Как я провёл лето

принятия решения, закончилось... пауза затянулась, стало невыразимо неловко и... и... всё…
Приятно, тем не менее, когда тебя помнят и радуются при встрече. Но ещё более приятно, что нас всё-таки ждут. С сердца, не поверите, упало полтонны. Не меньше, ей-богу! Просто у них сегодня, так уж совпало, заезд новых детишек на очередную смену. И встречают их не на анапском вокзале, а аж в Новороссийске. Задействованы все автобусы, грузовики, легковушки и даже велосипед начальника лагеря. Дети - это святое! Так что, милые вы наши менестрели, потерпите - и вам воздастся. С этой оглушительный сенсацией я поспешил на вокзал, к своим.
Дабы не мучить и вас палящим, плавящим привокзальный асфальт солнцем, скажу кратко: к обеду мы всей человеко-чемоданной кучей, все - до последнего микрофона, уже были на месте. Терзания и страхи последних часов исчезли, как исчезает полуденная тень. Блаженство - три, два, один, старт! - запустило отсчёт отпущенного ему времени.
Пока мы, вместо положенного всем детишкам тихого часа, плескались в волнах и, вжимаясь лопатками в горячий песок, растворялись в бесконечности пустынного пляжа, нам подготовили жильё.
Скажу как на духу: есть прелесть в том, что лагерь принадлежит военному округу, а не какой-нибудь свиноферме или заводу турбинных лопаток, как многие из лагерей вокруг. В жизнь пионеров и воспитателей, впрочем, это не вносит никакой солдафонской муштры и зубрёжки статей устава гарнизонной службы. Но - и это важно - всю чёрную работу за тебя делают солдаты. И не стоит, думаю, их сильно жалеть. Всё, ребятки, познаётся в сравнении. Когда служивые осенью разъедутся по воинским частям и гарнизонам, уверен, в бессонных караулах и убийственных марш-бросках будут вспоминать командировку в Анапу как остров Баунти с его райскими наслаждениями.
Бравые ребятушки мигом натаскали кроватей с матрасами и превратили бывший склад на хозяйственном дворе в наши пятизвёздочные апартаменты. Нет, вру: звёзд давайте дадим всё же четыре, так как „удобства“ располагались во дворе.
Но зато мы жили ближе всех к морю: за нашим „бунгало“ лагерная ограда, в ней калитка, а за калиткой и вереницей кустиков - пятьдесят метров чистейшего песочка. Несёшься через пляж и - бултых в приятную свежесть. Особенно ценишь близость моря утром, с бодуна, уж поверьте мне на слово.
Конечно, мы могли бы, как белые люди, жить в административном корпусе, в почти настоящем отеле. Но взвесив все за и против, предпочли свободу комфорту. Ничего, в душ да по малой нужде пробежим два десятка шагов, не развалимся. Зато в „бунгало“ мы сами себе хозяева: ори, кричи, буянь, ходуном ходи, на голове стой, хоть днём, хоть ночью - никому дела нет. Никто не постучит в стенку - мол, дайте поспать. Сами посудите: разве нужен распорядок дня вольным трубадурам? А репетиции? Здесь ведь как удобно: утром продрал глаза, сунул ноги в тапочки - и ты уже в собственной студии. Зал огромный - хоть прямо здесь проводи дискотеки. Правда, тогда пришлось бы выносить стол, но это уже дудки. Шалишь! Стол - наша святыня. Наш алтарь. Именно за ним свершаются таинства вечерних чаепитий. А наша чайная церемония - к бабке не ходи - покруче всех японских и китайских будет. Вместе взятых! Думаю, никакому русскому не надо объяснять суть национального чайного обряда? Все ведь представляют, что это далеко не всегда только налитый в стаканы чай?
Без печальных моментов, как ни жаль, всё же не обошлось. Скорбите! Скорбите же вместе со мной! Наша девушка-вокалистка вынуждена ютиться в одноместном номере по соседству с начальством. Бедняжка. А что поделаешь! Она, конечно, очень симпатичная, и я, разумеется, предпочёл бы видеть её тут же, с нами, на соседней кровати, но  - вы же не забыли? Мы строим коммунизм в самой высоконравственной стране, и совместное разнополое проживание, если у тебя в кармане не лежит свидетельство о браке, хотя бы одно на весь коллектив - запрещено. Табу. Вето. Низ-з-зя!
Впрочем, как выяснилось чуть позже, жалеть не имело смысла. Всё равно девушку нам по пути успели подменить инопланетяне. Те самые, с необитаемого каменистого островка в Азовском море. Я же говорил вам, какие они коварные! Голову, судя по всему, бедняжке оставили ту же самую, а всё остальное - и душу, и тело - модифицировали. Страшно сказать, за всё лето я ни разу не видел её в купальнике. Загорать и плавать она уходила одна. И, более того, мы ни разу не заметили в каком направлении она исчезает. Может статься, она вообще не купалась. Наверняка брала полотенце только для отвода глаз, а сама улетала к зелёным человечкам с отчётом. Точно! Вот почему она никогда не снимала одежды. У неё там крылья! Или вообще металлический фюзеляж с реактивным двигателем! Тогда я даже боялся фантазировать на эту тему. Бог их знает, какие уродства они могли сотворить с нашей бедной девочкой, с нашей Иришкой. Весёлая  и общительная в Питере, здесь она отделывалась дежурной улыбкой и короткими фразами по работе. Даже с голосом что-то случилось. Его, скорее всего, тоже меняли, но, видимо, впопыхах не смогли подобрать похожий. Петь она явно стала по-другому. Но даже не это её выдавало с головой. А вот! Вот! Наши ежевечерние чаепития она посещала редко и - внимание! - всегда пила только чай. Что уже само по себе для земного человека крайне подозрительно. Вот что. А вы, помнится, не хотели верить в мою теорию про инопланетян. Теперь убедились?
Снова я забежал вперёд! Ну как же так, а? Вы совсем за мной не следите! Это ж всё позже будет. А пока ещё нет...
А пока мы купаемся и загораем. То есть, помните: приехали, побросали шмотки, вкусно пообедали и - на пляж. Думаете, всё - пошёл разброд и шатание? Истома и нега, думаете? Нирвана и небеса обетованные? А вот хрена вам охапку! Сейчас я покажу, каким я бываю сатрапом и душегубом. Сейчас я нашим кайф-то пообломаю…
- Рота, подъём! - истошно воплю я. Мой зов столь убедителен, что организует мгновенную побудку младших отрядов в пяти близлежащих лагерях. Впервые в истории побережья малыши не опаздывают к полднику, хотя нескольким самым впечатлительным приходится менять штанишки. Изумлённые вожатые украдкой крестятся, но, сообразив в чём дело, устанавливают мне прижизненный памятник на Пионерском проспекте.
Я непреклонен:
- Через пятнадцать минут общее построение на репетицию.
А что поделать? Мы же в „военном“ лагере - надо блюсти антураж соответствующий.
На самом деле никакой жестокости в моих действиях нет. Есть, наоборот, сплошная забота о личном составе и тонкий прагматичный расчёт. Репетировать ведь нам все равно надо, так? Никуда от этого не деться. А загорать, напротив, больше получаса - да на полуденном солнышке, да на девственную после зимы молочно-белую кожу - смерти подобно. Вот и восхищайтесь теперь - какой мудрый я у них командир. Батяня! Как есть, батяня-комбат.
Репетиции, однако, в тот день так и не получилось. Кабздец подкрался незаметно - помните такое выражение? Наверняка опять инопланетяне постарались. Хотя тогда я, признаться, на них и не подумал. Аппаратуру мы ведь собирали „по кусочкам“, с миру по нитке, из разных мест. И вот в тот вечер она никак не захотела работать дружно. Мне категорически не нравился звук. Я раз за разом переносил начало репетиции, отправляя нашу единственную прекрасную представительницу обратно в свой номер, с единственной целью - поберечь её уши от громогласного, в сердцах, мата. Весь вечер и почти всю ночь мы паяли, резали, снова паяли, снова резали, комбинировали, согласовывали одно с другим, фазировали, отстраивали и регулировали. Все давно бы упали без сил, но мой страшный рык поднимал даже мёртвых. Парни просили о пощаде, но я был неумолим. Потом, когда наконец пытка бессонницей закончилась, аппаратура заиграла и запела чистым „фирменным“ голосом, выдавая на гора мощнейшее „мясо“, они сказали мне спасибо. Это ж ежу понятно: не упрись я рогом, не заставь доделать всё в тот же день - завтрашняя репетиция сорвалась бы точно так же. А теперь мы встали наутро свеженькие, завтрак и море зарядили нас дополнительной порцией бодрости, тысячи  целебных ионов размером с добрую горошину каждый взбудоражили творческие порывы - и этого запаса с лихвой хватило на целый день работы. Именно столько нам потребовалось, чтоб мало-мальски разучить репертуар. Лишь  после ужина мы позволили себе расслабиться.
Ха! Давайте договоримся так. Дураков здесь нет, и врагов своему здоровью - тоже. Будьте нате - перерывы на купание и приём пищи мы делали регулярно и с удовольствием.
А к тому же нам повезло. Сам того не подозревая, я привёз свою команду аккурат в пересменку. Нежданно-негаданно, таким образом, подарив нам целых три дня до первого выступления на открытии смены. Оценили подарок судьбы? Даже не сомневайтесь, за эти три дня мы отполировали программу до блеска.
Мы играли снова и снова. Детишки толпами стояли под окнами и в дверях, коварно, по-шпионски изучая наш репертуар и ломая будущий сюрприз. Но мы никого не гнали. Дети, параллельно с подлым „скачиванием“ секретной информации, делали весьма полезное дело. Своими открытыми в изумлении ртами они переловили всё поголовье обитавших в „бунгало“ мух. И даже, казалось, значительно сократили их популяцию на северо-кавказском побережье. А мухи, скажу я вам, на юге - докука ещё та, настоящая божья кара!      
Процесс пошёл своим чередом. Репетиционное время день ото дня неуклонно сокращалось, а порции морской воды, солнца и насыщенного полезными ионами воздуха, наоборот, пухли как на дрожжах. Кожа просаливалась и бронзовела, а былая железная воля ржавела в морской воде и рассыпалась трухой. Не требуется быть семи пядей во лбу, чтобы предсказать дальнейший ход событий. Своим первоначальным наивным планам я же сам - бравый командир, отец „солдатам“- первый и изменил. Первым задрал кверху белый флаг. Благими намерениями - готовить каждый день по новой песне с целью освежения репертуара - нам оставалось, разве что, вымостить пол в нашем бунгало. Вольный ветер прополоскал нам мозги, парализующий  зной иссушил то, что осталось, а зелёный змий довершил их работу, вытравив из закоулков подсознания само понятие о профессиональном долге. Инструменты мы брали в руки исключительно на „работе“, а новые песни, если выдавалась лишняя минутка и хорошее настроение, готовили там же, на танцплощадке, в процессе настройки аппаратуры перед выступлением. Но это, сознаюсь сразу, случалось крайне редко.
Страшно сказать, иногда, от переизбытка лени, в нашем распорядке появлялся даже послеобеденный тихий час. Пуще всякого паиньки-пионера мы „давили на массу“.
С другой стороны, кабы мы в тот день не разленились и дошли бы таки требуемые сто шагов до моря, разве случилась бы с нами дивная по анекдотическому совершенству история?
С вашего разрешения я с превеликим удовольствием освежу в памяти подробности. Побулькаю, так сказать, кальяном сладких грёз. А вы... Вы, так и быть, присаживайтесь ближе, посмакуем вместе ароматный дымок воспоминаний. Слушайте…
Прибыл в наш лагерь новый прапорщик. Нам и пионерам - никто, а солдатикам нашим, что службу под ласковым солнцем коротали - непосредственный начальник, то есть лютый зверь, царь и бог. И обходил тот царь и бог...