караулю! И между прочим, за бесплатно!
Я, разинув рот, слушала старика и хотела вставить пару-тройку замечаний по поводу нашего визита, тем более что сторож ружье опустил, но помешало пиликанье сотового.
- Лариса, извини, если отвлекаю, - затараторила коллега Оленька, - но у Славы к тебе вопросик имеется. Помнишь, Слава поменял аквариум для рыбки, которую ты в библиотеку принесла? Так Славочка спрашивает, можно ли ему…
- Да, Господи, Оля, делайте с этим аквариумом что угодно, - отрубила я, увидев, как Генка вместе с Капой поворачиваются ко мне спинами и идут на участок Уразовых, - не могу сейчас говорить, жутко некогда!
- Ага, ясненько, - промурлыкала Зубова, и в трубке запели гудки.
Я поспешила за мужиками.
- Что Клава умерла, мне сын рассказал, Яша, - откровенничал старик, - он ведь приезжал в конце марта. Только что на огороде делать, когда снега выше крыши? Ну, он в сарайчике своем покопался, замок повесил и отчалил. А с тех пор никого и не бывало. Даже странно, июнь на дворе, а картошку так и не сажали.
- Что, совсем никто не появлялся? – уточнил Геннадий.
- Несколько дней назад вор на Клавкин сарайчик позарился. Ночью забрался, замок сбил. Я спал, не сразу и заметил, что чужой на земле Уразовых орудует. А бегает он быстро! Я его, правда, клюкой по морде наглой пометил, да он меня отпихнул и через забор! А стрелять я не стал! Ни-ни. Что же я, душегуб какой! Так, как пугалку ружьишко использую-то, для страха…
- И какой настырный вор-то оказался! Вчера снова в Клавкину времянку полез! Да среди бела дня! Бесстыжий народ! Видать, в прошлый раз с пустыми руками ушел, спугнул я его, так он снова… Ну, я его и… - старик кашлянул.
Мы с Генкой переглянулись.
– А потом я сразу позвонил в милицию. Попал, правда, на автоответчик, сообщил о преступлении. Как полагается. А скажите, - вдруг полюбопытствовал дед, - сейчас что, новые правила ввели? И почему у вас на автоответчике женский голос записан? «Сейчас я не могу подойти к телефону, оставьте ваше сообщение, я обязательно вам перезвоню!» - передразнил он. – И объясните, зачем мне перезванивать?!
Генка развел руками, а я понимающе вздохнула: связь ни к черту, особенно за городом, похоже, сторож дозвонился не до отделения полиции, а попал в квартиру! Представляю лицо владельца телефонного номера, когда он прослушал запись!
- Пришли. - Капа по-хозяйски снял с двери сарая здоровенный засов. – Это я запер, чтобы ворюга не убег.
Геннадий распахнул дверь, я сунулась за ним и с трудом подавила разочарование: времянка оказалась пуста.
- И где же ваш нарушитель? – спросил опер.
Старик протопал к большой рассохшейся бочке и, сопя, сдвинул ее с места. Мы увидели лаз, прикрытый деревянной крышкой. Сторож нагнулся и откинул ее.
- Так, дедуля, дальше я сам, - скороговоркой выпалил Генка и загромыхал вниз по шаткой лесенке.
А еще через несколько минут из лаза показалась замурзанная физиономия живого и невредимого Колесникова. Я подскочила, помогла подняться, попутно ощупывая руки-ноги моего героя – все ли цело, а потом не удержалась, обняла.
- Вот он, бандюган, - гордо сказал Капа, - надеюсь, за его поимку мне премия полагается? Ведь я, как-никак, на ответственном посту.
- Обязательно, - крикнул Геннадий, выползая из подполья вслед за Максимом и не особо вслушиваясь в бормотания сторожа.
- Дорогой Капитон Иванович, - вспомнила я имя-отчество «хозяина Каповых угодий», - этот человек – не преступник. Это сотрудник полиции. Он находился здесь по важному заданию. А вы его заперли.
Старик почесал бородку, заломил поля шляпы и заявил недовольно:
- Кто ж знал? И чего он полез на участок без спросу?
Колесников фыркнул:
- А некого было спрашивать! Вы, уважаемый, когда я к вам в сторожку пришел, спали, извините, посреди избы на полу в обнимку с бутылкой.
- Ну, есть грешок, - не смутился дед. И с философским видом заявил: - А кто из нас без греха?
Глава 27
Максим умылся у кадки рядом со сторожкой, вытерся полотенцем, принесенным Капой, во всю старавшимся теперь задобрить «товарища из органов», а Геннадий ругал Колесникова всякими нехорошими словами.
- Ладно, мы сообразили, куда ты делся! Кстати, скажи «спасибо» Ларисе, если бы не она… Вот где тебя, черта, искать? – вопрошал приятель.
- Да ладно, - недавний пленник жизнерадостно скалился, подставляя лицо солнышку.
- Ну, хоть выяснил что-то?
- Если ты насчет клада, то здесь его уже нет. Хотя я отыскал нишу, где он хранился до недавнего времени. А еще нашел вот это…
Макс пошарил в кармане брюк, а потом раскрытую ладонь сунул нам под нос. Мы с Генкой уставились на золотую серьгу, искусно выполненную в виде виноградной грозди, украшенную россыпью камней, которые на солнце заискрились.
Генка глупо замер, а потом процитировал:
- Золотые серьги с бриллиантами, изумрудами и сапфирами стоимостью шестьдесят восемь тысяч рублей. Это они?
- Похоже на то, - кивнул Колесников, заворачивая трофей в носовой платок и снова пряча в карман.
- А где вторая?
- Сие история умалчивает, - пожал плечами Максим, - я нашел ее на полу, под лестницей. Видимо, тот, кто забрал клад, очень торопился, вот и выронил…
- А это был, скорее всего, небезызвестный Григорий Степанов, - присвистнул Геннадий. – Кстати, эксперт говорил, что на ботинках Степанова он обнаружил частицы перегноя, характерного для огородных грядок. А если мы тщательно изучим трость уважаемого Капитона Ивановича, то обязательно найдем на ней капли крови. А эта кровь, зуб даю, и кровь покойного Григория Степанова будут одной и той же группы. Да я просто уверен в этом!
Капа, сидя на крыльце хибары, внимательно слушал, но ничего не понимал. Он ждал отъезда хлопотных гостей с нетерпением, и с облегчением вздохнул, когда наша троица направилась к воротам, за которыми Генка оставил машину. Правда, одна мысль терзала старика, и он, закрывая за нами калитку, все же спросил виновато:
- А жалобу на меня писать не будете? А то ведь я при исполнении…
Успокоив деда, мы сели в автомобиль и помчались в город.
Устроившись на заднем сидении, мы с Максимом, как влюбленные подростки, держались за руки, и я, совершенно не стесняясь присутствия Генки, рассказывала лучшему мужчине в моей жизни, как я его ждала, как переживала, как терзалась сомнениями и ревностью. Короче, пересказывала «мыльную оперу» под названием «Библиотекарша, влюбленная в мента». Колесников слушал и улыбался.
- Нет, Макс, ты просто обязан жениться на этой чокнутой, - обернувшись к нам, оскалился Генка.
Я покраснела, отдернула руку и сказала голосом оскорбленной примадонны:
- Вы меня домой завезите, пожалуйста, а то у меня кот с утра не кормленный.
Мужики выполнили мою просьбу, только по дороге Колесников попросил остановиться у цветочного ларька и купил для меня огромный букет лиловых хризантем. Я тихо ахнула и зарылась лицом в цветы, чтобы Макс и тем более противный Генка не увидели моих нечаянных слез.
У подъезда Максим чмокнул меня в мокрую щеку и пообещал, что уж сегодня-то он будет у меня непременно! Дома я поставила букет в вазу, накормила кота и, повалившись на продранный диван, предалась грезам девушки на выданье.
Смешно: давно ли я познакомилась с Колесниковым? Но этот человек с каждым днем становился мне ближе и роднее. И я с внезапно нахлынувшим на меня ужасом осознала, что дороже Макса для меня никого нет на целом свете. Да у меня ноги подгибаются от одного его взгляда! Надо же было так втюриться! Тут подумалось: а ведь мы не говорили о любви. Никогда. И даже не целовались. Немыслимое упущение с моей стороны! «Ну, погоди, я свое наверстаю, – погрозила я себе кулаком, - дай только срок!»
Специально ждать Максима я не стала. Ученая уже! Тем более, холодильник забит вкусностями. Единственное, что сделала – с удовольствием расслабилась в пенной ванне. Хотелось снять с себя тревогу сумасшедшего дня и привести мысли в порядок. Но не судьба! Стоило мне плюхнуться в душистое пенное облако, во входную дверь настойчиво постучали. И барабанили до тех пор, пока я, накинув на мокрое тело банный халат, не выползла из ванной комнаты и не отворила.
На лестничной площадке к своему удивлению я увидела вечно жеваного Витьку, коллегу Колесникова:
- Пошли, понятой будешь, - приказал он, ухватив меня под локоток.
- Дай хоть одеться-то! – возмутилась я.
- Некогда, - отрезал опер, - впрыгивай в тапочки, и вперед.
Я взмолилась:
- Попроси кого-нибудь из соседей, не могу я сейчас.
- Можешь, - настаивал Виктор, - было бы кого просить! Да у вас все жильцы куда-то подевались! Только одну бабулю удалось дома застать.
- Интересно, где могут быть люди в июньский теплый вечер, – съязвила я, - конечно в душных квартирах, а не в садах-огородах или где-нибудь на пляже! Ладно, уговорил, но я сначала все же переоденусь!
- Минута пошла, - хмыкнул мерзкий Витька.
Я нацепила шорты и футболку и двинулась за оперативником, удивляясь, что опять стряслось в нашем доме. Неужели снова труп? А когда Виктор привел меня к квартире Елизаветы Васильевны, я переполошилась. Бедная пожилая женщина! Ее-то за что?
К счастью, баба Лиза оказалась жива. Только расстроена. Она сидела в гостиной на продавленном от старости диване, скорбно сложив на коленях руки. Рядом на диване сидела и Ольга Петровна. Видимо, ее и застал дома Витек. Помимо старух в комнате я увидела Макса, Геннадия и еще одного незнакомого лысоватого мужика в светлых джинсах и черной футболке с весьма игривой надписью на груди: «Обычно я не женат». Я даже поморгала: экий фрукт!
- Начинаем? – спросил лысоватый у Колесникова. – Господа понятые, прошу обратить ваше внимание…
Я, прислонившись к дверному косяку, с трудом поняла, что у бабы Лизы нашли нечто, имеющее отношение к покойному Григорию Степанову. Странно. Ведь Максим портфель уже забрал. Или Гришка оставил подруге юности еще какую-то вещь?
-Елизавета Васильевна, - обратился Колесников к хозяйке квартиры, - что еще вам передал Степанов перед тем, как пройти в квартиру Уразовых?
- Портфель, - удрученно пробасила старуха, - так вы же его забрали.
- А еще? – не унимался Макс.
- Фляжку. Она вообще-то в портфеле была, но я ее достала, когда… вещи Гришины вынимала. Я же хотела только рубашку постирать, она несвежая уже была. И только! Фляжка наверху лежала, как раз на рубашке, мешалась, - испуганно оправдывалась баба Лиза. – Я фляжку-то вытащила, на подоконник бросила, да и забыла про нее. Не до того было! Вся эта суета с Гришиной смертью! А потом подумала: что ж, пусть будет мне на память о Грише. Но если надо, я могу вернуть!
Елизавета Васильевна сходила на кухню и вернулась с фляжкой, обшитой кожей.
- Вот, - сказала женщина, подавая ее лысоватому. – Тяжелая, наверное, Гриша в ней коньяк хранил. Я фляжку еще и не открывала. Я же не пьющая.
Мужик в футболке отвинтил крышку и, несмотря на старухино аханье, перевернул манерку отверстием вниз, потряс над журнальным столиком, прикрытым вязаной салфеткой.
- Вот оно, все по описи, - ошарашенно проговорил Генка, - и пара к нашей сережке с брюликами, и подвеска с опалами… А это, видимо, золотой гарнитур, который стоит полтора миллиона. Колечка только не хватает и браслета. Ах, да, еще ведь и камешки должны быть. С перепелиное яйцо.
Мужик в смешной футболке усмехнулся:
- Судя по всему, здесь хранилась
