скептически ухмыльнулся.
— Так ведь и правят, чтобы не управилась. Навоз дороже урожая, — брезгливо бросила Манька. — Я личину вашу давно поняла. Да только и я не лыком шита. Доберусь я до твоей Помазанницы!
— Нет у тебя шансов против лома! — осудил Дьявол.
— А я доберусь! — пригрозила она.
Дьявол помолчал. И вдруг твердый взгляд его стал азартным, а в глубине черных глаз загорелся далекий свет, словно загорелась в темном небе голубая звезда.
Он улыбнулся про себя:
— Вот что думаю, поднесу-ка я Их Величествам подарок… — почесал он лоб, наморщив его. — Вроде как сунули в пекло, но ведь ума не хватит рассмотреть. А мне… — он на мгновение задумался, покачивая головой. — Что мне? Грех не подсобить. Кому как не мне знать, что имеет оно некоторую пространность? — взглянул на нее, обращаясь уже к ней с упреком: — Должен же кто-то поучить бессовестные твои зенки уму-разуму! Подвиг Благодетеля народу в радость, и наука всякому Городу Крови.
— При чем тут пекло? Житья от вас нет! — зло процедила Манька, с торжеством обхватив корень в земле.
— А вот это ты зря! Все так думают, не желая пекло образумить, — Дьявол вдруг сменил гнев на милость, протянул руку. — Хочешь не хочешь, а когда железо подняла, побороться с ним решила.
Манька лишь скривилась, бросив на протянутую руку уничижающий взгляд. Она уже держалась крепко, вгоняя посох глубже, чтобы не соскользнул, колено ее упиралось в корни, скрытые под землей. Поднатужилась, силилась завалиться на тропу всем телом.
Против воли Дьявол взял за шиворот, втащил и усадил на твердую землю, пристроившись рядом. Крепко обнял за плечо, с прищуром примериваясь к расстоянию, которое она поборола.
— Надо же, и болото тебе нипочем! — рассмеялся он.
Манька смотрела в ту же сторону с ужасом и радостью. В том месте, где она боролась за свою жизнь, топь стала грязной и густой, и поднимались кверху пузыри, словно в глубине дышало чудовище. Только сейчас она почувствовала, как слабеют руки, становятся ватными ноги, а продрогшее тело сводит судорогой. Болото ее больше не манило ее глухой безотчетной тоской. И не манил остров, теперь она без сожаления могла оставить его, и вряд ли вспомнила бы, даже если утонет.
И она вдруг растерялась. Только Дьявол мог управлять временем. А разве не Дьявол был все это время рядом? Она шла за ним, не думая, что на сотни верст ни одного живого существа, а кругом трясина, топь, и каждый шаг может оказаться последним. Но почему он издевался над ней? Почему не скажет: «Пусть говорят, а ты не верь!» — и она простила бы ему все зло в мире — но он не говорил. А вдруг ждал и не верил, что сможет? Наверное, Благодетельнице тоже было нелегко подняться над всеми. Значит, было, за что ее любить, а что сделала она?
— Не надо, — бросила она отрывисто, дернув плечом.
— Обычно народец не слишком пеклу рад, особенно когда определился не в том направлении, — вздохнул Дьявол, убирая руку. — Да только время не течет в три конца, когда его в два проскочили: в Бытие, согласно законному пришествию, и в Небытие, когда сказал себе «азм есть!» и понял, что везде лучше, где Дьявола нет, — он задумался, подбирая слова. — Ведь больно тебе, знаю. Чего ради терпишь, если в сараюшке твоей боль была другая?
— Так то не физическая! — прямодушно ответила Манька. —Язвы тела болят, но зарастают, а если болит душа, жить больно. Там у меня надежды нет, а здесь она есть.
— Это не души боль, а сознания, — поправил Дьявол. — Помнишь, я говорил про мудреца. Он учил: кто собирает, отнимая у души своей, тот собирает для других, и благами его будут пресыщаться другие. Твоя душа расстроится, если узнает, что ты по миру ищешь добро, которое она отняла.
— Я ни у кого ничего не отбираю, — с обидой ответила Манька. — И как моя душа могла что-то отнять у меня? Нет, — она покачала головой. — Не я у себя отнимаю. Но прежде, как увидит меня человек, он уже имеет представление. Я просто почувствовала однажды, что все, что обо мне думают, я знаю. Не могу объяснить как — это внутри меня, будто я слышу голос. А потом внезапно поняла, что не только я его слышу, люди становятся глухими и слепыми и я уже ничего не могу ни показать, ни объяснить, ни доказать. «Что ищете ее, вот она я, Спасительница Ваша!» — говорит твоя Помазанница, а где она? Ее нет! — она покачала головой: — Люди уходят, но не к ней же, дошли до первого человека, и пусть он хуже, но он им не в тягость. А если не послушались голоса, к ним обязательно придут и заставят сделать так, как голос приказал.
— А ты не ошибаешься? — хитро прищурился Дьявол.
— Ну, хорошо, — согласилась Манька. — Пусть я придумала. Тогда почему люди придумывает небылицы? Почему бы не сказать, что не устраивает моя работа или я сама? А они говорят, что есть те, кто хочет иметь с ними дело, но только если меня не будет. Приходят! — уверенно кивнула она. — И убивают моих собак, и пускают сплетни.
— По большому счету, тот, кто раздает деньги, должен проверить человека на предмет благонадежности. Проверили, засомневались, выставили, — усмехнулся Дьявол. — А чтобы совесть успокоить, придумывают.
— Нет, — Манька в сомнении покачала головой. — В других местах порядка тоже нет. Взять, к примеру, налоговую. Пришла я, выстояла четыре часа. И подошла, наконец, моя очередь, а инспектор говорит: «Приказ у меня, только одно предприятие могу принять». Еще час отстояла. И второй инспектор говорит; «Уточненную декларацию принять не могу, ее только через ЭСО». Я говорю: «Тогда я через почту пошлю». А они в ответ: «Не уложитесь в десять дней — оштрафуем!» И стояла я еще три часа. А сколько денег взяли! Но ведь я не одна, людей там было больше сотни. И все понимают: сделать ничего нельзя — так приказал голос. Так разве ж не в Благодетелях дело?
— А это, Маня, выявляется слабое звено, — Дьявол смочил в воде платок и подал ей. — Вот пошел человек жаловаться — и все, разжаловали, неблагонадежен, не имеет должного смирения.
— Но я-то заранее знаю, что случиться, и я боюсь, — призналась Манька. — Но то, что я чувствую, все равно происходит. Значит, кто-то есть. Я бы не расстраивалась, но где взять помощь в таком деле, которое люди делают сообща? Почему за ту же плату человек изводит мои материалы, и радуется, что сделал меня нищей, а другому честно отрабатывает ее?
— Ох, Манька, — тяжело вздохнул Дьявол. — Не стану скрывать, враг твой намертво к тебе приколочен. Так человек проклятый уходит из жизни. Барахтайся, не барахтайся, а поле занято. Соль делает землю безводной пустыней, и соль твоя — мерзость передо мной.
— Какая еще соль?
— Твое железо, имя ему — Кровь! Выпить ее — страшная сила нужна человеку. Помню, были люди в стародавние времена, которые в огне не горели и в воде не тонули, — ударился Дьявол в воспоминания. — Могли и над временем себя поставить. И Земля Моя до сего дня не отпускает их, говорит: «Как живого-то хоронить?» Так ведь и черти им рады, — рассмеялся он. — Скучна, говорят, жизнь без грешника, который не способен рог измерить, в очередь к ним стоят. И не знаю, как извести народ сей, — Дьявол безнадежно и расстроено махнул рукой. — А как предлагаю пожить в другом месте, просят показать Рай, который был бы не на земле устроен. А как покажу, если не вхож к Батюшке Моему? А ну как ты из их числа?
— Я не геройствую, я просто пытаюсь что-то изменить. И если для этого надо лезть в пекло, пусть будет так, ну, согреюсь, — невесело пошутила Манька.
— Ладно, доведу до пекла, посмотрю, чем это мне обернется, — тяжело вздохнув, согласился Дьявол. — Спешить-то нам все равно некуда, твой конец за мой не заскочит. А если заскочит, Бытие с Небытием поменяются, и тут не только мне, но и Абсолюту голову снесет. — он потрепал ее по грязным и мокрым волосам: — И будет у вселенной новая Манькина голова!
Манька размышляла. Сегодня она снова простила Дьявола, а он как будто не замечает, что сердце ее щемит от нежности и теплые чувства рвутся наружу, наворачиваясь слезой благодарности.
— Что, Абсолютный Бог не захочет стать Бытием? – грустно усмехнулась она. — Мне кажется, люди обрадуются. Тебя они за Бога не считают.
— Абсолютный Бог всегда Бытие, — осудил Дьявол. — В Нем столько возможностей, что до сего дня не перестаю черпать вдохновение. Вся земля взята от Него, и все, о чем бы ни попросил, даст мне. Абсолютный Бог — Душа моя, и Дух Мой лежит на Нем. Сочувствую всякому, кто устремил к Нему ноги. Я не рукотворное творение, но даже я не всегда могу с Ним поладить. И нет-нет, мы обмениваемся между собой воинами Света и Тьмы.
— Ну, ты, конечно же, с воинами Света, впереди, на белом коне… — усмехнулась она.
— Нет, — не согласился Дьявол. — Я с воинством Тьмы и исподтишка. Потому и тренирую бойцов, не обращаясь к ним напрямую. Зомбирую, чтобы не остановились, когда Абсолютный Бог предстанет пред ними. А если вдруг про меня спросит, участие мое не подтвердилось бы ни прямыми уликами, ни косвенными. К чему мне ссориться с Душою? И бегут от меня люди, и третируют Батюшку, и поднимают новую землю, расширяя мои вселенские пределы. Хочу, — доверительно поведал он, хитро прищуриваясь, — чтобы земля стала такой же огромной, как Бездна.
— Это как?!
— Ты и так нас с Абсолютом рассмотришь, и так — и все равно будет не по-твоему, — Дьявол поднялся, протягивая ей руку.
Манька невольно позавидовала — никакая зараза к нему не пристает. Был Дьявол чист, как будто и не сидел в грязи по пояс. А ей бы не помешало помыться. Вдруг пришла на ум баня, таз горячей воды и березовый веник — сразу стало теплее, страх отступил.
— Хватай руку, а то свалишься, как отрок, который заснул над мутью и перед всем миром выпал замертво из окна. И даже апостол Павлик не смог объяснить этот феномен. А он, знаешь ли, грамоты имел при себе и каждый день вчитывался в произведения мудрецов, расшифровывая иногда умнее, чем сам мудрец. Пришлось пригласить на освободившуюся вакансию другого отрока. Вот как иногда бывает полезно разобраться с мутью.
Манька еще раздумывала, принять помощь или нет.
— Но зачем же ты меня позвал на эту обманку? — укорила она его. — Почему не предупредил, что опасно?
— Я же Бог Нечисти, с какой стати мне объяснять, что кругом болото, в котором утонули две глубокие реки? Человек должен сам уметь принять мудрое решение, имея перед глазами только факты. Сам! А ты разве своим путем следовала? Что бы я ни сказал, ты винила бы меня, что упустила шанс и не ступила на эту зеленую полоску. Но к чему мне брать на себя такую ответственность?
— Ну…
Манька задумалась, чувствуя себя виноватой. Сказать в свое оправдание было нечего — да и надо ли? Век живи — век учись.
— Так всегда бывает, когда болезнь позади, ты уже над болезнью, — спокойно констатировал Дьявол.
Она молча кивнула.
И вдруг Манька почувствовала, что кто-то (или что-то) схватил ее за ноги и рванул вниз. Она едва успела схватиться за посох, чтобы не съехать по мыльной глине обратно в топь, испустила испуганный вопль, рванувшись к Дьяволу.
Тот, кто тянул ее вниз, держал крепко.
Но теперь и Дьявол тянул ее на себя, не уступая по силе. Манька почувствовала, что сейчас ее разорвут.
— А-а-а! — заорала она что есть мочи. Сообразив, что Дьявол хотя бы тащит ее на белый свет, ухватилась за него рукой, другой выдернула посох и начала
