в дверь прервал рассказ ветерана. Дверь открылась и на пороге появилась худенькая девушка, одетая в синюю болоньевую куртку, с золотистыми волосами, заплетёнными в две косички.
- А, Танюша, проходи, проходи – сказала Анна Ивановна;
- Да я на минутку,- засмущалась девушка, - мне бы Вову.
- Я сейчас, - ответил Владимир, и, протиснувшись из-за стола, вышел из комнаты. Девушка скользнула за ним. Выйдя на улицу, девушка взяла призывника под руку, и вопросительно взглянув на него снизу-вверх, спросила: - Погуляем?
- Пошли, я только плащ надену, - ответил Володя, посмотрев на затянутое низкими облаками небо.
Вернувшись за плащом, он громко крикнул в комнату: - Я скоро, - и выбежал на улицу. Таня ждала возле открытой калитки. Увидев его, она пошла по переулку в сторону Волжского откоса. Когда они вышли на откос, вышедшее из-за облаков заходящее солнце прощальным светом позолотило седой осенний туман, скопившийся у реки, и русые прибрежные кусты, с пробивающимися седыми прядями светлых тополиных стволов.
- Уезжаешь, значит, - нарушила тишину Татьяна;
- Что делать, повестка пришла – надо в армию идти;
- А сам жениться обещал, - в голосе девушки послышались слёзы;
- Не плачь, Танька, приду из армии поженимся, - беспечно ответил Вова.
Девушка заплакала: - Придёшь из армии, когда это будет, тебе 3 года служить, а я беременна.
- Правда что ли? – ошарашено, спросил Вовка;
- Правда, - ответила девушка и вновь заплакала;
- Ну, вот опять реветь, - тихо произнёс призывник, - Что с того, что беременна? Ребёнок родиться, ты мне письмо напиши, а ещё лучше телеграмму пришли. Мне отпуск дадут, тогда и поженимся. А если ещё что – то понадобится, ты моей матери скажи, она поможет.
- Ты меня не бросишь? – всё ещё всхлипывая, спросила девушка.
- Говорю же, что нет, - ответил Владимир, - и добавил, - Холодно стало, пошли домой.
Когда они вернулись на свою улицу, стало совсем темно.
- Ко мне пойдём? - робко спросила Татьяна, и добавила: - у меня сейчас дома нет никого, родители в гости ушли. Володя, молча, кивнул головой, соглашаясь.
Не зажигая света, они вошли в дом и, повернув налево, оказались в крохотной комнатушке с одним окном. В комнате с трудом помещались полутораспальная кровать, небольшой круглый столик и стул. Раздевшись, они легли на кровать. Девушка вновь всхлипнула: - Вов, а может тебя убьют?
- Ещё чего вздумала, - простодушно ответил он, - Сейчас не война, да и кто меня убьёт? Понадобится, я сам кого хочешь, убью.
- Тогда тебя посадят, - не унималась Татьяна, и добавила: - Ты уж там поспокойней, потише веди себя.
- Детский сад какой-то. Вот и поговори с вами с бабами, - явно подражая отцу, ответил Владимир.
- Не сердись Вова, я же тебя люблю, - ответила Таня, и стала целовать его лицо, мокрыми от слёз губами.
Домой к Орловым они пришли только в 5 часов утра.
- Опять всю ночь прошлялся, - заворчал, было, отец, но увидев Таню, смущённо осёкся.
- Завтракать садитесь, скоро уходить, - раздался из кухни голос Анны Ивановны.
Провожали Володю втроём: отец с матерью и Татьяна. На остановке они сели в пустой, в этот ранний час автобус, и поехали к месту сбора призывников.
На площади перед Речным вокзалом они смешались с пёстрой толпой провожающих.
Вскоре подъехал военкоматский автобус и из открывшейся передней двери неторопливо вышел пожилой майор.
- Товарищи призывники! – раздался над притихшей площадью его негромкий голос, - сейчас я буду зачитывать фамилии, а вы, услышав свою фамилию, отвечайте «Я», и садитесь в автобус.
Агапов, Артемьев, Бахарев – начал он перечислять фамилии. - Я, я, я, откликались призывники.
Наконец майор прочитал: - Орлов, - я, - ответил Владимир, и, подхватив стоящий у ног рюкзак с вещами, он виновато посмотрел на провожающих и резко повернувшись, вошёл в автобус. Там он прошёл в конец салона и сел на свободное место у окна. Родители и Татьяна, прощаясь, замахали руками. Автобус тронулся. Призывники ещё недавно шумные, притихли. Начиналась новая жизнь.
Володя почувствовал лёгкий толчок в бок и оглянулся. Его сосед – худенький, чернявый парнишка жестом показал ему горлышко водочной бутылки, высовывающееся из стоящего на коленях рюкзака.
- Закусить найдёшь? – произнёс он едва слышным шепотом. Орлов кивнул и, достав из рюкзака хлеб и сало, складным ножом отрезал несколько маленьких кусочков.
- Давай первый, из «горла», а то увидят, - опять зашептал сосед. Выпив несколько глотков, Володя закусил, вернул бутылку и оставшуюся закуску.
Чернявый, выпив, передал бутылку с оставшейся закуской соседу слева, - плотному, коренастому блондину, - и прошептал, кивнув на бутылку: - Спрячешь потом.
Блондин понятливо кивнул, и, выпив, тщательно спрятал бутылку под сиденьем.
Владимир откинулся на сиденье и закрыл глаза. По телу разлилось приятное тепло, всё напряжение предыдущих дней, куда-то исчезло, в голове зазвенела блаженная пустота, захотелось спать.
3.
Автобус затормозил и начал поворачивать. Сквозь полуоткрытые глаза Володя увидел широко открытые ворота, выкрашенные в тёмно зелёный цвет, с большой красной звездой посередине, и солдата в защитном бушлате, опускающего на дорогу цепь, заменяющую шлагбаум.
Через минуту автобус остановился, дверь открылась и послышалась команда майора: - Выходи строиться!
Призывники не торопясь стали выходить, с интересом осматривая подъезжающие автобусы, обсаженные тополями аллеи и большую асфальтированную площадку с бетонной тумбой трибуны у противоположного края. За трибуной возвышались широкие корпуса казарм.
- В две шеренги становись, - вновь раздался голос офицера. Когда все, неловко, сталкиваясь друг с другом, построились, офицер, пересчитав призывников, скомандовал: - Направо. Вперёд, шагом марш. Строй замаршировал вдоль аллеи, и по команде, остановился у одной из казарм. Затем, вслед за майором, призывники вошли в большую, светлую комнату, заставленную похожими на парты столами, и большой школьной доской во всю стену. На противоположной от доски стене в три ряда размещались крючки для одежды, под ними стояли невысокие скамейки.
- Вещи на скамейки, верхнюю одежду на вешалки, а сами за столы, - вновь скомандовал офицер, - и раздал прибывшим какие то листы, коротко пояснив: - Для медкомиссии.
В дверь тихо постучали и на пороге замерли два здоровенных солдата с сержантскими погонами. – Разрешите?- обращаясь к майору, произнёс один из них.
- Да, да, проходите, мне пора, - заторопился офицер и вышел из комнаты.
- Меня зовут сержант Петров, и для вас я сейчас самый главный начальник, - представился солдат, первым вошедший в комнату. И обращаясь к своему товарищу, добавил: - Проверь, нет ли у них чего-либо недозволенного.
Тот начал досмотр стоящих на скамейках вещей, и через несколько минут произнёс: - Ого, смотри-ка, - достав из одного из рюкзаков бутылку водки и батон копчёной колбасы.
- Чьё это? – грозно спросил сержант Петров.
- Моё, - испуганно пискнул один из призывников.
- А вот и не угадал, - добродушно произнёс Петров, и добавил: - Твоё дома было, а
