Глава 23
Петровна читала мне нотации до самого дома, пока не переключилась на подругу юности, мирно гревшуюся на солнце на лавочке у подъезда. Баба Лиза лузгала семечки, чем вызвала страшный гнев нашей моралистки.
- Старая ты калоша, - возмутилась парторгша, нацелив на приятельницу взор прокурора,- совсем из ума выжила? Да ведь мы с тобой только вчера с этой самой лавки подростков с семечками гоняли, а сегодня ты что творишь?
- Отстань, - беззлобно отмахнулась Елизавета Васильевна, - не видишь, что ли, куриная слепота: я в кулек шелуху плюю! Специально из газеты свернула. И вообще, не тебя дожидаюсь. Мне Ларка нужна. Пошептаться надо.
- А что такое? – удивилась я.
- Разговор есть, - повторила баба Лиза.
И, прищурившись на Петровну, с вызовом добавила:
- Без посторонних ушей!
- Подумаешь, секреты у них, - обиделась баба Оля и скрылась в подъезде.
- О чем вы хотели поговорить, Елизавета Васильевна? – спросила я, присаживаясь рядышком.
Но старуха смяла газетный кулек и поднялась:
- Не здесь, пойдем ко мне, я кое-что покажу…
В маленькой квартирке, уставленной старой мебелью и укрытой многочисленными вязаными салфеточками, соседка церемонно усадила меня в кресло и вручила потрепанный кожаный портфель.
- Что это?
Баба Лиза плюхнулась в кресло-близнец напротив и, грустно подперев щеку, стала каяться:
- Прости меня, Лара! Дура я старая, это Олька правильно ругается. Надо бы по-другому, а как, не знаю. Может, ты подскажешь, и опять же у тебя знакомство в полиции имеется…
Я подавила улыбку:
- Елизавета Васильевна, я пока еще ничего не поняла! Что же произошло, чего вы так убиваетесь?
Бабка забрала у меня портфель, щелкнула замочком и высыпала содержимое на журнальный столик. Я увидела паспорт в кожаных корочках, парочку почтовых конвертов, на которых взгляд моментально выцепил имя получателя – Григория Степанова, мужскую сорочку, зубную щетку, электробритву…
- Что это? – повторила я, как попугай, обученный только одной-единственной фразе, а руки машинально подняли паспорт, раскрыли. Григорий Степанов! Вот так номер! Почти со страхом я смотрела на старуху: - Откуда это у вас?!
- Ларочка, ты только не серчай, - торопливо начала она, - я не виновата, что Гриша сразу ко мне зашел. Сказал, что проездом, что раньше не мог приехать, а теперь, узнав о смерти сестры и племянника, хотел забрать семейный фотоальбом. Чужим людям он ни к чему, а у Гриши-то родных не осталось. Я и дала ему ключ от квартиры, у меня хранился еще с тех пор, как Клавдия жива была.
- Вы что? Дали ключ?! Почему же вы об этом никому не сказали?!
Я смотрела на бабу Лизу как на инопланетянку.
- А чего? – защищалась та. – Подумали бы еще, что это я его долбанула! А мне на старости лет в тюрьму неохота! И, между прочим, Гришка ко мне уже побитый явился. Я хотела ему голову забинтовать, но он отказался. Торопился очень.
- Эх, баба Лиза, - только и проговорила я.
Потом вынула сотовый и набрала номер Колесникова. Елизавете Васильевне придется повторить рассказ еще раз.
Дожидаясь Максима, я достала из одного конверта лист бумаги, исписанный мелким, каким-то скачущим почерком. Коря себя за любопытство, пробежалась глазами по строчкам:
«Ошибки надо исправлять. От судьбы не убежишь. Пора вернуться и во всем сознаться. Я нашел Вику. Виделся с ней. Разговаривал. Конечно, теперь она взрослая и считает своим отцом совершенно другого человека, но ты можешь дать ей то, чего она была лишена в детстве. Хватит врать, от этого только хуже. По себе знаю. Возвращайся. Чую, мне долго не протянуть, а ты, как сможешь, приезжай. Адрес Вики возьмешь у моей соседки, Ларисы (она живет в бывшей нашей квартире). Я с ней договорюсь, думаю, не откажет, мать всегда считала ее душевной женщиной. Отдашь Вике ее долю. Надеюсь, жадность не до конца выхлестала из тебя душу…»
Странное письмо! Ни обращения, ни подписи, только какая-то небрежная закорючка. Зато стоит дата: восьмое апреля. И год этот.
Я схватила конверт, глянула в графу «отправитель» и чуть не подскочила с кресла: Яков Уразов! Вот это номер! Значит, соседка Лариса, которой известен адрес Вики, - я?! В полном одурении я еще несколько минут пялилась на письмо. Словно ждала, что буквы волшебным образом сложатся в описание того места, где лежит Яшкина захоронка, в которой, оказывается, указан и адрес таинственной Виктории! И вообще, ЧТО ей нужно отдать?
Колесников приехал через полчаса. Баба Лиза с виноватым видом сунула ему портфель, а я протянула письмо. Моя бледная, опрокинутая физиономия встревожила Максима, но я махнула рукой:
- Прочитай сам.
И затаилась, ожидая реакции капитана.
Он прочитал. Поморгал. И заявил, что самолично простучит каждый сантиметр моей «двушки». Я не возражала. Но тут вперед выступила Елизавета Васильевна и, печально сложив на груди руки, поинтересовалась, что же с ней теперь будет?
- Эх, баба Лиза, - покачал головой Колесников.
- Да не убивала я Гришу, клянусь, - взмолилась старуха, - так и знала, что мне не поверят!
- В смерти Григория Степанова нет ничего криминального – инсульт. Это эксперты сразу установили, - сказал Максим, - видимо, он упал прямо возле разбитого аквариума и скончался мгновенно: на ладонях покойного даже остались осколки ракушек. И, по сути, входил он на жилплощадь Уразовых, не таясь, ведь попросил ключ, а не стал действовать отмычкой, хотя известно, какой он умелец. Потом, Григорий являлся родственником хозяев квартиры и, пожалуй, единственным наследником, раз никакой родни больше нет в помине. Поэтому, Елизавета Васильевна, сильно себя не казните. Вам нужно было сразу рассказать всю правду…
- Я больше не буду, - покаянно проговорила старуха и опрокинула в рот рюмку с валокордином.
Глава 24
Романтический ужин накрылся медным тазом.
Нет, сначала все шло замечательно! Максим умчался от бабы Лизы в отделение, клятвенно пообещав, что ровно в двадцать ноль-ноль он будет у меня. Я в предвкушении приближающегося часа свидания, распевая аки птичка, до самого вечера топталась у плиты. Собираясь поразить дорогого друга своим кулинарным умением, пожарила курицу в соевом соусе, вдохновенно нашинковала греческий салат и не менее вдохновенно сварганила бисквитно-кремовый торт со свежими фруктами. Да Колесников от одного вида этих шедевров поварского искусства, дрогнет и сразу же предложит мне руку и желудок, через который, как известно любой уважающей себя женщине, и лежит путь к сердцу мужчины.
Без пятнадцати восемь я, в последний раз окинув критическим взглядом накрытый стол, прыгнула под душ. Без семи минут от назначенного часа стояла перед разверзнутым шифоньером, лихорадочно соображая, не будет ли слишком «толстым» намек, если я встречу кавалера в полупрозрачном шелковом пеньюаре? В последний момент проснувшаяся внутри меня воспитанная барышня голосом моралистки Петровны истерически возопила, что порядочные девушки ТАК не поступают! Пришлось облачиться в легкий сарафан – спасибо жаркому июню! – с одной стороны, и ножки, и грудь, и плечи на виду, с другой – все корректно. Ну, почти.
Без трех минут я снова перетерла бокалы и водрузила в центр стола бутылку шампанского.
В полдевятого я еще тешила себя надеждой, что Максима задержали на работе, но он вот-вот придет. Ведь обещал! Еще через час вздохнула, убрала в холодильник шампанское и спрятала в шкаф бокалы. Когда часы пробили двенадцать, сгрызла холодную куриную ножку, закусила греческим салатом и заела разочарование по поводу испорченного вечера гигантским шматом торта: зачем нужна талия, если некому ее обнимать?
Кот Максик следил за мной ревнивым взглядом, пока не получил вожделенный кусок куриной грудки. Он схватил трофей и смылся с ним под диван, откуда немного погодя раздалось довольное урчание. Ну, хоть кто-то сегодня счастлив!
Шмыгая носом, я нырнула в постель. Вот только пусть позвонит, да я ему! Я его! И тут меня пронзила страшная догадка: да ведь мой капитан все время мне лгал, наверное! И, скорее всего, он вовсе не мой, а давно женатый мужчина, решивший слегка пофлиртовать с понравившейся девчонкой, и только! Ведь кольцо обручальное носит, не снимая! А я, дура набитая, поверила его россказням! Так мне и надо, каланче самонадеянной. Максик прыгнул под бок, растянулся, уперся лапами в мой живот и принялся «массировать», слегка выпуская острые коготки. Милый ты мой, один-единственный ты у меня кавалер…
С этими мыслями я уснула. И словно оказалась в кинотеатре, где зрителей, кроме меня, не было, а на экране шел фильм: очень красивая женщина, чем-то неуловимо похожая на какую-то голливудскую актрису, целовалась с Колесниковым. Целовалась страстно и самозабвенно. Максим-предатель на мгновенье оторвался от сочных пухлых губ кинодивы, повернул ко мне голову и ехидно спросил:
- Что, завидно?
Я больше не могла сдерживаться и заплакала. Так и проснулась поутру с зареванной физиономией. Вот ведь докука! Теперь полдня буду ходить с опухшими веками. Может, сделать примочки из свежих огурцов?
Но стоило мне спустить ноги с кровати, зазвонил сотовый. В трубке раздался незнакомый мужской голос:
- Лариса? Это Геннадий, товарищ Максима Колесникова. Мы с вами в отделении встречались, помните?
- Да, конечно, - вяло отозвалась я: наверняка, у славных полицейских снова появилась просьба написать портрет какого-нибудь заслуженного ветерана.
- Простите, Лариса, - замялся опер.
- Слушаю, - я уже теряла терпение.
Но Генка вдруг выпалил:
- А Максим не у вас? Он вроде вчера собирался…
Я машинально глянула на часы: без двадцати десять, вот я разоспалась!
А Генка все бубнил:
- Я его, конечно, перед начальством прикрыл, но пора и честь знать!
- Гена, - тихо сказала я, ощущая, как в груди растет огромный холодный ком беспокойства, - Максим ко мне не приходил. Я одна.
-… - «галантно» ответил приятель и коллега Колесникова.
Мне стало страшно. Очень. И холодно, словно на меня опрокинули ведро ледяной воды. Черт возьми! Даже если Максим мне лгал, если он женат и у него куча детей, теперь мне все равно. Главное, чтобы он был жив!
Я забегала по комнате, одеваясь. Нужно что-то делать, что-то предпринять! Сидеть и ждать известий – пытка! Любимый наверняка попал в беду…
Я перезвонила Геннадию:
- Геночка, - ласково защебетала я, - а может быть, Максим вчера говорил, куда собирался пойти?
- Говорил, - рявкнул Генка, - к тебе!
Отметив про себя, что приятель Колесникова отбросил в сторону церемонии и «выканье», я продолжила допрос:
- Нет, а до визита ко мне он что хотел сделать?
- Что-то, - передразнил опер, - в магазин заскочить, цветочный.
Я чуть не зарыдала в трубку: миленький мой, он так спешил на свидание, даже букет купил, а я про него всякое думала, ревнивая негодяйка. Только где же ты теперь ходишь, мой распрекрасный принц?
- Лариса, - нехотя проговорил Геннадий, - вчера Макс забрал у меня записную книжку твоего соседа-моряка…
Глава 25
- Немедленно бегу к вам! – крикнула я Генке и с удвоенной скоростью заметалась по квартире, одновременно натягивая носки и бросая в сумочку кошелек и прочие дамские штучки, без которых ни одна леди не выйдет из дома.
Максик, наблюдавший за мной из-под кресла, видимо, решил, что хозяйка спятила, и, чтобы не попасть под горячую руку, ретировался под диван. Уже
