Брат.
Послышалось громоголосое – эгей-гей. – Что-то еще, на незнакомом нам языке.
– Кто он, Отшельник? – спросил отец Иван.
– Сложно сказать, – задумчиво ответил Клен.
– Вы не знаете?
– Мы знаем, но мы не знаем, в каких словах вам это поведать. Слишком разные здесь у нас песни.
– Но он больше похож на нас, чем на вас, – сказал я.
– Верно, – подтвердил Белодрев. – Одно время он жил среди вас.
– Так он человек?
Стражи пожали плечами.
– Не смотрите так на меня, – сказал нам Капитан. – Здесь я знаю не больше вашего. У меня ведь так и не хватило духу спуститься в этом месте с холма. Хотя Серебряный мне и говорил, что Отшельник может много рассказать о нашем союзе. Если захочет, конечно.
Стражи согласно закивали. В этот момент вошел Отшельник. Капли дождя блестели на его разгоряченном лице. Я прислушался – за окном шел дождь.
– Кушайте, друзья-товарищи, кушайте и слушайте, – Отшельник положил перед нами на стол ту самую «рыбку», что мы видели в коридоре, на полке.
– Это опасное оружие земляного народа. На вид как детская плевательница. Они и плюются через нее, специальными шариками. Только вот шарики эти убивают наповал. Наше счастье, что очень немногие владеют этим оружием. Тут требуется большая сила воли и ясность ума. Силы воли у народа земли не занимать, а вот с ясностью ума хуже. Так что большинство предпочитают простые топоры. И все равно, опасайтесь этих плевательниц… Да, постарайтесь там быть послезавтра. После восхода солнца отец Василий отправит человеков в людской мир, через Заячью Нору.
– Заячья Нора, что это? – спросил я.
– Что-то вроде Брамы, – пояснил Белодрев, – только об этой Браме мало кто знает из вашего народа.
– А почему такое странное название?
– Это потому, что эта Брама похожа на огромную такую нору, тайный проход в холмах, недалеко от вашего большого села, – ответил Отшельник. – Раньше этой Брамой в основном серый народ пользовался, и очень редко дети земли. Но после того как ваш народ в вашем большом селе взорвал церковь, Заячья Нора перешла под контроль духов тьмы. Теперь там ходят только с их разрешения.
– Итак, друзья-товарищи, – подытожил разговор Отшельник, – послезавтра Василий останется один на один с народом земли. Лучшего дня нам не представится. Постарайтесь успеть к послезавтра.
– План без изменений? – спросил Белодрев.
– Да.
– План, есть план, – воскликнул отец Иван. – Слава Богу! Я-то думал наобум идем.
– Еще бы, без плана, – Отшельник добродушно рассмеялся. – Товарищи-стражи расчетливы, как купцы. Они в авантюры пускаться не любят.
– Не любим, – подтвердил Клен. – О, дождь уже закончился. Надо идти.
– Как закончился?! – Отшельник сделал грозное лицо. – Столько греметь, а работы пшик. Ладно, вам, действительно, пора.
Вышли на улицу. Да, дождь прошел. Изумительный, неописуемый запах омытого, очищенного мира вскружил голову.
– Боже мой, – сказал Капитан, – как не хочется покидать этот мир.
Отшельник провел нас на заднюю часть двора. Двор ограждал высокий деревянный забор. Забор был некрашеный и даже немного покосившийся (это выглядело довольно чудно, по сравнению с самим домом Отшельника).
В заборе была калитка, такая же некрашеная и покосившаяся, и висел большой амбарный замок. Отшельник отпер его. Распахнул калитку.
– Ну, друзья-товарищи. В добрый путь.
Сумрачная земля
Сразу за калиткой начинался резкий спуск. Внизу было что-то похожее на овраг или котлован – понять трудно. Контуры едва угадывались в густом тумане, что клубился прямо под нами. От тумана веяло холодом и сыростью.
Вслед за стражами и отцом Иваном я аккуратно поставил ногу на какой-то выступ. Это оказалась вырезанная в земле ступенька. Минут через пять наш спуск закончился. Мы оглянулись. Отшельник еще стоял возле открытой калитки. Теперь его фигура казалась неправдоподобно далекой, как бы в недосягаемой высоте. Отшельник вдруг напомнил мне птицу чайку, неподвижно висящую в ярком пятне света. «Чайка» прощально махнула нам крылом. Отшельник закрыл калитку. Светлое пятно пропало. Осталась лишь одна непроглядная серая мгла.
– Где мы? – спросил стражей Капитан.
– На дне оврага, – ответил Белодрев. – Овраг длинный и… кривой. Да, кривой. Кривой овраг, можно так его и назвать. И это единственная дорога в Сумрачную землю. Идемте, друзья.
Не спеша, гуськом, двинулись вперед. Дно оврага продолжало плавно понижаться. Шли, пока не уперлись в почти отвесную темно-серую стену. Овраг резко поворачивал влево. Чем-то это мне напомнило лабиринт Брамы. Но там хоть сухо было. А здесь ноги то и дело попадали в неприятно чавкающую грязь. И промозглая сырость пробирала до костей. Из тумана опять надвинулась отвесная громада стены. Овраг так же резко заворачивал вправо. Больше поворотов не было.
Спустя какое-то время (оно мне показалось вечностью), я почувствовал, что дно оврага стало значительно суше и прекратило опускаться. А туман утратил свою прежнюю густоту. Впереди, по ходу нашего маршрута, смутно маячило нечто уродливое и пугающее. Шедший перед нами Брат обернулся и прошептал:
– Не бойтесь, это мертвое дерево.
Да, действительно, это было дерево. Невысокое и невероятно кривое; даже не просто кривое, а как бы все скрученное, вывернутое, словно выжимаемая невидимыми великанскими руками тряпка. Казалось, что погибшее дерево все еще корчится от адской боли, в долгой и смертельной агонии. Стражи подошли к мертвому дереву и, обступив его, низко склонили головы. Пропели короткую и очень печальную песню.
– Когда-то это был страж, – сказал нам Белодрев, указывая на мертвое дерево. – Он наблюдал за входом в Кривой овраг. И за перемещением наших врагов по Сумрачной земле. Но силы тьмы искалечили его, пленив в теле дерева. Ныне он свободен и на Другом Берегу, но место это до сих пор дышит болью и отчаяньем. И напоминает нам о нашем поражении. Отсюда мы вынуждены были отступить до самого дома Отшельника. Теперь там граница нашего мира. Вы сами видели.
Помолчали. Белодрев продолжил:
– А знаете, почему так произошло? Человеки в вашем мире, но в этом самом месте, возле этого бедного дерева, много лет сливали ядовитую воду.
– Да, я слышал, что где-то здесь какие-то химикаты сливали, – подтвердил Капитан, – грешили на военных. Но военные говорили, что ни при чем.
– Яд отравлял корни дереву, – продолжил Белодрев. – Нашему брату покинуть бы это место и немного отступить, но, увы, он проявил гордость и непослушание. Потому как здесь была самая удачная позиция для наблюдения. Не вняв нашим предупреждениям, страж стал зол и раздражителен. Отравляя корни дерева, яд постепенно копился злобой в его душе. Он стал ненавидеть. Он возненавидел ваш народ больше, чем духов зла с кургана. Этим духи зла и воспользовались. Они получили к нему доступ. Обманули его… дальше была боль, агония и наше отступление… Идемте, – Белодрев вздохнул и посмотрел на юго-восток, – до Сумрачной земли рукой подать.
Прошли еще метров триста, и туман полностью рассеялся. Нашим взорам открылось свинцово-серое пространство. Оно оказалось здешним небом. Солнце глядело с этого неба бледным размытым пятном. Был, по-видимому, полдень. Солнце стояло в крайней южной точке неба. Над восточным горизонтом клубились зловещие черные тучи, в которых сверкали густо-фиолетовые, с легким лиловым оттенком, молнии. Дул холодный ветер. Серый и густой, словно кисель, сумрак висел над этой скорбной землей, подобно гигантской тени.
Сумрачная земля. Очень точное название.
Сделали пятиминутный привал. Стражи тут же накинули на себя одинаковые серые плащи. И наполовину слились с окружающими сумерками. Перед тем как идти, еще раз огляделись. На сердце было тревожно, непонятная, щемящая тоска разъедала душу. Открывшаяся степь являла собой самое безрадостное, что мне приходилось видеть в жизни. Голая, темно-серая земля и на ней, местами, мертвая колючая трава, сквозь которую с трудом пробиваются бледные, нездоровые пятна новой жизни – ни то мох, ни то лишай. Такое ощущение, что весна еще и не приходила на эти земли. Пахло сыростью, плесенью. (Небольшой дождичек прошел и здесь).
– Да, друзья-человеки, – сказал Клен. – Вот налицо результат действия сил зла. И он одинаков для всех миров. Всюду гаснет жизнь.
– Что ж, идем, – Белодрев еще раз посмотрел на юго-восток, потом на небо над нами. – Постараемся идти по возможности скрытно. Чем позже нас заметят духи с кургана, тем лучше.
Так начался наш утомительный, однообразный переход. Жесткий, колючий сухостой хрустел под ногами, цеплялся за джинсы, шнурки. То и дело приходилось нырять в канавы, овражки. И там продираться сквозь бурелом таких же мертвых, как и трава, кустов.
Почти вся растительность, виденная нами, была либо мертвой, либо умирающей. Лишь бледно-зеленый, трупного цвета мох и лишай мог здесь радоваться жизни. Кроме него не было ничего живого – ни птиц в небе, ни снующих под ногами ящерок, ни-че-го!
Стражи довольно умело находили дорогу и даже едва заметные тропки. Вряд ли бы мы здесь смогли пройти сами. Шли молча. Какое-то время я еще размышлял о погибшем дереве. Тщетно пытался представить себе объем мук, что испытывал в скрученном теле дерева страж. И так ведь было, наверное, не один день.
Мысли в голове путались. В ушах непрерывно пищало, как при высокой температуре или высоком давлении. Писк выматывал сильнее всего. С трудом переставляя налитые свинцом ноги, мы едва поспевали за стражами.
– А ведь я здесь уже был. – Капитан поравнялся со мной и отцом Иваном. Я заметил на его лбу крупные капли пота. Капитан тяжело дышал, но продолжал говорить:
– Я был здесь задолго до того, как познакомился со стражами. Я тогда еще ничего не понимал. Где-то в этих местах стоял наш палаточный лагерь. Я был в составе экспедиции, что исследовала Браму. Это было в конце восьмидесятых. Уже вовсю перестройка шла.
– Ну и как же ученые мужи объясняли здешние демонические сумерки? – спросил я.
– Сумерек не было. Мы же были в нашем, человеческом мире. Но точно в этих местах. Такая же совершенно плоская степь. Безлюдье. Дичь… Но главное не в этом. Хорошо помню, как мы неоднократно ощущали здесь беспричинную тревогу, страх. Никто ничего не понимал. В том числе и я тогда ничего не понимал.
– Это-то как раз понятно, – сказал я, – вы же тогда, наверняка, были обычными советскими материалистами. Только вот сердце не обманешь. Страх и тревога.
– Да, тревога, – подхватил отец Иван. – Меня эта тревога сейчас доканывает. В гостях у стражей было так хорошо. А сейчас все проблемы заново навалились. Такая тоска, хоть беги вон. Как там семья моя, что делать дальше? А если не заберем у отца Василия Антиминс? Епископ меня тогда и слушать не будет. И где тогда служить? Грузчиком идти работать, чтоб семью прокормить… Простите, поп, а такие материальные мысли. Но у меня семья, а вы свободные люди.
– Все будет хорошо, – Капитан положил руку на плечо отцу Ивану. – Бог не оставит нас.
Шедшие впереди стражи остановились.
– Мысли на этой земле обманчивые, – сказал нам Белодрев. – Не принимайте их всерьез. Враги пытаются ввергнуть нас в уныние. Все мы измотаны. Еще немного и будем делать привал…
Нас обнаружили перед самым привалом. Тусклое солнце уже почти
