- Что я думаю? – отложил я книгу. – У нашей кооперации немало препятствий, которые трудно преодолеть, - начал я.
Майк с надеждой ожидал продолжения моего ответа.
- Майк, ты освобождаешься в марте 2002 года. А я – в начале ноября 2001 года. А возможно, меня и раньше вышлют отсюда. Если бы я, освободившись, пусть на четыре месяца раньше тебя, мог оставаться в Англии, тогда мы могли бы встретиться и вернуться к твоему плану. Но проблема в том, что когда тебя освободят, меня, вероятно, уже не будет в Англии. И въезд сюда для меня будет закрыт. К сожалению, у нас с тобой не складывается во времени и пространстве. И мы не в силах изменить эти обстоятельства.
- Пожалуй, ты прав, Сергей, - признал Майк. – Но на всякий случай, я оставлю тебе свой телефон. Может нам удастся связаться на свободе, и тогда… Кто знает…
Майк написал на клочке бумаги телефонный номер и вручил мне.
- Пожалуйста, сохрани мой номер, - вполне серьёзно советовал мне Майк.
- Обязательно сохраню. И обещаю отправить тебе сообщение. Это можно сделать даже из Украины, - честно обещал я.
Это был номер мобильного телефона. Скорее всего, когда Майк освободится, этот номер уже будет утрачен. На этом всё и закончится.
- Спасибо, Сергей. Я думаю, что у нас должно получиться что-то положительное.
- Я тебе тоже оставлю свои координаты для связи, - ответил я взаимностью, тронутый его наивным оптимизмом.
Я выписал ему свой электронный адрес и украинские почтовые координаты.
Однажды, надзиратель открыл нашу камеру, чтобы выпустить нас пообщаться с другими себе подобными. Но он не ушёл, оставив камеру открытой, а заглянул и сообщил;
- Мистер Иванов, к тебе гость! – пробубнил он, и скрылся за дверью.
Майк вопросительно взглянул на меня. Я лишь пожал плечами. После того, как меня сводили к индусу-психиатру, надзиратели присматривали за мной. Постоянно, по-приятельски спрашивали, как я поживаю? Майк это замечал, но вопросов не задавал.
Я вышел из камеры. У двери стоял странный пожилой мужик, небольшого роста, с большой, чёрной с проседь бородой, в очках с толстыми линзами. На его животе лежал пластиковый бэйджик с фото, именем и тюремной эмблемой. Это говорило о том, что он служащий этого или какого-то иного государственного, или общественного заведения.
Он внимательно и приветливо взглянул на меня. Я соображал, кто это может быть?
- Сергей? – обратился он ко мне.
- Так точно! – ответил я.
- Я тоже Сергей, - отозвался он.
- Понял! Отец Сергий?
- Верно. Отец Джон сообщил мне о тебе. Как ты здесь? – приступил он к знакомству.
- Ничего. Живой. С божьей помощью, - отвечал я, соображая, насколько можно доверять незнакомому, хотя, и приветливому, отцу Сергею?
- Могу ли я чем-то помочь тебе? – прервал он возникшую паузу.
- Помочь мне? – призадумался я.
- Литовские ребята просили меня выручать их с куревом, хотя, таковое запрещено правилами. Да позвонить их семьям. Может и ты, хочешь, чтобы я позвонил кому-то из близких, что-то передал? Ты семейный? – продолжал он отеческим тоном.
- Холост, - коротко ответил я.
- Может родителям что-то сообщить?
- Я в письме уже всё сообщил матери. Разве что, сообщить ей, чтобы не писала на тот адрес, известить о моём перемещении в другое место, и что я буду дома, вероятно, в ноябре…
- Хорошо. Я думаю, лучше позвонить ей. Так ей будет спокойней, - поддержал отец Сергий. – Дашь мне её телефон, и я сегодня же свяжусь с ней.
- Вы работаете здесь, как и отец Джон? – поинтересовался я его статусом.
- Нет, здесь я на общественных условиях. Так как русские православные здесь не часто и лишь единично бывают, то регулярной службы здесь нет. Но меня приглашают, когда надо кого-то проведать.
- У вас есть приход в этой местности?
- Когда-то было нечто подобное. Но теперь и тех людей нет. Иногда меня приглашают преподавать в колледж, в Брайтоне. Я живу здесь в Льюисе. А работаю в основном Лондоне на БиБиСи, русская служба.
- Сева Новгородцев ещё работает там?
- Да, он по-прежнему там работает. Только мы с ним в разных отделах. Я - в религиозной программе, а он – в музыкальной. Сева Новгородцев – это его рабочий псевдоним. Давай-ка, лучше о тебе поговорим, - сменил он тему.
- А что вас интересует?
- Скажи-ка мне, как твоё настроение? А то администрация тюрьмы считает тебя проблематичным…
- Проблематичным?! – удивился я. Потому, что я русский?
- Нет. У них, самоубийства среди заключённых – это серьёзная проблема, поэтому, они реагируют на любые признаки иногда с излишней подозрительностью. Я то, вижу, что ты в порядке…
- Вот и передайте им! Напомните им, что я подал заявку на посещение школы и заполнил анкету для оформления временного документа для выезда. Не знаю, чем я похож на потенциального самоубийцу?
- Сергей, ты верующий человек?
- Я верю, что существуют некие высшие силы и всё, каким-то образом, взаимно связанно. Во всяком случае, я не религиозный фанатик, поклоняющийся сочинённым кем-то догмам…
- То есть, ты не считаешь себя православным христианином?
- Я воспитывался в условиях официального атеистического материализма и домашнего примера моей бабушки, которая искренне, слепо веровала в Христа. Мне же, больше по душе язычество, которое было жестоко искоренено христианскими активистами. По сути своей, я не коллективный тип, мне комфортней быть одному, самим собой и со своим уставом. Когда я чувствую потребность, я молюсь сам, как могу. Но в данных условиях, можете воспринимать меня, как своего собрата – русского православного, попавшего в плен к англосаксам протестантам. Честно говоря, я рассматриваю христианство, как некий вредный вирус, запущенный иудеями и насильно навязанный человечеству, с целью облегчения управления людьми и поддержания института рабства. Обратите внимание, как живёт народ в православных странах. Их гнобят и свои и пришлые, а они молятся и терпят, подставляя щёки! Там крепко прижился этот вирус-вера, суть которого в пропаганде покорности, смирении и холуйского терпения. Всякая власть – от бога? А у власти, и в России и Украине – сплошь ворьё, и если присмотреться, большей частью – иудеи. Хороша вера!
- Тяжёлый случай, - вздохнул батюшка. Но я тебя понимаю, сын мой. Кстати, те двое литовских ребят – католики, но они очень рады твоему появлению. Парни восприняли тебя, как некую поддержку и облегчение.
- Нас объединяет лишь русский язык, как средство межнационального общения и статус иностранных заключённых, - уточнил я.
- Надеюсь, ты не исключаешь добрые человеческие отношения, взаимопонимание и взаимопомощь? Ребята очень тепло о тебе отзывались.
- Спасибо. Не все так воспринимают меня. Её Величество не отметила моих положительных качеств. Решила, что моё место здесь.
- Хорошо, Сергей. Я вижу, ты в порядке, если способен шутить. Дай мне телефон твоей матушки, я сегодня же позвоню ей и успокою её. Может надо что-то конкретно сообщить ей? Не нуждаешься ли ты в сигаретах или ещё в чём-то? Может тебя что-то беспокоит; алкогольная, наркотическая зависимость, какие-либо искушения
- Спасибо, ничего пока не надо. Если возможно, оставьте свой телефон, на всякий случай. Я бы чувствовал себя уверенней, имея связь с кем-то на свободе. А то все земляки как-то вдруг сникли.
Мы обменялись телефонами.
- Ты выглядишь довольно уверенно. Я спокоен за тебя, сын мой. Но вдруг, захочешь поговорить со мной, звони в любое время. Если меня не будет дома, оставляй сообщение на автоответчик.
- Спасибо, Отец Сергий. Пожалуйста, сообщите радиослушателям Русской службы Би Би Си, что сейчас в НМР Льюис пребывает в заключении живая твердыня канонического православия, - попросил я его на прощанье.
- Не богохульствуй, сын мой! Господь не покинет тебя и оценит твоё чувство юмора и реализма. Каждому воздастся!
- *I hope so, - ответил я тихо.
*Надеюсь, что так.
32
Сергей, я буду звать тебя Чайковский, - заявил Барри, довольный нашим знакомством.
Всякий раз, когда нас выпускали для общения, я встречался с литовскими парнями в конце коридора на скамейке. Подальше от бильярда и настольного тенниса, где всегда было суетно и шумно.
В камере рядом с нашей скамейкой обитали два тихих индуса. Один из них - уже в возрасте, высокий и худой, как йог. Свои длинные чёрные волосы он сворачивал на голове и обматывал чалмой. Он присаживался на соседней скамейке и тихо посиживал, думая о чём-то своём. Мне нравилось, как он бесшумно держался. Вскоре, индус стал при встречах вежливо приветствовать меня кивком головы, хотя мы и не были знакомы. Я отвечал ему тем же.
Расспросив о нём у других заключённых, я узнал, что йог обвиняется в убийстве своей жены. В его деле решался спорный вопрос; совершил он это умышленно, преднамеренно или по неосторожности?
Его соседом по камере был молодой индус. Во время прогулок было очевидно, что он не говорит по-английски и не знает здесь никого, кроме своего сокамерника – спокойного йога-женоубийцу за которого и держался. Выглядел молодой индус, в отличие от старшего, - потерянно и несчастно.
Я вспомнил о другом, своём знакомом, индусе, который сейчас находился где-то в нашем крыле, на другом этаже.
Однажды, я отыскал его. Он искренне обрадовался мне, и сразу предложил объединиться в одной камере. Я обещал подумать над его предложением, и рассказал ему о двух его земляках. Номера их камеры я не знал, поэтому, сообщил свои координаты и пригласил в гости.
В следующий час открытых дверей (камер), индус-приятель, как штык, стоял у нашей камеры, готовый к встрече с земляками.
Когда я привёл его, все уже были на месте. Литовцы сидели, покуривая, наблюдали моё шествие к ним с неким экзотическим типом. Старший индус с блуждающей улыбкой одиноко восседал на скамейке у своей открытой камеры. Его молодой сосед, с хмурым видом вышагивал туда-сюда по коридору. Я подошёл к старшему. Мы обменялись тихими «хелло».
- Ваш земляк, - указал я на своего приятеля, – пожелал встретиться с вами, - рапортовал я.
Они обменялись тихими осторожными приветствиями. Старший не проявил особого энтузиазма. Я понял, что он в компании не нуждался.
Его же молодой сосед, напротив, заинтересованно приблизился к нам. Мой приятель поприветствовал его. Они заговорили и удалились в камеру. Я же, вернулся к литовцам.
- Чо за звери? – спросил Ромас.
- Индусы, - коротко объяснил я.
- Ты их знаешь?
- Одного. Которого привёл. Тоже пользовал поддельный английский паспорт. А тот, что в чалме, говорят, убил свою жену. Нечаянно, - отрекомендовал я индусов.
- Интересные у тебя приятели, - отметили литовцы.
- Иных здесь не водится.
Молодые индусы в камере быстро организовали крепкий, сладкий чай с молоком. Сначала вынесли и подали кружку старшему индусу. Тот принял чай и поблагодарил. Мой индусский приятель подошёл к нашей скамейке.
- Хотеть чай? – спросил он меня и взглянул на моих литовских приятелей.
Вид у него был довольный. Я понял, что встреча земляков удалась. Я согласно заказал три чая. Индус с радостью поспешил в камеру разливать.
Однажды, отец Джон посетил нас с Майком. Обменявшись приветствиями, капеллан заговорил с Майком. Я не прислушивался к их разговору, но заметил, что Майк, вдруг, озаботился. Он стал просить отца Джона сказать кому-то, что он его
|
