таблеточкам оставит? Да и самих таблеточек недурно было бы у него взять. В аптеках, поди, давка теперь за этим „Цитрамоном“.
Мачете снова врезается в судейский стол.
- Суд объявляет об отсрочке приговора!.. Стой, куда пошёл, тебе говорят! Суд постановляет истребовать с обвиняемого объяснение и выносит постановление об изъятии у обвиняемого всего наличного запаса „Цитрамона“ для проведения экспертизы и следственного эксперимента. Жандармы, обыскать!
- Может, не будем так круто, Мишаня? - получив желаемое, пытаются смягчить судью старейшина и секретарь. - Человек старался, добро хотел людям сделать. Опять-таки, какую рекламу этому „Цитрамону“ соорудил! Да будь у „Цитрамона“ хоть зачатки совести, он бы должен был в попу этого изобретателя поцеловать и выписать ему Нобелевскую премию. Продажи-то, небось, подскочили.
- Да лох он последний, ваш ломоносов! Умные люди сперва договор заключают, а уж опосля-я-я... Черта с два он теперь получит и поделом ему!
- Давай поможем ему, Мишель? Мур-р. Мяу? - ластится к судье адвокат с лицом и мягким голосом Ксюхи и нежно чешет его за волосатым ушком пушистой лапкой, а под столом, чтоб никто не видел, щекотно и волнующе трётся о судейскую ногу.
Кто-ж против такого устоит?! И мачете разрубает стол пополам.
- Суд выносит частное определение…
- Правильно! Так ему и надо! - орут присяжные вместе со зрителями дальних рядов стоя, а передние ряды дружно аплодируют.
- Тишина в зале суда! - вопит секретарь и колотит правой бутсой по обломкам стола.
- Заткнитесь, засранцы! - поддакивает очухавшийся от нокдауна прокурор - дайте папе сказать.
- ... Мня, мня... так - выносит частное определение... - вспоминает судья прерванную речь, наклоняется за упавшим со стола стаканом с золотистой жидкостью и делает изрядный глоток. Ни у кого из присутствующих не возникает сомнений, что так оно и должно быть: жидкость вся, до последней капли, осталась в целёхоньком стакане после падения со стола. Проигнорировав дольки лимона, также чудесным образом оставшиеся лежать аккуратной горкой на упавшем вместе со всем остальным добром со стола фарфоровом блюдечке, судья занюхивает сладким рыжим ароматом адвокатских волос, гладит адвоката по округлой попе и продолжает:
- Возбудить производство по делу о взыскании гонорара за оказанные рекламные услуги в пользу…
- Не надо никого возбуждать! Никакой пользы от этого не будет! - с последнего ряда вдруг вскакивает солидно одетый господин и с воплями бежит к судье.
- Не надо никаких частных определений, я вас умоляю, не губите!
И плюхается прямиком к ногам судьи. Но не по своей воле плюхается: это прокурор, желая, видимо, реабилитироваться за своё недавнее поражение, выставляет в проход ногу.
- Ты чьих будешь? - пытаясь подражать Ивану Васильевичу из известного фильма, гневно вопрошает прокурор, но его ломающийся детско-юношеский баритон не вполне справляется с этой задачей.
- Да-да, представьтесь, пожалуйста, гражданин. - требует секретарь.
Господин поднимается с пыльного пола. Его костюм теперь выглядит не так солидно, как пять секунд назад, но золотые часы по-прежнему говорят о высоком положении господина в обществе.
- Моя фамилия Цитрамон - тяжело дыша после падения, представляется господин - у меня четверо детей, прошу вас, не надо меня возбуждать! Я сам всё уже принёс в лучшем виде.
С этими словами в его руке, как у фокусника в цирке, будто из воздуха материализуется миллион.
- Миллион?! Злодею и душегубу?!! - теперь уже сильно возбуждается юный кучерявый прокурор и злобно сверкает в мою сторону глазами. - Папа, дай мне мачете, я сам его порешу! - и прокурор решительно протягивает свою руку в направлении этого судейского атрибута. Почему-то опять никого не удивляет, что его рука легко дотягивается, хотя со своего места на достаточном удалении от судейского помоста он даже не привстал.
- Что-ж, так, пожалуй, даже лучше… - бормочет себе под нос солидный господин в пыльном пиджаке и аккуратно прячет миллион в карман. Затем сам господин растворяется в воздухе, как будто его никогда здесь и не было. Лишь едва заметное облачко пыли некоторое время висит на том месте, где он стоял и я мысленно делаю господину комплимент:
- Надо же, какой порядочный господин, чужого не возьмёт. Даже ни одной пылинки из зала суда не прихватил…
- Погоди, сыночка, давайте его лучше пивом обольём? Да, Мишань? - предложила компромиссный вариант Ксюха-адвокат.
- Да нафига ему пиво, не давайте ему никакого пива, он только продукт переводит! Слышишь, Димон, это же пи-и-иво! - громовыми раскатами отражается от всех четырёх стен судейский бас, срывающийся вдруг на фальцет на слове „пиво“. - Сынок, забери пиво.
- Щас, папа, погоди, - не сдаётся прокурор, - вот я только голову этому паразиту отрублю… - и так же, не отрывая задницы от своего стула, замахивается мачете, приговаривая:
- Ай-ай-ай, дядя Дима, ну как же вам не стыдно!
А весь зал дружно, как на хоккейном матче, запускает „волну“ и скандирует:
- Пи-во, пи-во....
- Сыночка, погоди, я сама, - в этот момент я чувствую, как у меня намокают штаны в „том самом“ месте.
- Надо же, какой срам! - успеваю подумать я. - На меня весь зал смотрит. Я ведь должен был умереть героем, а тут такой конфуз - описался от страха.
- Димаси-и-к - мурлычет мне Ксюха на ушко - Димаси-и-к.
Оглядываюсь, а это, оказывается, она мне на штаны пивом капает!
- Ну дела, думаю...
- Димасик, осторожнее с пивом, Димаси-и-ик - мурлычет Ксюха, продолжая поливать меня из банки. Потом вдруг швыряет банку оземь и как кинется на четвереньки и как вопьётся в мою лодыжку острыми когтями! Потом как зашипит на меня! Я, ей-богу, аж зажмурился, так мне больно стало. А пока я от боли корчился, она, зараза, спину свою кофейно-молочную выгибает, шерсть дыбом, хвост трубой и на дерево - шасть. Я и сообразить не успел, откуда в зале суда вдруг дерево появилось…
… Открываю глаза, оглядываюсь... Солнце светит уже вовсю. На сосне над моей головой сидит Пусичка и шипит. Да-да, я ещё вас не познакомил - эта зверюга тоже член нашей компании. Про неё я позже расскажу, когда Ксюха её купать понесёт и у меня появится надежда, что её, наконец, утопят, чего совершенно напрасно не сделали своевременно, в её слепом котёнкином детстве.
Вокруг, вместе с солнцем, пробуждается жизнь. Жизнь пробуждают всё те же лица, что несколько мгновений назад вершили надо мной суд. Только все уже без чёрных мантий и квадратных шапочек, а некоторые даже настольно обнаглели, что оголились до купальников.
Витёк пинает мячик. Анечка с Лизочкой забавляются летающей тарелкой. Юрец, сидя на корточках у пенька, командорским мачете отрубает головы пойманным слепням. Посреди этой суеты восседаю я в командорском кресле и в мокрых штанах. Чуть поодаль стоит, подбоченясь, командор и осуждающе смотрит мне между ног. Рядом со мной стоит Ксюха с пустой банкой в руке. У неё взгляд, напротив, извиняющийся. А над нашими головами сидит Пусичка и шипит. В общем, все при деле. Одна Танюха только завтрак готовит: мельчит что-то на разделочной доске да время от времени бегает к костру помешать большой ложкой какое-то варево в закопчённой кастрюльке.
- Вы чё, охренели! Зачем пивом обливаетесь? - это я не кричу, как мне бы хотелось, а мычу спросонья вялым голосом.
- Да ты сам охренел! - взвывает командор. - Такой подлости я от тебя, Димон, никак не ждал. Я тебе всё готов простить, но такое! Да лучше бы ты у меня жену увёл. А ты пи-и-иво разлил!!!
- Хам! - говорит Ксюха. Но это она не мне говорит. Она это командору говорит. И говорит не гневно, не с укоризной даже. Кокетливо так говорит. Видимо, её подобное развитие событий совсем не страшит.
А мне она вкратце освещает события, которые я проспал, неожиданно провалившись на теплом командорском кресле. Поскольку солнце осветило уже большую часть нашей полянки и, самое главное, Анечка, наша главная сплюха, уже на ногах, я подозреваю, что проспал я, скорее всего, многое. Но Ксюха девушка умная, она понимает, что далеко не всё произошедшее меня в данный момент интересует.
Как же вы допустили, вопрошает мой взгляд, что у замполита вашего штаны мокрые в самом интересном месте? Кто посмел?! И отчего лодыжка моя пылает огнём и кровоточит. Как это всё случилось? Вот какой вопрос застыл у меня в глазах.
- Понимаешь, Димасик, я хотела, но я не успела... А Юрочку пока ещё допросишься!.. Мишель говорит, у тебя пиво льётся, а ты так сладко спал... И Пусичка у твоих ног пригрелась... А я только банку хотела поправить... А ты ногу вдруг переставил и Пусичке случайно на хвостик, а она тебя нечаянно лапкой. Ты спи, Димасик, спи, мы тебя к завтраку растолкаем…
- Лапкой, говоришь? Знаете, друзья мои, мне конечно до нашего весёлого шашлычника далеко, но я, пожалуй, сегодня тоже поэкспериментирую с шашлыком.
- Ура, опять шашлык! Обожаю шашлык! - обрадовалась пока совсем ещё бесхитростная в ту пору Лизонька. - Папа, но у дяди Миши вчера мясо совсем закончилось, я видела. Мы что ли пойдём на охоту, да? Да, папочка?
- Нет, Лизочек, мы сегодня на охоту не пойдём. Мы в лес только за грибами на полчасика сбегаем.
- Ура! Обожаю грибы собирать! - охотно переключилась Лизочка.
- А мясо мы, доченька, достанем, не переживай… - вернулся я к более насущной для меня на эту минуту теме.
- Само приползёт, когда жрать захочет. - добавил я после некоторой паузы и выразительно посмотрел на Ксюху.
- Ну Димасик, она ведь не нарочно, она совсем не хотела. Так, само по себе как-то получилось. Ты посмотри, как она переживает.
- Да-да, я вижу. - и я скользнул взглядом сперва по исцарапанным рукам самой Ксюхи, а потом по рукам командора и Юрца, испещрённым таким же затейливым узором, а лишь потом поднял взгляд на продолжающую изредка пошипывать для острастки вцепившуюся в дерево Пусичку со взъерошенной спиной и хищно горящими голубыми глазами.
- Сказать честно, Димон, я бы её сам давно придушил, - и я вдруг понял, что не только прощён командором за пролитую драгоценность, но и приобрёл неожиданного сторонника в вопросе о воспитании своенравных домашних питомцев. - Но ты бы знал, сколько средств в эту рожу сиамскую вбухано. Мне такой дорогой шашлык в глотку не полезет. Да и жрать-то там чего? - тьфу! - сам видел: один хвост да уши.
Ладно, думаю, не буду их расстраивать, цинично шашлыком угощая. Не по-людски как-то, согласны? Но ведь, продолжаю я рассуждать чисто гипотетически, в лесу всякое может случиться: и деревья подгнившие иногда на голову падают, и хищники зубастые бегают. В конце концов, пойдёт Пусичка в кустики по своим кошачьим надобностям - да и вдруг заблудится? Вот. И командора угрызения совести уже не мучают…
Блин! Вот всегда так бывает: не дадут спокойно планом мести насладиться. Надо-ж было Танюхе моей именно в такой сладкий миг взять и сказать:
- А чего, собственно, сидим, кого ждём? Завтрак почти готов. Давайте быстро все умываться и за стол.
Вот вечно она не вовремя! Если бы не это магическое слово „завтрак“, я бы ей такое сейчас высказал! Конечно, сама-то уже по-тихому сбегала зубки почистить, и умыться успела, и завтрак приготовить, пока другие, подобно мне, были заняты важными делами, а теперь вот строит из себя. Ишь, ты!
Но слово „завтрак“, как и всякое иное
