повседневной жизни, но именно эта доступность смерти делала саму жизнь такой бесценной и желанной.
Наше поколение, как и любое поколение, прошедшее войну и послевоенные годы, понимало, что мы гости на Земле, и поэтому именно как гости – вежливо, тактично и с уважением – мы должны вести себя, находясь в сфере жизни. Наше взросление бок о бок со смертью привело к тому, что, во-первых, мы не боялись смерти, потому что какой герой боится смерти? А, во-вторых, мы слишком рано научились ценить жизнь. Как можно пренебрегать тем, что и без того нам дано на очень короткое пользование?
И вот здесь, Настенька, я бы хотела, чтобы ты представила меня двадцатилетнюю и вспомнила себя в свои годы. Представила? Как ты думаешь, какая основная мировоззренческая характеристика нас отличает? Правильно, отношение к жизни, уважение к ней и понимание её ценности. В свои двадцать лет я не просто хотела изменить мир, я была уверена, что у меня это получится. Во мне воспитали уверенность в своих силах, нацеленность на результат, я хотела созидать, творить и преобразовывать. Я уже понимала цель своей жизни – показать людям на планете их образ со стороны и помочь довести его до более высоких уровней совершенства. При этом я понимала, что прежде чем что-то показывать людям и направлять их, я должна сама достичь максимального совершенства. Только начав с себя, достигнув гармонии на уровне ума, души и тела, я могла завоевать их уважение и авторитет, заставить прислушаться к своим словам и к тому выбору, который я предлагаю.
Внученька, в двадцать лет меня переполняли планы, манили перспективы, и я с трудом справлялась с пробуждёнными и рвущимися на волю желаниями. Я не сомневалась в своих силах и верила в поддержку окружающих людей. Я чувствовала свою сопричастность с историей и знала, что развиваюсь в поколении, которое эту историю вершит. Я шла в первых рядах с теми, кто строил общество будущего – коммунизм, и все мои желания и цели основывались на уважении к жизни и понимании её временности. Я хотела жить быстро, красиво и содер-жательно!
А как ты в двадцать лет относишься к жизни? Возможно, я ошибусь, маленькая, возможно, что-то преувеличу, но в двадцать лет ты мне очень напоминала тех студентов, которых я постоянно наблюдаю из окна своей киевской квартиры. Ты очень похожа на них: робкая, растерянная, угрюмая, неуверенная в своих силах. Я видела, как ты испугано стояла у открытых дверей в самостоятельную жизнь и боялась в неё войти: за ней находилась совершенно незнакомая для тебя среда, пугающая шумом, страстями и конкуренцией. Именно от страха и неподготовленности к ней твоё поколение входит в эти двери группами, с оглядкой и подобострастием. В вас нет внутренней уверенности в себе, того индивидуального глубинного стержня-содержания, на который можно опереться и противопоставить себя чужой среде и агрессивно настроенному окружению. Поэтому вы ищите поддержку извне, опираетесь на малознакомых людей, случайно оказавшихся рядом, загружая их своими про-блемами и перекладывая на их плечи свои заботы и нереализованность. Вы слабы духом, компенсируя внутреннюю трусость надеждой на силу массы. Вы не умеете слушать и налаживать коммуникативные связи со старшими поколениями, воспринимая сказанное ими в штыки, а сделанное как агрессию. Именно поэтому реальная жизнь вместо вдохновения и желания самореализации вызывает у вас страх – дикий, животный, неподобающий человеку. Вы, как загнанные зверьки, видите во всём недоброжелательство и огрызаетесь даже на тех, кто протягивает вам руку помощи. Страх перед жизнью выталкивает вас из реальности, и ваша слабая и не готовая к конкуренции психика ищет для себя иные миры самореализации: или виртуальный мир, заболевая игроманией, или мир абстракций и иллюзий, превращаясь в структурно и функционально изменённую психику наркоманов, алкоголиков и токсикоманов. Вы сами приду-мываете для себя новые, облегчённые пространства для самореализации, в которых представляете не свою реальную сущность, а аватары – собирательные образы монстров, в которых бьются сердца мышат.
Малышка, откуда у тебя взялся этот страх перед жизнью? Почему меня в двадцать лет жизнь манила и притягивала, и я готова была к борьбе и даже поражениям, а ты оказалась совершенно неподготовленной к тому миру, в котором я и твоя мама реализуем себя, и довольно комфортно себя чувствуем? Внученька, ты не подумай, что я снимаю с себя ответственность за произошедшее с тобой. Я признаю свою вину и кладу голову на плаху – в первую очередь в твоей слабости и неподготовленности к самостоятельной жизни виновата одна я. Настенька, я слишком любила тебя и оберегала твой внутренний мир от стрессов. Ты была для меня всем: воздухом, природой, жизнью. Именно моя безмерная любовь сделала тебя слабой, и ты, внешне красивая, материально обеспеченная, независимая, оказалась беззащитной и неподготовленной на уровне внутреннего мира. Ты оказалась лёгкой добычей более сильных психик, реализующих себя за счёт таких, как ты. Ведь в повседневной жизни конкурируют не наши тела, а наши психики – внутренние «я». А ты в свои двадцать лет, к сожалению, воспринимала жизнь не как пространство для самореализации наиболее сильных и устоявшихся психик, а как игру, сказку: с доблестными принцами, лёгкими, открытыми отношениями и счастливым концом.
Прости, милая, за эту навязанную иллюзию; на самом деле, жизнь – это не сказка. Теперь мы все в этом убедились…
Настенька, я жалею только об одном, что ваше поколение не знало смерти. Для любящей бабушки это, возможно, звучит кощунственно, но сравнивая твою и свою жизнь, я констатирую, что ошибка моего поколения заключается в том, что мы слишком оберегали вас от реальной жизни, что своей жизнью и своим трудом мы скрыли от вас тему смерти. А я уже говорила, что у нас, у русских, так повелось издревле, от наших корней: забывая о смерти, мы перестаём ценить благополучие сегодняшнего мира. Моё поколение выросло в послевоенные годы, поколение твоей мамы ещё воспитывалось на темах войны, а вот для вашего поколения тема смерти уже не являлась злободневной. Вы выросли в достатке и сытости, вы мир стали воспринимать не как тяжёлый труд предшествующих поколений, не как общечеловеческую ценность, а как данность, само собой разумеющееся явление. Тема смерти утратила для вас свою актуальность, и вы перестали смотреть на жизнь как на дар, ниспосланный вам не для развлечения и праздности, а для самореализации и укрепле-ния рода. У вас изменилось само понимание жизни: если для нас жизнь – это праздник, яркое мгновение, вдохновение, возможность оставить после себя след в истории цивилизации, то для вас жизнь стала рутиной, обыденным явлением, повседневностью. По вашему, жить – это заставлять себя работать там, где больше платят, при этом заработанные деньги тут же тратить на вещи, развлечения и «отдых». Вы научились жить в долг, связывая свои внутренние потенциалы кредитами и долговыми расписками. Вы спешите не реализовать внутренние возможности своей психики, а обрести конкретные материальные ценности: дом, машину, возможность путешествовать, жить стильно и ярко. Ради этого вы уже до тридцати лет заковываете себя в финансовые обязательства, не понимая того, что все эти взятые в кредит вещи искажают и разрушают полноценность вашей самореализации. Что именно из-за этих надуманных ценностей вы вынуждены самореализовываться, исходя не из природной направленности вашего внутреннего мира, а из необходимости отрабатывать проценты и долги. Вы становитесь заложниками вещей, а ваша жизнь превращается в рутинную отработку долговых обязательств.
Но жизнь как вдохновение и жизнь как рутинная работа во имя сомнительных с точки зрения полезности вещей и развлечений – это два совершенно разных определения! Получается, что старшие поколения по-прежнему ведут себя в жизни как гости, а вы относитесь к ней как хозяева – приходите, словно навсегда. Но к жизни нельзя так относиться: чем вежливее и культурнее мы ведём себя в ней, тем больше возможностей она раскрывает перед нами, тем больше мы успеваем сделать и вкусить, познать и испытать, испробовать и реализовать. А те вещи, которыми мы пытаемся привязать себя к жизни – автомобили, яхты, апартаменты, брендовая одежда, драгоценности, – не вечны, поэтому совершенно не стоят того, чтобы мы разменивали на них годы своего присутствия в мире…
Настенька, устала я обнажать свои мысли. Не знаю, на-сколько у меня это получается, но я пытаюсь свою душу вложить в строки и передать тебе не просто слова и идеи, а именно нарастающее беспокойство чувств, эмоциональную насыщенность жизненных ситуаций, выстраданный и горечью ошибок окропленный подтекст своих заключений и выводов. Всё, о чём я рассказываю тебе, внученька, для меня не просто слова, а мой жизненный опыт, построенный на реальных событиях, пропитанный моими переживаниями, сомнениями и чувствами. Всё сказанное тебе многократно переосмыслено и передумано, наполнено болью, бессонными ночами, душевными сомнениями и печалями.
Оказывается, действительно письма трудно писать, потому что приходится не только возрождать и заново переживать уже устоявшееся и отболевшее, а словно вырывать из своей груди уже прожитые эпизоды жизни, выставлять их на обозрение, а потом сжигать навсегда: безвозвратно, без права на восстановление. А ведь вместо них остаётся пустота, медленно заполняющаяся болью…
Письмо десятое
Здравствуй, Настенька, это снова я. Возможно, в предыдущем письме я слишком резко высказалась о тебе и твоём поколении, но, честно, не хочу извиняться, потому что всё, о чём написала – это моё личное мнение, которое сформировалось в результате длительных наблюдений за тобой и твоим окружением. Возможно, я не права, но меня никто не лишал права высказывать свою точку зрения, точно так же, как никто не лишал тебя и твоё поколение права выбирать: прислушиваться к ней или нет. Я ведь, милая, в течение всей своей жизни старалась говорить и делать только то, что думала, чувствовала и понимала, что соответствовало моему внутреннему миру. Именно по этой причине, добившись авторитета в Украине, имея матери-альный достаток и довольно высокий социальный статус, я, на удивление многих, в середине 1980-х оставила семью и выехала работать заграницу, в Европу. И только здесь, во Франции, я снова вернула себе ощущение свободы, к которому привыкла с детства, которое воспитали во мне родители и социальная среда, и которого мне стало катастрофически не хватать в начале 1980-х годов в СССР. Возможно, это дико звучит, но именно Советский Союз, его система воспитания и образования во времена правления Никиты Хрущёва и в первые годы руководства страной Леонидом Брежневым, пробудили и закрепили во мне и в моём поколении чувство свободы, гордости за свою Родину, уверенность в её перспективах. И сейчас, когда я слышу о тоталитаризме, беззаконии, ущемлении человеческих прав в СССР, я не понимаю, на какой доказательной базе эти выводы основываются? На себе я этого не ощутила, наоборот, во мне воспитали чрезмерно обострённое чувство независимости, свободомыслия и
