Мечта и Цель

чтобы оглядеть Мирослава. Он увидел молодого человека на инвалидной коляске, худосочного телосложения, упирающегося ладонями в бесполезные колени. Мирослав застыл надломленным, длинные каштановые патлы повисают, скрывая лицо. На нем зеленая вязаная жилетка, надетая поверх рубашки с длинным рукавом. Внешность брата мало изменилась со временем, будто он застрял в молодости. И в этом чувствовалась болезненность.
– Что же ты… во всех бедах делаешь меня виноватым… – пролепетал Мирослав.
– О чем ты? – спросил Игорь.
– Почему во всех твоих несчастьях я обязательно становлюсь виновником?..
– Брат. Я не понимаю тебя.
– Так пойми уже!.. Зачем ты отрубил себе руку? Зачем ты наказал себя?
Игорь с тревогой подумал о странном дежавю: вопрос уже звучал недавно, и был ответ…
– Я не могу этого понять… – слезно простонал Мирослав. Из-под опущенных волос сверкнула слеза, упала и разбилась о напряженное запястье. – Зачем ты это сделал?.. Да, отец наш был строг и воспитывал в строгости. Но он ни за что бы не наказал тебя из-за моей ошибки.
– Не из-за страха перед отцом я наказал себя, – гордо объяснил Игорь. – Я наказал себя сам.
– Но зачем?! Зачем ты это сделал?! Зачем тебе это нужно?! Ты понимаешь, что я себя простить не могу?! Что из-за моей ошибки я не только разбил себе ноги, но и брат потерял руку!
– Потому что это не была твоя ошибка. Это я был виноват, что не уберег тебя…
– Нет!!! – вспыхнул яростью Мирослав, пронзив Игоря неистовым взглядом, но тут же взял себя в руки: – Слышишь меня? Нет.
Когда он замолкал, его губы вбирались внутрь рта, обволакивая зубы. Мирослав становился похожим толи на старца, толи на младенца. Этот безотчетный нервный тик удручал Игоря: «Совсем я забросил присмотр за братом. Что же я?»
– Вижу, мой вид заставляет тебя чувствовать еще большую вину. Но ты выглядишь не лучше. По нам обоим хорошо видно, что самобичевание до добра не доводит. Так объясни же ты мне, зачем держаться за него?
– О каком самобичевании ты говоришь? Я держусь за идею поставить тебя на ноги.
– Не нужно мне это ценой твоей жизни! Мне стоило столько труда привыкнуть к своей новой жизни, вновь почувствовать себя человеком, о не… медузой… Я ведь даже играл в баскетбол с новым коллективом. Но растущие угрызения совести становились все невыносимей, я стал совсем нелюдим. Одичал. Знал, как ты перерабатываешь. Знал, из-за чего… Я ведь люблю тебя, брат… Зачем же ты делаешь меня несчастным, сводя себя в могилу?..
– Я не... – но Игорю действительно нечего было возразить, кроме только одного: – Я же для тебя стараюсь...
– Я ни-ког-да не желал своему брату оказаться на операционном столе, – строго повторил Мирослав. – Когда же до тебя дойдет: твои действия причиняют страдания нам обоим.
– Это не так. Я посвящаю себя любимому делу.
– Не обманывай меня. Когда мы общались, ты не редко обмолвливался, как тебе хочется быть с девушкой. Мне кажется, появись она у тебя сейчас – ты все равно променял бы на свою чертову сверхзадачу.
И только сейчас, спустя, – как показалось Игорю, – долгое время, в памяти возник образ Натали. И пришло осознание, насколько сильно она не вписывается в планы. Отчаяние охватило душу Игоря, перехватив дыхание в груди.
Мирослав продолжил:
– Я хочу, чтобы ничто не мешало тебе становиться счастливым. Не надо отрезать из-за меня руки, не надо хоронить себя в попытке восстановить мои опорные функции. НЕ НА-ДО.
Но Игорь не слышал слов брата. Он мелко затрясся, предвидя испытание – роковой выбор, уготованный судьбой.
– Прости, Мирослав… что-то мне не хорошо… знобит… Оставим беседу на другой раз.
Мирослав устало смирился.
– Я позову врача, – он развернул коляску и толкнул колеса, укатил за дверь.

Врач успокоила, что такие симптомы характеры для послеоперационного периода. Что пациент может без стеснения обращаться за помощью. Достаточно одной инъекции, чтобы устранить неудобство.
Так называемое неудобство сильно испугало Игоря: начавшееся легким ознобом, быстро превратилось в колотун такой силы, что затряслась кушетка. Через полминуты после того, как медсестра вылила содержимое ампулы в катетер-краник на запястье Игоря, вдоль позвоночника заструилось приятное тепло, превращая его в раскаленный стрежень, упирающийся в затылок.
«Стержень…»
Оставшись наедине, Игорь почувствовал подобие облегчения. Жар в спине угомонил обширный тремор, мужчина робко понадеялся, что может попробовать расслабиться, но сомкнув веки, ощутил сильное головокружение. Навстречу, будто рекламные баннеры ночной автострады, несутся воспоминания,  на которых кусками вырисовывается разговор под маятником. И в ушах загромыхало мерное перещелкивание.
Тик… … … … Так… … … …
Тик… … … … Так… … … …

Тик… … … … Так… … … …
Игорь резко распахнул глаза и сразу удивился глубокой ночи за окном. Она говорит о том, что прошло время, – может час, может сутки, – и не важно, что мозг человека этого не заметил. Единственное, что воспринималось всю прошедшую пору, осталось зловещим эхом в ушах:
Тик… … … … Так… … … …
Тик… … … … Так… … … …
Мужчина отвлекся, чтобы пошевелиться и спросить у ощущений: явь ли это? Он уверился, что все происходит на самом деле, но тиканье не стало тише. И тут Игорь понял, что тиканье – такая же неотъемлемая часть яви, как больничная тишина, влажное постельное белье под затылком и спиной, свет маленькой зеленой лампочки в стене напротив. Игорь настороженно вслушался, повернул голову в сторону тумбочки, осмотрительно приставленной под правую руку. То, что тикает, лежит сверху, так, словно само собой разумеющееся.
Тик… … … … Так… … … …
Игорь потянулся дрожащей рукой, прикоснулся к перышкам крыла, сжал холодный чугун. Он неверяще поднес часы к глазам, объятый суеверным ужасом.
– Как?.. – сорвалось с дрогнувших губ.
Крылья пришли в движения самовольно, распахнувшись с легким дуновением. Светящийся мистическим огнем циферблат не утаил положения стрелок. Та, что показывала года, фатально близко подобралась к черепу.
– Этого не может быть… За что такая жестокость?..
Времени осталось ровно на два года и один месяц.

Игорь сдернул одеяло, оказываясь обнаженным, если не считать забинтованную грудь с выступающим бугром ватной тряпочки над сердцем. Швы плотно стянули левую сторону груди, позволяя дышать лишь наполовину – более глубокий вдох взрывался электрическим разрядом, заставляя рефлекторно ежиться от боли. Согнуться в пояснице стало испытанием воли и терпения на грани болевого порока. Мужсина честно заслужил передышку, когда ноги свесились с кушетки. Запомнив, в какую сторону нудно падать, чтобы минимизировать увечья в случае потери сознания, Игорь потянул руку с часами вперед. Самым сильным опасением казалась неспособность ног достойно встретить пол, не подломиться от тяжести веса.
Игорь подковылял к окну, пригибаясь и пошатываясь в слабосильных коленях. Передышку на подоконнике он заслужил больше первой. Но мужчина не хотел медлить ни секунды. Игорь отстранился и стал мучиться с ручкой фрамуги, не выпуская увесистых часов из единственной руки. Наконец рама приотворилась; в лицо мужчины пахнул студеный ветер, обдав смесью воздуха, выхлопных газов и шума автодорог. Высота до земли значительна, но это не столь важно – чугун вряд ли треснет. Все равно, отныне, этих часов, – этого настоящего проклятья, – ему не видать. Игорь вцепился зубами в крылья, глаза блеснули злорадством от хруста тонких косточек и солоноватого привкуса на губах. Он рванул головой, сплюнул крылья в оконный проем, следом отравив чугунную каплю. Мужчина поспешил закрыть фрамугу, словно ЭТО могло вернуться, как с трудом выдворенная пчела.
Теперь он заметил, как много забрал сил у него этот переход, что необходимо отдышаться и перетерпеть острую боль в груди. Прижимая локоть к сердцу, но боясь надавить, Игорь вернулся на кушетку. По вискам стучит кровь, он стиснул зубы и приложил последнее усилие, что бы лечь. Усталость поднялась до критической границы и теперь очень медленно опускалась к нормальной отметке. Вместе с тем угасают белые кольца, пролетающие перед закрытыми глазами, словно Игорь летит внутри трубы; выравнивается дыхание, позволяя закрыть пересохший рот и начать дышать носом; затихают барабаны в ушах, выбивающие ритм пульса. Постепенно приходит успокоение… Но тишина в палате не идеальна.
тик… … … … так… … … … Тик… … … … Так… … … … ТИК… … … … ТАК… … … …
Игорь взмолился, чтобы звук оказался лишь фантомом, зная точно, что мольба тщетна.
– Ну почему?.. Почему?.. За что?!
Горячие слезы скатились по вискам в ушные раковины. Лицо Игоря искривила гримаса рыдания. Он пронзительно заскулил.
Справа от него, на тумбочке, лежат крылатые часы – Вестник Смерти.

*    *    *

Солнечный свет, шум улицы и ветер кажутся необычными после заточения. Ноги, привыкшие к постельному режиму, чувствуют себя неуверенно на ступенях центрального входа в госпиталь. Водитель такси любезно открыл заднюю дверь своего авто, встречая спускающегося заказчика. Игорь поблагодарил за оказанную учтивость, но большую признательность испытал, когда таксист выехал на дорогу и не затеял разговоров, включив беззаботно вещающую радиостанцию.
Игорь уложил на колени свой черный портфель, прихваченный из лаборатории коллегами в тот злополучный день. С тех пор в его палату не заходили посетители. Мирослав больше не навестил брата, чем вызвал у Игоря чувство горечи и благодарности. Сейчас главное закончить «Ультимус», – слепо верил ученый.
Он позвонил домой на второй день после операции, услышал рыдающий голос Натали. Беседа состоялась немногословная, Игорь отвечал кратко и сухо. Женщину встревожила его извиняющаяся интонация, словно чем-то подвел ее или готовил к неизбежности это сделать. Тем не менее, подробностей Натали не услышала, ей оставалось лишь забитым голосом согласиться ждать Игоря дома и не приходить в лазарет.
И сейчас, чувство стыда закрадывается в радость, что он едет не домой, а на работу. Игорь не дождался срока завершения реабилитации. Он выписался из госпиталя, сбегая от проклятых часов, зная, что они последуют за ним хоть в открытый космос. Все же, ученый питал надежду найти спасение в работе, перестать их слышать так же, как раньше удавалась игнорировать настырный глас Мечты.

*    *    *

Пятый день к ряду Игорь провел безвылазно в корпусе НИИ. Живот стонал от буфетной пищи, двух-трех часового сна на стуле не хватало организму. Снова американо из аппарата, снова злобное стискивание зубов в очереди перед лифтом, снова безлюдный мрак лаборатории. Ректор сдержал обещание, и теперь в распоряжении ученого находилось около дюжины специалистов от биоинженерного факультета. Они владели более глубокими знаниями в этой области чем Игорь, но все же недостаточными, чтобы хотя бы приблизиться к открытиям Каритаева. От огромных объемов новой  информации голова ученого раскалывалась, но он не мог остановиться, словно его тормоза сорвались.
Игорь взял часы, крылья услужливо раздвинулись в стороны – остается два года и одна неделя. В последнее время сверяться с проклятыми часами вошло в привычку.

*    *    *

В цветочной базе ходил грустный слух,