необходимые документы, Орлов тихо и незаметно, с кружащейся головой и дрожащими с похмелья руками, покинул госпиталь и отбыл в расположение своего полка.
8.
В полку Владимир обнаружил много изменений. Почти не осталось знакомых: одни демобилизовались, другие были переведены в другие части, кого-то комиссовали по состоянию здоровья. Только командир батареи остался на своём месте, он пополнел, округлился, приобрёл некую солидность, которую подчёркивали новые майорские погоны. Тепло, приняв солдата, он направил его дослуживать последний месяц срочной службы на транспортную автомашину.
Часть осваивала вновь поступившую технику – установки залпового огня «Град». Орлов с удовольствием сидел в пахнущёй заводской краской кабине нового «Урала», с наслаждением ездил на нём по территории военного городка, удивляясь мощности и удобству нового автомобиля.
Жизнь постепенно возвращалась в накатанную колею. Служба казалась несложной, и каждый прожитый день приближал Владимира к встрече с родными. Единственное, что омрачало жизнь, были не сложившиеся отношения с новым командиром взвода. Небольшого роста, худой и очень суетливый старший лейтенант сразу не понравился Орлову. Во взводе поговаривали, что у него «гуляет» жена, и семейные неурядицы взводный часто вымещал на подчинённых. Яростные, до истеричности, попытки взводного командира поддерживать в подразделении уставной порядок, в том виде, как он его понимал, наталкивались на глухое непонимание, а иногда и откровенные издёвки со стороны Володи, пользовавшегося во взводе непререкаемым авторитетом. Противостояние обострялось с каждым днём.
В полку был объявлен строевой смотр, и весь личный состав построился на плацу. Командиры подразделений придирчиво проверяли у подчинённых форму одежды и наличие необходимых документов.
- Орлов, опять верхняя пуговица у гимнастёрки не застёгнута, сколько можно повторять одно и то же. Что мне с тобой делать? – услышал Владимир вопрос командира взвода.
- А ты меня забодай, - нагло усмехнувшись, ответил солдат.
Взводный, побелев от злости, залепил наглецу звонкую пощёчину. Кровь бросилась в лицо Володи, правая рука рефлекторно дёрнулась, и пудовый кулак врезался в челюсть командира. Тело старшего лейтенанта описало пологую дугу и, пролетев несколько метров над землёй, рухнуло на асфальтированный плац.
Дальнейшее Владимир помнил как в тумане: испуганные глаза стоящих рядом солдат, укоризненный взгляд командира батареи, его слова – Эх, Орлов, Орлов, как же ты нас подвёл. Затем узкие, покрашенные в тёмно-серый цвет коридоры гауптвахты, тёмная и сырая камера с деревянным лежаком «самолётом», вместо кровати, вызовы на допросы к следователю военной прокуратуры. Нелепые вопросы, под протокол: - На какую разведку работаешь? Когда завербовали? Где слушал зарубежные радиоголоса? Где читал и распространял самиздатовскую литературу?
Владимир чувствовал себя мелким зернышком, попавшим под жернова репрессивного аппарата. С каждым днём, всё больше и больше, его охватывало равнодушие к собственной судьбе.
На заседании суда, слушая путаные показания потерпевшего и свидетелей: Орлов сначала неуклюже пытался оправдаться: - Он первый начал, я только защищался, - но видя, что судьи не принимают его оправдания, тоскливо замолчал.
Суд удалился на совещание, и вскоре вернувшийся председатель военного трибунала огласил приговор: - За грубое нарушение воинской дисциплины, выразившееся в неуставных взаимоотношениях с вышестоящим командиром, приговорить Орлова Владимира Александровича к лишению правительственных наград, воинского звания «младший сержант» и трём годам лишения свободы с отбыванием наказания в дисциплинарном батальоне.
Закончив чтение приговора, председатель суда предоставил последнее слово осуждённому.
Владимир нехотя встал: - Всё правильно, осудили, всё правильно виноват, - тихим и скрипучим от волнения голосом начал он свою речь, а затем неожиданно весело улыбнулся и громко добавил: - Звание отобрали, в тюрьму посадили, орден отобрали, а мне не жалко, берите. Самая дорогая награда у меня здесь, - повернувшись спиной к председателю суда, он задрал подол гимнастёрки, обнажив огромный багровый шрам на спине. – Затем опустив гимнастёрку и повернувшись к председателю лицом, продолжил, - и никакой суд у меня её не отберёт. Увидев побагровевшие от гнева лица членов военного трибунала, он закончил свою речь: - У вас такой никогда не будет.
