Золотая кувалда

чё? – Крохалёв покрутил пальцем у виска. – Давай по половинке.
Выпили по половинке.
- Овладевает техникой исполнения? – задорно спросил Крохалёв у Сизикова, кивнув головой в сторону Вовки, успешно справившегося с дозой.
- Чья выучка! – одобрительно выпятил нижнюю губу Сизиков, налегая на копчёную колбасу. В его семье копчёная колбаса бывала не часто.
Разговорились, развеселились, вспомнили интересные случаи из школьной жизни. Рассказывали друг другу известные всем приколы… Хорошо!
- Чёт не берёт, - сделал неожиданное заключение Сизиков, разглядывая остатки самогона в кружке.
- Ага, не берёт, - насмешливо окоротил друга Крохалёв, отнимая у него кружку. - Это тебе не пиво. Этот коньячок тебя потом догонит… И так по башке вдарит! Как камнем с пятого этажа.  
Он слил остатки самогона из кружки в банку, закрыл и поставил банку на место.
- Ездили мы как-то рыбалить, на острова. На нашем баркасе. У бати баркас огромный, движок «волговский»…  Человек десять поехало. Сетями ловили. Ну, вечером, как положено, уха… Мужики выпили уж помногу. Дядьку моего приспичило. Пошёл он в кусты. Отец предупредил ещё: «Ты, говорит, подальше иди, чтоб вони не было. А то, говорит, с этого самогона дух чижолый»… Надолго дядька ушёл. Основательно, видать, сидел. Вернулся, и разит от него, ну, натуральным свежачком! Сидеть ни рядом, ни далеко от него невозможно! Все носом водили, водили, батя не выдержал: «Ты хоть, - спрашивает, - штаны снимал, когда под куст садился?» Дядька обиделся: «Что ж я, - говорит, - алкоголик, штоль…» А батя: «Не алкоголик. Но первая степень опьянения с моего самогона – это когда на горшок садишься, а штаны снять забываешь!» Короче, у дядьки моего плащ рыбацкий, прорезиненный, до пят. Он когда под кустом пристраивался, плащ подбирал, подбирал, на спину забрасывал, а ветром его, видать, всё равно вниз сдуло. Погода ветреная была! Дядька спьяну не заметил, себе на плащ и наложил! И всё своё к костру принёс! Смеху было!
Посмеялись.
Сизиков глубоко задумался.
- Из второй банки – точно такой же вкус, как и из первой, - удивился он. – Неужели во всех банках одинаковое  качество?
- Во всех! – с гордостью подтвердил Крохалёв.
- Быть не может. Когда самогон гонят, первая порция самая хорошая – первач, потом идёт похуже…
- Вторач, - подсказал Вовка.
- Нет, такого самогона не бывает, - отмахнулся от дилетанта Сизиков.
- Ну вот, давай попробуем из последней банки! – лучезарно улыбнулся слегка закосевший Крохалёв, польщённый тем, что Сизиков высоко оценил качество батиного «продукта».
Попробовали. Качество оказалось… неизменно превосходного качества.
Весёленький, расслабленный Крохалёв подслеповато щурил глаза в очках, рассказывал о рыбалках с батей, о дяде – любителе выпить, размашисто жестикулировал.
- Мужики, - вспомнил Вовка, посмотрев на часы, - через час сеанс в кинотеатре. Девчонки обещали прийти.
- Девчонки – это хорошо! – восхитился Крохалёв. – Надо ехать к девчонкам.
Сизиков и Вовка встали.
- Торопиться не надо! – остановил приятелей Крохалёв. А на посошок?
На посошок, так на посошок. Никто не возражал.
Убрали початую банку на место, чтобы батя не заметил. Достали непочатую. Сизиков привычно разлил по полрюмки.
- Кто жа на посошок пьёт по половинке? – удивился пьяненький Крохалёв. – Пути не будет!
Выпили по полной.
Убрали посуду, навели порядок, чтобы предки не заподозрили состоявшегося выпивона, стали одеваться для похода в кино. Крохалёв что-то бормотал, блаженненько улыбался, расслабленно путался  в ботинках, в шнурках  и в рукавах. Укоряя напившегося, помогли одеться. Как ребёнку. Сцепившись под руки, двинулись  по тесной лестнице вниз.  Крохалёв норовил  запеть песню, его успокаивали тычками в бок. Он  без зла возмущался. Перед выходом из подъезда навтыкали основательно, приказали молчать и идти по струночке, а то бабки у подъезда увидят пьяного и доложат предкам. Тогда скандала не миновать. Мимо бабок прошли с гордо поднятыми головами.
Гордости у длинного Крохалёва хватило всего метров на двадцать, после которых суставы его опять разболтались, он ослаб и замотался, как на шарнирах. Пока со смехом, толкотнёй и дурачеством, распугивая прохожих, неторопливо двигались к  остановке, Крохалёв немного очухался. Говорил всё ещё  нечётко, но реагировал  на окружающее адекватно.
С троллейбусами была какая-то проблема, ждали долго. Вошли в нужный номер, стали на заднюю площадку. Примолкнувший ещё на остановке и лупавший осоловелыми глазами  на мир по-совиному, Сизиков вдруг стал оседать по стенке на пол. Его успели подхватить под руки.
- Ну вот, то тебя тащили, теперь этот приплыл, - вздохнул Вовка.
- Меня тащили? – удивился Крохалёв. – Да ладно!
- Ага, не помнишь, как в подъезде песни собирался петь?
Как собирался песни петь, Крохалёв не помнил, но прикинул, что, по теории вероятности, если пьяным был сначала он, потом Сизиков, то скоро начнёт отключаться Вовка.

У  кинотеатра выволокли Сизикова из троллейбуса. До сеанса оставалось ещё минут двадцать пять, поэтому стали таскать Сизикова по скверу. Периодически тыкали ему в бока локтями и кулаками, заставляли дышать глубже и прыгать на месте. Сизиков друзей слушался, комично дышал, по-медвежьи неуклюже прыгал, улыбался замороженной улыбкой. Минут через пятнадцать разминки Сизиков стал «держать голову» и смотреть на мир осмысленными глазами. Хоть и сильно затуманенными. Крохалёв с Вовкой угорали со смеху, глядя на пьяненького друга, хватались за животы, хлопали себя руками по коленям, сгибались и приседли без сил от хохота до земли. Сизиков приходил в себя, но стало заметно, что начал «загружаться» Вовка.
- Ну, этого отпустило, теперь другого забирает, - деловито гудел Крохалёв. – Я ж говорил, что догонит вас  «коньячок»! Ну что, пойдём в кино или как? – спросил он Сизикова.
- К-конечно и без-з-с-мнения! – подтвердил изначально принятое решение слегка пришедший в сознание Сизиков. – Там ж-ж девчонки!
- Ну пойдёмте быстрее, пять минут осталось, - скомандовал Крохалёв. – Вон они, стоят у входа. Бери этого под бока, - скомандовал Сизикову всё более трезвеющий Крохалёв. – А ты, чтоб по струночке! Не хватало ещё, девчонкам упитыми показываться!
Подошли к одноклассницам, поздоровались.
- Что это вы втроём под ручки ходите? – посмеялись девчонки.
- А это мы так… ходим, - пояснил заплетающимся языком Сизиков.
- Гуляем, - дополнил посерьёзневший  Крохалёв.
Вовка молчал и блаженно улыбался.
- И речь у вас какая-то нечёткая! – подозрительно улыбнулись девчонки.
- Х-холодно, губы замёрзли, - обосновал нечёткость речи Сизиков, старательно выговаривая слова.
- Где ж холодно? Лёд на солнце тает!
- Давно гуляем, - пояснил причину замерзания губ при тающем льде Крохалёв.
- Ну-ну… - понимающе усмехнулись девчонки.
Вовка без помощи приятелей стоял уже с трудом.
Еле уговорили контролёршу пропустить Вовку в зал:
- Куда мы его оставим такого? – задал вполне резонный вопрос Крохалёв.
Да, такого оставлять на улице было опасно.
Посадили Вовку на крайнее место. В тепле  через короткое время свет погас не только в зале, но и в Вовкиной голове.

Очнулся Вовка оттого, что понял: сейчас его вырвет. Вскочил, задев за все возможные вокруг него предметы, и, мотаясь по проходу от стены к стульям и обратно, заторопился к выходу. До туалета успел добраться вовремя. Долго блевал вонючей, кисло-жгучей кашей. Когда каша кончилась и желудок опустел,  выворачивал его  до слизи, отплёвывался, протяжно стонал. Выпив из крана много холодной, странно-противной воды, вышел в фойе. Остановился, соображая, кто он, где он, и куда ему надо.
- М-мне куда? – спросил техничку, протиравшую пол.
Техничка укоризненно посмотрела на упившегося до потери соображения юнца, поняла, откуда он вышел и что там, судя по густому сивушному запаху, наделал. Поняла, что ей после такого киномана предстоит убирать, и тяжело вздохнула. Развернула Вовку лицом к выходу, и по-над Вовкиным плечом настоятельно указала цель вытянутым вдаль грязным от мокрого мусора пальцем. Так указал бы Наполеон пальцем в белой перчатке своему генералу, ставя задачу по передислокации войск.
- Туда!
Вовка долго вглядывался, пытаясь сообразить, тяжела ли будет передислокация. Но вынести какое-либо решение не успел, так как изображение в его голове снова отключили.

- Эй, парень! – услышал Вовка насмешливый голос Крохалёва. – Куда это ты отправился?
Вовка открыл глаза. Прямо перед ним светилась беззвучием и слегка мерцала довольная рожа Крохалёва. Улыбающийся Сизиков молча держал Вовку за локоть. Они стояли посередине широкой улицы. Молчаливые машины потоками  обтекали их справа и слева.
- Ждали тебя, понимаешь, ждали. Нету! Пошли искать. Где, спрашиваем, парень? На улицу, говорят, пошёл! – с восторженным удивлением рассказывал Крохалёв Вовке, и голос его, какой-то нереально фрагментарный, на фоне полной уличной тишины впечатывался в Вовкино сознание отдельными кусочками. – Выходим на улицу – нету! Глядим по сторонам. Сизиков говорит: «Вот он!». Смотрим, а ты бредёшь через улицу со скоростью беременной черепахи пенсионного возраста, никому не мешаешь, машины тебя аккуратно объезжают со всех сторон. Подбегаем, а у тебя и глаза закрыты! Ну ты даёшь! У меня дядька, на что любитель заложить за воротник и покуролесить, и то по городу с закрытыми глазами не бродит. Ты куда идёшь-то, чучундра? Остановка – там, - Крохалёв радостно показал вправо. - Дом – там, - показал за спину.
- Т-туда, - с трудом выдавил из гулко пустой  головы через замёрзший рот непослушные звуки Вовка.
- Понятно… Ну что, поехали домой? Погуляли, кино посмотрели… Кинщик фигов!
Крохалёв  в размашистом одобрении хлопнул Вовку по плечу. Вовка потерял равновесие и чуть не упал.
- Аккуратнее ты! – озаботился Сизиков неустойчивостью Вовки, подхватывая приятеля. – Стоит человек – пусть стоит. Упадёт – фик поднимешь, придётся на себе тащить! Домой нельзя, куда ему такому домой! Надо прогуляться, чтобы мозги продуло. Пошли пешком, через канал.
Район кинотеатра и район, где жили дегустаторы, разделял судоходный канал шириной с полкилометра. Зимой, естественно, замёрзший. Вместо того, чтобы ехать на троллейбусе вкруговую, жители прилегающих микрорайонов зимой часто ходили через канал пешком. Заснеженную поверхность канала вдоль и поперёк перечёркивали линии тропинок. Множество детишек катались на санках, на картонках, на собственных животах и задницах с высоких, покато забетонированных  и засыпанных теперь снегом берегов. Отполированных детскими одёжками «горок» на откосах чернело льдом больше, чем натоптанных спусков для пешеходов.
По обледеневшей лестнице друзьям предстояло взойти на высокую набережную. Вовка поскользнулся и упал уже на второй ступеньке. Повторная попытка закончилась тем же. На третью попытку сил у Вовки не хватило и он развалился бесформенной кучей на подходах к лестнице.
Решили «груз» кантовать. Сизиков, как более крепкий, на коленях тянул Вовку наверх за воротник. Крохалёв, лёжа на животе, подталкивал снизу. Копошащуюся на обледенелой лестнице тройку время от времени опасливо обходили прохожие.
Через много времени, взмыленные, приятели рухнули на межлестничной