сигарета курится за сигаретой, в руках телефон или плейер, в котором студент что-то постоянно переключает, судорожно ищет. А какой у них взгляд несчастный и затравленный: ищущий, тревожный, с угасающей надеждой. А как много украинские студенты разговаривают по мобильному телефону – ужас! Они боятся от него оторваться, болтают по пустякам, в пустую растрачивая драгоценное время своей молодости. Ожидание у входа может продолжаться вечно: час, два, три. Я не видела, чтобы кто-то кого-то не дождался. Такое ощущение, что ожидающие будут стоять до последнего, воплощая лучшие годы своей жизни в нескончаемый процесс ожидания.
Европейские и китайские студенты в этом плане более разнообразны. Даже когда они ждут, они занимаются чем-то своим: читают, слушают музыку, что-то повторяют. И главное, они долго не ждут. Там уважают время другого и не заставляют партнёра долго ждать; возможно, поэтому долго ожидающих людей я там не встречала. Но, даже ожидая, они остаются индивидуальными – разными, непохожими, отличающимися по многим характеристикам. Возможно, именно эта разноплановость поведения и нетипичность их образов создают иллюзию их заинтересованности, нацеленности не на ожидание результата, а на достижение результата. Они не просто ждут, допуская вероятность незаконченного действия, – они ждут, зная, что тот, кого они ожидают, обязательно придёт, причём скоро, практически в указанное время. Даже в ожидании, в этом казалось бы неопределённом действии, они настолько уверены в себе и в успешности конечного результата, что ожидание в их исполнении всегда приобретает законченный характер. А как раз именно этой внутренней уверенности в законченности любого действия, в закономерности и логичности совершаемых поступков, не хватает украинским студентам. Мне кажется, что украинская высшая система образования не пробуждает в молодом поколении индивидуальное сознание, не способствует укреплению самоуважения, самоуверенности и самодостаточности, что она по-прежнему, как и в последние годы советской власти, штампует массовое безликое сознание.
А я знаю, что такое массовое сознание – это безразличие, опустошённость и недооценка своих возможностей. Это неуверенность в себе и в своих внутренних силах, это всё возрастающее чувство безразличия к жизни и неблагодарности за факт присутствия в жизни. Хорошо, что в годы моего становления преобладали другие ценности. К сожалению, твой внутренний мир, Настенька, формировался именно в период расцвета массового сознания.
Наконец, четвёртое отличие украинских студентов от европейских ровесников заключается в том, что в Украине не только студенты, но и всё население значительно меньше улыбается. Настенька, жаль, что у тебя не выпало возможности побывать в Париже, но если бы ты прошлась по Елисейским полям или по любой другой улице, то первое, что бросается в глаза – это количество приветливо улыбающихся лиц. Такое ощущение, что французы беззаботны и всем довольны, что их жизнь – сплошное удовольствие и счастье. Совсем недавно я гуляла по Хрещатику в Киеве и на себе прочувствовала угрюмость и замкнутость нашего народа, озабоченность и неопределённость его положения. И мне показалось, внученька, что наших людей просто не научили ценить жизнь, радоваться одному факту присутствия в ней. А ведь во Франции или в любом другом европейском государстве, жизнь не намного легче, чем у нас в Украине. Их народы сталкиваются с такими же проблемами, как и в Украине, только в отличие от нас их со школы учат, что проявлять на людях свою неудовлетворённость жизнью – это дурной тон, или, как сказали бы французы, – моветон. Выглядеть озабоченным, раздражительным, склочным, вспыльчивым – это всё моветон, поступки, не принятые в хорошем обществе. Это невоспитанность, порок, даже хамство, потому что твоё плохое настроение должно оставаться только твоим, и ни в коем случае не распространяться на других людей. В повседневности и без твоей раздражительности хватает проблем и конфликтов, поэтому, когда человек своим плохим настроением нагнетает ат-мосферу среди окружающих, то от этого никто не выигрывает. Наоборот, внутренняя неудовлетворённость ещё более усугубляется, потому что люди на грубость и невоспитанность отвечают тем же – возмущением, предвзятостью, пренебрежением. А вот когда человек улыбается, когда, превозмогая боль души и, возможно, серьёзные невзгоды, несёт окружающим позитив и бодрость, то окружающие люди с такой же благосклонностью и предрасположенностью невольно помогают твоей душе адаптироваться, прийти в себя, восстановиться и обрести почву под ногами. Своей улыбкой ты пробуждаешь у людей положительные эмоции, которые возвращаются к тебе сторицей и энергетически заряжают, восстанавливая нарушенное душевное равновесие. В отношениях с окружающими нужно всегда руководствоваться Золотым правилом: относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. Почему в Украине этим правилом пренебрегают?
Мне кажется, что если бы в Украине родители и педагоги обучали детей больше улыбаться, смехом залечивать неудовлетворённость души и капризы настроения, то украинское общество вышло бы на новые уровни совершенства: люди стали бы больше доверять друг другу, радоваться успехам друг друга, вернулось бы участие, душевность и милосердие. Улыбка – это своеобразный знак качества, характеризующий внутренний настрой общества, его отношение к происходящим событиям и удовлетворенность жизнью.
Настенька, если бы ты улыбалась чаще, то не устала от жизни, потому что улыбка, как волшебный ключик, открывает души и сердца людей, способствует укреплению межличностных отношений и, самое главное, прочно привязывает к жизни.
Письмо девятое
Настенька, возможно, по причине того, что я не спала, возможно, из-за обострившейся чувствительности, но сегодня, рассказывая китайским студентам о богатстве русского языка, мне вдруг открылось понимание исходных причин этого богатства. Ведь действительно, Настенька, русский язык настолько многогранен и сложен, что по трудности изучения он занимает одно из первых мест. А причина наполненности русского языка смыслами и эмоциями, на мой взгляд, заключается в богатстве культурного наследия русского народа и сложности его судьбы. Те чувства и эмоции, которые на английском языке описываются несколькими словами, в русском языке оттеняются десятком слов. Эта сложная языковая палитра сложилась в результате глубоких переживаний и социальных потрясений, которые преследовали Киевскую Русь на протяжении всей её истории. В русском языке смешалась и боль от монголо-татарского ига, и постоянные войны с Европейскими и Скандинавскими соседями, и внутреннее перерождение, связанное с возрождением Киевской Руси, но уже на основе Московского княжества, этнически другого народа. Богатство чувственно-эмоциональных переживаний русских связано ещё и с тем, что мы приобщили к своей культуре традиции соседей, наших завоевателей или тех, кого мы побеждали. В русской культуре перемешались традиции Азии и Европы, язычества и мусульманства, католицизма и православия. Мы много приняли в себя чужого и стали считать его своим. Богатство наших чувств и эмоций мы научились передавать своими и чужими словами, которые со временем тоже стали нашими, потому что прижились у нас, обогатили наш словарный запас и расширили возможности вербального донесения оттенков чувственно-эмоциональных переживаний. Великими русскими поэтами и писателями, обогатившими и расширившими возможности русского языка, становились не совсем русские люди, но они становились нашими, классиками русской литературы. Вспомни родословие Александра Пушкина, Николая Гоголя, Александра Герцена, Афанасия Фета и многих других. В их жилах текла кровь других народов.
Я не считаю себя большой специалисткой в истории, но мне кажется, что Киевская Русь, перешедшая в состояние Московского княжества, потом Российской империи, СССР, и в конце распавшаяся на содружество независимых государств (СНГ) на себе познала такое количество разрушительных войн, какое не ведало ни одно другое государство мира, а народ Киевской Руси – русские, украинцы, белорусы и другие нации и народности – так часто соприкасался со смертью, что страдания и тревога стали обратной стороной их жизни. Для русских людей жизнь обретает смысл и значение только тогда, когда рядом её оттеняет горе, трагедия и прочая наволочь. Возможно, поэтому всех, кто творил историю Киевской Руси вплоть до наших дней, при жизни хулили, унижали и притесняли, и только доведя их до смерти «братья» и «земляки» успокаивались и обнаруживали значимость загнанного ими человека. И с такой же напористостью, прямолинейностью и бескомпромиссностью, с какой человека затравливали в могилу, его начинали славить, возвеличивать и возносить на пьедестал. Героями у русских, к сожалению, становятся только мёртвые.
Близость тем смерти и героизма, смерти и подвига, смерти и жизни у русских людей настолько укоренилась, что когда новые поколения забывают о смерти, растут в обстановке мира, добра и благополучия, для них понятия героизма, подвига и долженствования теряют ценность и актуальность. Родители, ограждая своих детей от контакта со смертью, невольно отодвигают на второй план и ценность самой жизни. Мы, наследники Киевской Руси, почему-то не умеем ценить жизнь в благополучии и здравии, в счастье и мире. Мы открываем для себя богатство и красоту жизни только на фоне каких-то крайностей: смерти, неволи, болезни, кризиса, или же на фоне алкоголизма, наркомании, тоталитаризма. И это происходит только у нас, у русских.
Знаешь, Настенька, раскрывая перед тобой особенности становления своего внутреннего мира в первые двадцать лет своей жизни, я обнаружила важную закономерность – со мной и с моим поколением все эти годы плечом к плечу прошла тема смерти. Если внимательно всмотреться, то она присутствует практически в каждом моём воспоминании из детства, подросткового периода, юности. Паренёк из соседнего класса поехал к бабушке на каникулы в Белоруссию и там подорвался на мине. Практически все ученики нашей школы рыдали на его похоронах. Кроме этого я отчетливо помню, как мы хоронили соседа дядю Вову, героя-разведчика. Ему едва исполнилось сорок лет, но тяжёлые ранения вывели его из строя живых намного раньше положенного срока. С его дочкой Надей мы все старались дружить, хотя у неё был скверный характер.
Во многих моих памятных событиях присутствует тема смерти: слишком свежи ещё оставались воспоминания очевидцев войны, ещё не зарубцевались душевные раны от потери близких, вокруг нас часто умирали раненные на войне люди. И это незримое, но постоянно ощущаемое присутствие конца жизни, постоянное напоминание о временности нашего бытия и о непродолжительности нашего присутствия в жизни, совсем по-иному настраивало и воспитывало нас. Моё поколение воспитывалось на понимании временного присутствия каждого из нас в жизни, на по-разному воспринимаемом, но главное, осознаваемом, контрасте между жизнью и смертью. Каждый из нас мог легко найти смерть в
