психериус

тяжелым операциям на безнадежно больных, сплошь обставившего свое рабочее место законсервированными внутренними органами. Он очень любил объяснять всем своим пациентам суть их патологии наглядно. Странно, но они любили его за это, потому что частенько захаживали после него к Ф.
- То к тебе  гости, то ты в гости! Закон сохранения энергии! Ее иногда нужно уравновешивать, а то она от этого хереть начинает! И делать всякие глупости! – медсестра повела носом, - Люблю это место. Здесь самый… ЖИВОЙ запах! Самый настоящий, чистый и без консервантов!
Своей сверхизящной походкой (и это в ТАКОМ состоянии, хотя, это, все  же, чистая бутафория), она подошла к шкафу с инструментами, резко распахнула стеклянную дверцу, сгребла кровавой рукой скальпель, и повернулась к Ф.  Ее лицо сияло чудовищной гримасой финального экстаза, стекающие со скул и тела потоки крови залили дорогую плитку, и теперь она тщательно размазывала ее по полу.
Он же теперь мог только смотреть на то, как медленно подходя к его распластанному телу, она облизывала лезвие и гладила себя рукой между ног. Передник промок от крови и прилип к телу, а шпильки давно обломались, еще там, в туалете.
- Ну, ты просто прирежешь меня, или предпочтешь истратить свое время на более живописную смерть?
- М-м! Мы разговариваем! Не-ет, в твоем вопросе чувствуется большая-большая надежда. Мое время? У меня нет времени в принципе! Для меня его НЕ СУ-ЩЕСТ-ВУ-ЕТ! Так что я могу позволить себе немного поразвлечься. Мне очень хотелось бы разрезать тебя на триста восемьдесят… четыре части, перемешать их, закрыть глаза, обернуться три раза  и попробовать собрать их снова. Вот. Ты не подумай – я не хочу показаться тебе излишне изобретательной, эдакой дрянной девчонкой с необъятным воображением. Это все…шлаки?
Он не знал почему, но ему вдруг показалось, что то, что он видел сейчас, обязательно должно ему помочь. Рядом с ним стояла маленькая тележка для развозки завтраков, а на нижней полочке он заметил маленькую, словно подсунутую кем-то пятидесятиграммовую бутылочку. «Морфий» - корявым докторским почерком на маленьком огрызке бумаги, приклеенном к стеклу.
- Но и это все ерунда. Главное – твои проклятые гены больше не составят ни одного процента в крови какой-нибудь простушки. И все потуги возродить к жизни твои сгнившие корни нарвутся на кого? Правильно – на меня! А я никогда не ем и не читаю газет на посту!
Леди-фарш склонилась над Ф. Сделав маленький надрез под его соском, она облизала свои разбитые губы и часто задышала. Струйка крови скопилась на животе в лужицу и стала разрастаться.
- Держи глаза шире, специа… - Ф, из последних сил, впечатал бутылочку ей в рот, надавил, горлышко обломалось и жидкость пролилась ей в рот. Глаза медсестры расширились, ее внезапно отбросило в сторону, кровь на ее теле начала вскипать и дымиться, -… льно для вас. Вы это любите.
- Недоумок!!! – голос кого угодно, но не человека, - Сколько можно оттягивать?
Ее подбрасывало, било о пол, переворачивало и жгло нечто. Еще через минуту Ф мог видеть все ее мышечные ткани, кишечник, сердце, легкие, скелет и внезапно ничего больше. Она взорвалась, образовав семь тонких столпов кроваво-красного плотного дыма, внезапно выросших до потолка и распространяющих вокруг себя ядовитое ярко-фиолетовое свечение. И ровно через девять секунд все свернулось, поднялось под потолок и растворилось в молочных отблесках ночных уличных фонарей.
«Вот, вот сейчас стоило бы убеждать себя в том, что всего этого НЕТ. Но оно есть, мать его, есть. Плевать им, всем им, ей, ему, всем! Они получают от этого удовольствие, какого никогда не получили бы. Это же как Рождество! Хочу, чтобы Рождество было всегда, потому что я, обычно, получаю кучу подарков, плохих и совсем идиотских, но они – показатели того, что о тебе беспокоятся. По-своему, конечно».
Ф оттолкнул от себя всякие мысли о том, чтобы встать и что-то делать. Ему было плевать на кровоточащие раны. Ему было плевать и на то, что его могут обнаружить в этом кабинете с утра его коллеги или пациенты. Но если вторым, по большому счету было бы все равно, то первые обязательно сделали бы для себя кое-какие выводы. А ему плевать. Впервые в жизни ему на все ТАК плевать.


                              СТОНЫ И ПРОКЛЯТЬЯ


Раньше ты поступала со мной также. Приходила, рвала нервы, наполняла своими шепотами комнату, смотрела сквозь меня в окна и… как-то все становилось на свои места. Тогда ты тоже многое скрывала, но делала это по-другому, все, что ты хотела бы сказать, но не могла, ты обычно перекладывала на вещи, а они все очень хорошо повторяли.
Вот смотри: есть все, что нужно для того, чтобы ты больше никогда не давала повода для бесполезной траты своего времени: пустая капсула, с ободранными стенами, мир, который есть только тогда, когда заканчивается старая пленка, но ее еще очень много в старых подвалах, есть я, или нет меня, не знаю, не мне решать. Это вообще очень странный вопрос. Как ты тогда говорила, - я уже больше не должен здесь находиться? Прости, но я здесь, и, похоже, это именно твоя заслуга. Уже трудно понять даже, кому все это нужно больше. Моему разбитому модными фокусами сошедшего с ума пространства интеллекту, или твоему крепкому и бесконечно цельному желанию построить эту игру на свой манер. Но вот беда: мой разбитый интеллект заработал кучу поощрительных бонусов в виде иммунитета и даже зависимости. Когда школьнику-очкарику-отличнику обкуренные старшеклассники предлагают выкурить косяк, что его обуревает? Правильно, - страх, трепет, ужас от осознания того, в кого он может превратиться, стоит ему сделать хотя бы одну затяжку. Но старшие не отступают, и крепко держатся за идею испортить приторную малолетку. И используют они для этого нормальные, взрослые методы психологического воздействия, потому что знают, что слабое подростковое сознание не может долго сопротивляться громадному спектру их «знаний». А дальше все предельно ясно – глупый школьник пробует траву, его пробивает, но все он равно боится. Раз за разом, тяга за тягой, исчезает страх, стыд, на смену им приходит иммунитет к разумному и зависимость от того, о чем он еще вчера и подумать боялся. Теперь у него новые приоритеты и цели. По-своему важные.
Ведь похоже, не так ли? И не оттого ли сказка лишается смысла, что нет больше никаких внешних стимулов, вернее они есть, но воспринимаются они уже как нечто, само собой разумеющееся? Подарки перестают радовать, они скучны.
Слышишь? Ты все это знаешь, ты все это создаешь. Но почему ты не хочешь иногда нарушить эти прозрачно-призрачные законы, прийти, хотя бы на минуту и уделить внимание плоду своего воображения?! Знаешь, в обычном, антиреальном, мать его, мире, таких как ты, лишают материнских прав! Я понимаю, здесь – не там, но все же должна же быть хоть какая-то согласованность! А если предположить, что и здесь и там – одно большое целого единого бардака, тогда уж извините, вам нет оправданий.
Нет, конечно, всякое может быть! Например сейчас, ты занимаешься поисками очередного идиота, которого засунешь после в мешочек с бочонками, покрутишь, повертишь, выбросишь его на стол и заставишь собирать такие комбинации цифр, при которых ему бы не надрали задницу и разрешили плыть дальше, туда, где ему обязательно ее надерут. Или пьешь галлюциноген в каком-нибудь кабаке, в котором собираются отборные маргиналы, оттуда и отсюда. И рассказываешь им об очередном повороте сюжета в твоем новом сценарии, о том, «как лихо я провернула эпизод с подвешиванием к потолку за ноги одного старого олигофрена за то, что он-де не желает трахаться со своей  возлюбленной иначе, чем только так!» И обо мне пару слов, конечно. Ведь это не последний абзац в твоем ежедневнике, правда?
Наверное, некоторые вещи стоило бы делать самому. Вроде как, взять и пойти искать тебя самостоятельно. Уж не знаю, ждешь ли ты этого, а может быть тебе и вовсе это нужно в самую последнюю очередь. Но есть иллюзия, есть гранитное тело с песочной кровью, которая бегает по ржавым венам и все! Нет больше ничего, кроме того, что вы предлагаете! И что остается делать в такой ситуации обычному теплокровному, из которого вынули то самое тепло? Он должен сам его найти! Да, они иногда бывают чересчур дерзкими, эти сложные биоформы! А на мне нет эксклюзивного знака исключительного качества, как видишь!
М поднялся с пола, провел руками по высохшему и сморщившемуся лицу, вышел в коридор и распахнул дверь. «Все эксперименты ставятся с оглядкой на возможную удачу. И иногда это помогает».
Уже давно встало солнце, но на улице так мало людей, а свет бил так ярко, что мир казался постатомным. Куда идти? Будет ли этот город прежним, оставят ли они хотя бы одно знакомое место? Как там, в компьютерных играх, - иди куда попало, там тебе явится добрый волшебник и подарит подсказку. А там понимай как хочешь – действительно ли он добрый.
И М пошел прямо. Прямо туда, куда целились зрачки. Вдоль зданий, в здания, вдоль улиц и по улицам. Мимо мусорных ящиков, под полуразрушенными мостами и арками. Он не встречал никого. Смотрел в окна, но оттуда никто не выглядывал. Бил стекла витрин, но его никто не останавливал. Мочился посреди проспектов – никого.
- Вы прочли обо мне в утренней газете?!! Вас по-хорошему попросили?!! – М стоял посреди площади и орал. Зависимость… То, чего ему так не хватало.
Сквозь шум ветра и шелест бумаги по тротуарам послышались новые звуки. Шаги. Медленные, шаркающие, томные. Где-то вон за тем зданием, туда уходит улица, где обычно собираются самые элитные проститутки. «Во-от. Все-таки медиа магнаты умеют задурить мозги. Наверное, это их любимая часть работы».
Из-за угла здания вынырнула фигура. Женщина, испачканная грубым макияжем, в балахоне, обвешанном сухими розами. Она приближалась к М странной ломаной походкой, не переставая, пускала дым толстой сигарой. Он ведь помнит ее? Он ведь видел ее где-то?
- Ищем кого-то, самец? – дамочка подошла вплотную, и от нее тут же повеяло крепким, выдержанным перегаром. И глаза… утопленные в туши и просроченном тональном креме, их почти не было видно.
- Ты бы сперва по моргам побегал, поспрашивал? – и засмеялась, обнажив свои кошмарные коричневые зубы, - У меня там куча знакомых работает. С тебя – куннилингус, с них, может быть, почти свежий труп.
- Поди вымойся, девочка! – М повернулся уходить. Клуб! Она оттуда! Он видел ее там!
Он еще раз обернулся, чтобы посмотреть на нее. Да, это она.
- Ну как знаешь. А так… Ума не приложу, где ты можешь удовлетворить свое юношеско-половое любопытство. Хм, маленький, стервозный динозаврик!
«Так, спокойно. Играем дальше. Идем и играем. Они просто расширили свое картонное поле, им мало места, видите ли! Эволюция отношений, чтоб их!»
М двигался дальше по пустынной улице, вдоль главного игорного комплекса, своей безлюдностью и низкочастотными сквозняками который, сейчас больше напоминал зеркальный крематорий для тел писателей-футуристов.  Когда-то он проиграл здесь… не важно. Главное, что проиграл. Это было тогда, в той жизни. Стоп! Еще шаги.
Из двери казино вышел старик. Пересчитывая толстые кипы денег, он не заметил, как наткнулся на М, вскрикнул и поднял лицо. Маранарди!
- Ух ты! – деньги выпали из его рук и