марш все по классам!
Приём в пионеры
В третьем классе нас принимали в пионеры. Пионервожатая нам сказала, что принимать будут не всех, а только тех, кто учился без двоек и вёл себя хорошо. Так что никто толком не знал, кто из нас достоен принятия в пионеры, потому что почти все в своё время получали двойки и все получали замечания от учительницы за поведение. Но вот наступило 22 апреля - день рождения Владимира Ильича Ленина, и нас всех построили во дворе школы. Из школы вынесли красное знамя ребята и девчата в красных галстуках, под барабанную дробь и дуденье горна.
Кто-то прочитал стишок о галстуке:
Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного.
А под этим знаменем
В бой идут бойцы,
За отчизну бьются
Братья и отцы.
Как повяжешь галстук,
Ты – светлей лицом…
На скольких ребятах
Он пробит свинцом!..
Пионерский галстук –
Нет его родней!
Он от юной крови
Стал еще красней.
Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного!
А потом мы все дружно повторяли слова клятвы: «Я, юный пионер, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия».
Старшеклассники повязали нам галстуки, опять прозвучал горн и барабанная дробь, унесли знамя в школу. Мы стояли, подняв руки в салюте, а потом пошли в класс.
Теперь я стал читать с полным правом газету «Пионерская правда», которую отец выписывал нам с Витькой. Помню интересная повесть печаталась там с продолжениями – «Ночной орёл».
Летчик Иван Кожин был сбит немцами, и когда выздоравливал неожиданно почувствовал в себе способность к левитации. Иван, находясь в тылу у фашистов, в оккупированной Чехословакии, включился в борьбу. Он летал по ночам и наводил на фашистов ужас, своими неожиданными налётами. Для партизан и подпольщиков это была огромная помощь.
Ещё была повесть «Голубой лангуст» про шпионов. Нам с Витькой как раз купили китайское тёплое бельё «Дружба» голубого цвета, и когда мы одевались в его, то отец смеялся: «Вот они какие – голубые лангусты!»
Ещё отец выписывал местную газету «Восход» и центральную приморскую - «Красное Знамя».
Ольга выписывала себе газету «Тихоокеанский комсомолец». Газеты можно было и просто купить в газетном киоске, они стоили по 2 копейки, некоторые – 3 копейки...
19 мая, в День Пионерии, для нас-пионеров были открыты бесплатно двери общественного транспорта. В автобусе можно было ездить сколько хочешь и не брать билет! Даже на самолёте можно было бесплатно летать. Я тоже, вместе с другими, кружил над родным городом на самолёте АН-2. Внизу змеилась река Даубихе, зелёные лоскуты полей были расчерчены параллельными прямыми, среди тайги вздымались сопки. С непривычки чуть-чуть кружилась голова и подташнивало, но это было так здорово! Все пионеры в этот день гордо ходили в своих красных галстуках!
О городе Арсеньеве
«город мой Арсеньев, зимний и весенний...»
В начале 60-х наш небольшой город сверху выглядел приблизительно так: под огромной горой, в большой ровной долине были разбросаны небольшие, частные домишки. Долину, ближе к горе, пересекала трасса государственного значения. От трассы в меридиональном направлении выделялись две заметные улицы. Если стать лицом на север, то справа под невысокой гривой горы протянулась улица Увальная (позже переименованная в улицу Победы), а слева – улица Жуковского, названная так в честь Жуковского Николая Егоровича (1847—1921), русского учёного в области механики, основоположника современной аэро- и гидромеханики. Это кажется он однажды сказал своим студентам:
- По законам аэродинамики, майский жук летать не может, однако летает, по тому, что законов аэродинамики не знает!
Наш город из-за одного из главных предприятий - авиазавода "Прогресс" был тесно связан с авиацией. С 1963 года на заводе стали выпускать «Пчёлку», то есть самолёт АН-14. Выпускались ещё планеры и спортивные самолёты. Ежедневно над городом кружили вертолёты и самолёты, которые выполняли порой фигуры высшего пилотажа, а мы-мальчишки смотрели прищурившись в небо и мечтали тоже стать лётчиками.
Улица Жуковского поворачивала направо возле другого завода, который носил имя "Аскольд" , а там уже Октябрьская шла в направлении к станции. Город назывался Арсеньев, а станция называлась Даубихе, как и река, которая ограничивала город в его северной части. Станцией служил небольшой бревенчатый домишко, мимо которого иногда с шумом, дымом и паром пыхтели паровозы, тянущие за собой составы с лесом или грузовые вагоны. Пассажирский поезд тогда с Владивостока ходил всего раз в сутки. Утром шёл на село Варфоламеевку. А позже поезд стал ходить ещё дальше – до села Чугуевки. Вечером этот же поезд возвращался и шёл обратно обратно на Владивосток. Машинистом на паровозе тоже наверно здорово было бы стать! Ту-ту! Чух-чух-чух! И пошёл поезд по шпалам: тык-дык, тык-дык, тык-дык, тык-дык... Это как песня:
"Ты лети, лети, моя машина,
Эх, как много крутится колес!
И какая чудная картина,
Когда по рельсам мчится паровоз!"
Но я отошёл в сторону от главной нити своего повествования. Увальная была улицей так себе, какой-то второстепенной, но асфальтированной всё же. А вот Жуковского была и асфальтированной, и с фонарями на ажурных металлических столбах, и с удобными тротуарами, да и вообще тут и магазины и всякие общественные места были под боком. Тут тебе и городской парк с бассейном, и Дом Пионеров, и клуб «Восток» и стадион. Бассейн являлся удобным и самым притягательным местом для городских детишек, которые там всё лето плескались, стоило только удрать из дому. Тут и вышки для ныряния были и настилы с лестницами. А ведь достаточно было поставить плотину на пути небольшой таёжной речушки Халазы, чтобы появился такой замечательный бассейн. Через плотину к авиазаводу вёл мост, по которому шёл автотранспорт и пешеходы. Улица Жуковского тянулась вдоль речки Халазы, которая в паводки становилась опасным бурным грязным потоком,совершенно непроходимым. Халаза разливалась и затапливала огороды и погреба тем жителям, которым посчастливилось жить на берегу. Хотя обычно в речке воды было по колено, а то и по щиколотку. На улице Октябрьской тоже был асфальт...
Наша улица, Социалистическая, как бы втиснулась между улицами Жуковского и Советской. Советская была шире, там не было асфальта, зато там были кюветы, и дорога была отсыпана гравием. А на нашей улице не было ни асфальта, ни гравия, ни кюветов. Зимой это была ровная дорога с тропинкой посредине между сугробов, а летом это была сплошная зелёная лужайка, от забора до забора, но как только таял снег, то тут бежали ручьи, как им вздумается, затапливая всё вокруг, создавая лужи и болото. Если машина заезжала на нашу улицу в мокрую погоду или в дождь, то она обязательно застревала в грязи. Посреди улицы была выбита машинами колея, но иногда машины садились в грязь по самое брюхо и их приходилось вытаскивать тягачём... Ну, а в сухую погоду улица наша благоухала от запаха цветов, потому что у всех росли в садах яблони, груши, сливы, вишни, смородина, клубника, да и просто цветы всякие. Возле нашего дома нашу улицу перерезал проулок, с дорогой даже более раздолбаной, потому что по ней ездили машины с сахарной свеклой или с какими-то тяжёлыми грузами. Тех, кто жил от этого проулка до самой трассы по нашей улице, мы не очень-то знали. Зато от проулка и до 25-го магазина все были своими, здесь все друг друга знали, как облупленных.
Улица Социалистическая
Улица наша не доходила тогда до 25-го магазина, так как путь ей преграждала музыкальная школа. Поэтому улица поворачивала у забора музыкальной школы и выходила между забором этой школы и забором гостиницы, прямо у большого вяза, на улицу Жуковского, как раз напротив большого пустыря, за которым через речку по мостку можно было попасть к «кругленьким» домишкам.
Этот вяз был мощным, в три обхвата. Интересно, что точно такие же вязы выращивают как зелёные стенки для украшения. Но там прутики, а тут такое дерево огромное, неохватное. Интересно, сколько же ему было лет? Может быть под ним когда-то давно останавливался знаменитый путешественник Владимир Клавдьевич Арсеньев, имя которого сейчас носит город. Его проводник Дерсу Узала разжигал костерок в окрестностях деревни Семёновки, ставил чайник на перекладину и говорил:
- Однако, насяльника, носевать будет под деревом. Дерево холосый, доздик не просыбёт. А то Дерсу устал, амба!
- Ну, что ты, Дерсу, нам бы ещё полста вёрст сегодня пройти, да вон на ту большую гору залезть, чтобы оглядеться..., - увещивал проводника Арсеньев.
- Э, насяльника, Дерсу сейсяс мало-мало покемарит, а потом залезет на этот высокий дерево... И там увидит, куда ходи, а куда не ходи... Зачем тот сопка больсой лазить? ...
Если бы улица наша не была преграждена музыкальной школой, вернее старым гаражом, которым никто уж и не пользовался, то до 25-го магазина можно было бы пройти прямо. А за 25-м магазином улицу перегородили бревенчатые корпуса городской больницы. А ещё дальше на север до самого базара, так там вообще никакой улицы не было, а тянулись ряды бараков. В бараках жили старожилы, которые построили завод и работали на нём. Здесь люди жили по каким-то непонятным другим людям барачным законам, веселились и горевали, ругались и мирились. Это ежедневно происходило у всех на виду, как своего рода спектакль с воплями, с матом, с песнями...На подходе к стадиону "Восток" и к парку был базар, при входе в который на воротах было написано "Колхозный Рынок".
На базаре всегда что-нибудь продавали, но народу в будни было совсем мало. Зато в базарные дни там было вообще не протолкнуться среди скоплений народа. За базаром от Жуковского отходила асфальтированная улица Островского, которая вела к Краевой больнице. А от Краевой больницы, кирпичного трёхэтажного здания, вела улица в северном направлении, которая называлась проспект Горького. Она тоже была асфальтированная, там стояли двухэтажные оштукатуренные дома с балконами, тротуары по краям. А на пересечении проспекта Горького с улицей Калининской, на кольце, стоял памятник писателю Горькому, у которого в руках была здоровенная палка.
За базаром однако опять появлялась улицы Советская и Социалистическая и шли они до Садовой.... Дальше их не было, потому что за 8-й школой тянулись болота до самой Октябрьской. Да и вообще болота в городе занимали немалую часть в начале 60-х....Были ещё Дворец и стадион Авангард на четвёртом участке....
Но вернёмся на нашу улицу. Музыкальная школа была не единственной достопримечательностью не только нашей улицы, но и всего города. Дело в том, что тут же находилась гостиница. Построенные какими-то сказочными мастерами гостиница и музыкальная школа являлись не просто деревянными сооружениями, а образцами художественной архитектуры. Всякие разноуровневые помещения, винтовые лестницы, острые крыши, башенки – это было словно в волшебном городке! А вокруг росли причудливой формы дикие деревья с
