«Нельзя, нельзя, что ты!..», и кто-то каркнул из-под ног «Легко, легко, всё можно, всёможно!» - и это сработало как детонатор для бомбы, как нажатый спусковой крючок давно заряженного пистолета, - Дьявол вышел, вышел – и взял всё в свои руки, - а Артист шарахнулся в уголок сознания, с облегчением уступая тому место и власть.
Широко размахнувшись, он с силой ударил старушонку чуть выше левого виска, - он был выше её, - около уха, прямо по чёрному выношенному шерстяному платочку, - и от удара её лёгкая головёнка мотнулась в сторону, и она лёгким снопиком тут же и упала набок, выронив из рук вязаный беретик для подаяний.
Дьявол постоял над ней, смакуя новое ощущение… Грома оваций не было. Света софитов тоже. Не было зала - был заплёванный подземный переход, давно не видевший уборки, с кучками мусора; теперь тут серой ещё одной кучкой лежала мёртвая нищенка. Только что убитая им. «Забавно» - пробормотал он, наклонился и поднял выпавшую из беретика конфету. Это был дешёвенький соевый батончик в пёстрой обёртке. Он развернул его, куснул за край, - батончик был старый, совсем засохший. Засунув его в рот целиком, он захрустел им, старясь разжевать. «Забавно» - вновь пробормотал он, теперь рассматривая боёк молотка, - крови не было. Он сунул его вновь за пояс, прикрыл полой рубашки. Надо будет найти себе что-нибудь понадёжнее, со временем, конечно. А сейчас, сегодня – или завтра, надо навестить Арханта. Как, говоришь? Нуб и лузер, да? Нубяра, играть не умеешь, проигрывать не умеешь, чмо? Ну-ну… Хорошо бы чтоб открыл дверь не он, его сразу бы не хотелось, есть у нас с ним что обсудить, - уже буднично, как о деле решённом, подумал он, - и сумку нужно будет с собой взять, вместительную сумку. Должно же там быть что пожрать?..
ВОВЧИК – ХОРЁК
Вовчик был другом детства. Ещё с детского сада. Их, тёзок, так и различали: Вовка и Вовчик. Трудно было найти больших противоположностей: Вовка всегда был заводилой, душой компании, его всегда любили девочки – ещё с того же детского сада, потом в школе и институте – девушки, и трудно было не влюбиться в высокого светловолосого голубоглазого красавца с обаятельной улыбкой, да ещё склонного к здоровому авантюризму; Вовчик же носил гордую фамилию Хорь, переделанную сверстниками в «Хорька», по жизни был мальчиком болезненным и далёким от физкультуры, зато много читал, много рассуждал, - но за рассуждения ведь девушки не любят… Вполне среднего роста, далеко не крепыш, он постоянно находился в тени своего яркого друга. Впрочем, за Вовчика Вовка всегда охотно вписывался, и череда расквашенных носов и «набитых морд» за одно только обзывание того «Хорьком» тянулась через школу ещё с детского сада; хотя, надо признать, Вовчик на «Хорька» реагировал вполне индифферентно, - привык.
В Вовчике и правда было что-то от хорька – небольшой и суетливый, запасливый, с постоянно опасливым выражением на лице, недоверчивый и неверящий ни в какую любовь кроме материнской, и ни в какую дружбу кроме как с Вовкой, он напоминал хищного маленького зверька. Его воспитывала мать-одиночка, она одно время работала у отца, мальчики ходили в один детский садик и через это были знакомы. Неудачи в личной жизни мама Вовчика реализовала в воспитании маленького сына, всячески вкладывая в него недоверие и опаску перед жизнью, и он вырос таким – опасливым и недоверчивым, готовым спрятаться в норку при первом признаке опасности или куснуть при опасности явной. Девушки его не любили за неброскую внешность и постоянную готовность к обороне, не важно от какой опасности, настоящей или мнимой, готовность ощетиниться при любом шутливом замечании, и он платил им в ответ напускным презрением, хотя в глубине души невыносимо страдал от отсутствия внимания сверстниц. Но товарищ он был хороший и друг надёжный.
Три года назад, когда Владимир собирался спешно отчалить в Штаты чтобы сразу убить двух зайцев: уйти из-под статьи, подождав пока уляжется шум после наглых гонок с полицейскими, сопровождаемыми к тому же стрельбой, что отец через адвакатов и местную прессу постарался раздуть чуть ли не как полицейский произвол и расстрел мирных граждан; и «изучать историю и политологию» под руководством профессора Лебедева; у Вовчика нашлось новое увлечение, полностью соответствующее его хорьково-хомячьей натуре – он увлёкся сюрвивализмом.
Сюрвивализм, то есть по-русски «выживание в БП», - «А что такое, Вовчик, «БП?..»
- Ну как же, что ж ты не знаешь, этот термин сейчас повсеместно принят – БП он и есть БП, это «Большой Пэ», ну, это… большой пизд.ц, иногда ещё для стёба говорят «Большой Писец» или просто «полярная лисичка», - видно было что уж чём в чём, а в терминологии сюрвайверов он уже поднатаскался. Вовчик с горящими глазами поведал другу что наша цивилизация доживает последние дни, что нужно готовиться спасаться, а стало быть – запасаться! От чего спасаться? Да я же говорю, - от пизд.ца! Чем запасаться? Хо-хо! Да вот! – и он продемонстрировал распечатанный длинный список «необходимого», тщательно отобранный во время серфинга по сюрвивалистским сайтам; который многозначительно-непонятно назвал «списком ништяков»; вдобавок заверив, что «это не всё, это далеко не всё, это я только начал, чтобы потом восстановить цивилизацию надо, Вовка, очень-очень многое!..»
Владимир взял список и пробежал глазами. Чего там только не было! Продукты питания, инструменты – от походных ножиков до столярных и слесарных наборов, верёвки-тросы, аптека с кучей наименований, всевозможная туристская шняга, одежда и обувь, домик в деревне… внедорожник… отсюда поподробнее, Вовчик, - зачем внедорожник? А, чтобы эвакуироваться в домик в деревне, конечно… А в аптеке ты разбираешься, в медикаментах? Что, уже на курсы первой помощи записался? А что такое «пила джингли?» Нефига себе, тоже нужно?? Ну ты даёшь!..»
Зато через месяц, когда перед отъездом Владимир на папины же, естественно, деньги, устраивал для однокурсников и, естественно, однокурсниц «отвальную» на природе, Вовчик продемонстрировал свои первые успехи на ниве сюрвивализма: он явился на место сбора в камуфляже и высоких шнурованных ботинках – берцах, ловко поставил палатку («Дома тренировался, Вовк, прикинь! Прямо посреди комнаты!») и уже менее ловко, но упорно занялся разведением костра. И тут же получил первые «бонусы» от однокурсниц: «Вау, Вовчик, ну ты прямо «коммандо!», Шварцнеггер со Сталлоне в одном флаконе прям, хи-хи, а лицо чёрными полосами мазать будешь?» и сдержанное одобрение от парней:
- Вовчик, а штопор у тебя есть? Есть? Класс. Давай. А консервная открывалка?.. Зашибись. Вино будешь? Костром пока займёшься? – а, ну как хочешь…»
Толком объяснить, отчего должен прийти конец цивилизации Вовчик не мог, на прямые вопросы нёс что-то уклончивое, где были и атомная война, и «тектонические процессы в земной коре» или падение на землю кометы, и всякие природные катаклизмы типа наводнения, торнадо, землетрясений и отключения канализации. Но что «готовиться» нужно – он знал с полной определённостью! Немного со временем научившись разбираться в сущности поведенческих реакций хомо сапиенсов, Владимир сделал вывод, даже как-то сформулировал: что это своего рода позиция таракана: сублимация отсутствия безопасности по причине перенасыщенности негативной информацией и небезопасных/хреновых условий жизни, невысокого социального положения. Вроде «вот я соберу полную коллекцию вещей и мне ничего не страшно.» Так же негативная позиция по отношению к обществу, социофобия и своего рода обреченность вследствии собственного бессилия компенсируется накапливанием ништяков и забиванием на других. Ибо БП всех уровняет и сделает мир справедливым. Нежелание быть в коллективе - опять же социофобия вследствии постоянного потока негативной информации с экранов телика/монитора. Компенсационный психологический механизм, можно сказать.
Больше всего его удивило, что сам профессор Лебедев в Штатах, седой худой дядька примерно отцова возраста, по виду – типичный «профессор»: очки, костюм-тройка, трость, академический апломб, - оказался тоже в чём-то «не чужд». Побывав в подвале его дома, он был поражён, с какой продуманностью там были собраны те «ништяки для выживания», о которых вожделел на далёкой Родине Вовчик: тут были и запасы консервированных и сублимированных продуктов, не просто стоящие в банках и упаковках на длинных стеллажах, а подуманно расположенные на наклонных полках, чтобы осуществлялась естественная ротация: взял снизу – а свежий, только что купленный продукт заложил сверху; средства фильтрации и обеззараживания воды и воздуха, устройство принудительной вентиляции, даже противогазы - и всевозможные средства освещения и готовки пищи – от газовой барбекюшницы до наборов одноразовой посуды и стопок упаковок салфеток и пипифакса; арсенал же престарелого профессора, живущего только с ровесницей-женой, весьма средний, как он заметил, по американским меркам, не оставил бы равнодушным ни одного мужчину.
Тогда ещё профессор только присматривался к новому студенту, хотя бы и сыну старого друга; тогда ещё Владимир не получил неофициальное звание «любимого ученика», и профессор отговорился тем, что «в Америке так принято, это страна путешественников и эмигрантов, иметь запас автономности на полгода – год вполне нормально; напротив, недоумение вызывает человек, запаса не имеющий». Это, как потом понял Владимир, были только отговорки, далеко не все в Америке запасались, далеко не все имели дома оружие и уж точно далеко не все бы разделили теорию профессора Лебедева о «самоочищении земли», - хотя, дорожа местом в престижном университете, профессор и не обнародовал свои выводы из наблюдений за ситуацией в мире, боясь прослыть параноиком и несерьёзным человеком, - а «выпасть из социума», это, как вскоре понял сам Владимир – самое страшное, что может случиться в Америке с человеком…
С тех пор Володя стал относиться к увлечению Вовчика-Хорька с некоторым пониманием, и за три года переслал ему из Штатов немалое количество выживальщицких ништяков, на коих тут, действительно, процветала целая индустрия. А вот отец такой подход не разделял, и в беседах по скайпу всё это запасание называл не иначе как барахолкой, делая упор на социальные связи и социальную же адаптированность. Потому и фонарик пришлось покупать втридорого у таксиста, не было топлива в автоматически запускающемся при выключении света генераторе, не было запаса консервов… Впрочем, подумал Владимир, фонарики-то должны быть, - куда делись? Спёрли? Кто? И свечи в подсвечниках, кстати, были начатые, уже кем-то зажигаемые раньше, - сразу-то не обратил внимания, - отец точно не стал бы держать в парадных подсвечниках уже траченые свечки…
Набрав утром без особой надежды номер Вовчика, и уже прикидывая, что к нему придётся ехать чтобы выяснить обстановку лично, он с радостью услышал что гудки прервались, и после паузы осторожный голос спросил:
- Кто?..
- Да я, я это, Вовчик, - Вовка! Чёрта ли у тебя мобильник отключен, на городском трубку не берёшь??
- Вовка!!! Вован!! Ураааа!!! Приехал!! – радость у Вовчика была глубока и искренна, как у
