Мечта и Цель

спирали!
– Скажи, Марат: сложилось так, что судьба вынудила тебя искать работу для содержания семьи, и вот ты стал психиатром. Но ты занимаешься тем, что хочешь? О чем ты мечтаешь?
– Ах, Игорь! Конечно же, я мечтаю снова писать книги! Я до сих пор страдаю, что забросил литературу. Я до сих пор искренне считаю, что искусство дарует надежду на добро в человеческой душе, что если вымышленные люди способны на сильные и отважные поступки, то и мы можем пробовать стать такими. Но я не могу писать, потому что у меня нет возможности заниматься этим. И что удивительного в том, что все мы такие бешеные? Занимаемся черте чем, хомутаем себя обязанностями, разрушающими нашу истинную природу. Вот смотри: я сделал порядочный поступок – не бросил ребенка; а теперь вспомни, что я сказал другу только что. Ну, ответь: хороший я или нет?
– Ты просто устал.
– Да… Все мы – просто устали. Знаешь, мне искренне стыдно за нас троих перед Антоном и Кириллом. Мы для них словно балласт, который они тянут за собой, выбираясь по тонкому льду. А мы еще лягаемся, мол, дураки вы – нет никакого берега, пойдем ко дну с нами.
– Марат. Берись писать. Для тебя это будет лучшим лекарством, чем антидепрессанты.
– У меня нет времени…
– Найди! Раздвинь дела.
– Ты не понимаешь… Я боюсь, что уже поздно. Во мне осталась лишь робкая надежда, что когда-нибудь… И так далее.
– Рискни. Борись. Эта надежда поможет тебе; и пусть она сейчас лишь искорка – на деле она оказывается горячей солнца. У тебя ведь все равно нет иного выхода, кроме как пробовать.
– Почему же?
– Потому что ты не можешь жить, не давая жизни своей мечте. Ты можешь жить без нее, но если она хоть раз сверкнула, ты уже никогда не забудешь этого ослепительного света.
Марат посерьезнел.
– Сильно сказано. Воодушевляюще. А ведь ты прав. Чертовски прав.
«А ведь когда-то давно я считал так же, – печально подумал Марат. – Кажется, еще в юношестве».
Автомобиль свернул с трассы во двор, остановился возле подъезда высотного здания, в котором проживает ученый. Водитель заглушил мотор и оттянул ручной тормоз. В тишине салона мягко светится приборная панель. Марат повернулся к другу:
– Приехали. Я вызову такси.
– Ага, – согласился Игорь, напряженно потирая виски средним и большим пальцами правой руки.
– Все в порядке?
– Да…
Пока Марат набирал номер и договаривался с диспетчером, Игорь раздумывал: стоит ли сказать о своих снах? Проблема заключалась в том, что он хотел разделить тревоги с другом, а не с психиатром, но так как оба оказались одним человеком – второй непременно подслушает разговор.
– Марат.
– Да? – спросил он, убирая мобильник в карман.
– У меня к тебе разговор, как к другу.
– Хорошо, давай.
– Ты только пойми: твои сеансы психиатра мне очень помогли, я долго не испытывал фантомные боли…
– Погоди-погоди. Не испытыВАЛ? Они вернулись?
– Не забегай вперед. То, что они вернулись – это еще терпимо в сравнении с тем, что меня по-настоящему беспокоит. Но об этом я пока не готов говорить психиатру…
– Я понял. Говори как другу.
– Спасибо, что понимаешь, – Игорь вновь потер виски, оставляя красные пятна раздражения на коже. По ним Марат сделал вывод, что у друга сформировалась очередная нервозная привычка, которую он не замечает – но сказать этого было нельзя.
– Меня беспокоят сны… – неуверенно начал ученый. – Они… Даже не знаю как начать… В общем…
– Что за сны?
– Мне часто снится казнь… Моя казнь.
– Как она выглядит?
– Все время по-разному. К сожалению, я хорошо запомнил все из них… В первый раз, когда это случилось, мне снилось, что мои руки привязали к макушкам нагнутых до земли берез. Когда веревки, удерживающие макушки, перерубаются, то стволы выпрямляются в разные стороны, и человека… В общем, ты сам знаешь… Потом были кони, разбегающиеся в разные стороны… Самой страшной была казнь насильника в средневековье – последующие три ночи я не мог уснуть.
– Что за казнь насильника?
– Не знаешь? Их раздевали догола, связывали и подвешивали звездой вверх тормашками. А потом распиливали вдоль, начиная с причинного места.
– Е…. твою мать!
– Ага… Вот и я о том же.
– Жесть! И как давно это началось?
– Не знаю точно. Меньше полугода, может…
– Капец. Я тебе как друг советую – сходи к психиатру.
Игорь горько улыбнулся.
– Я серьезно. Как будешь готов – звони. Только прошу – не изводи себя до крайности. Не тяни, – Марат больше не мог игнорировать трезвонящий телефон: – Кажется, за мной уже подъехали. Ты давай держись.
Выходя из машины, Марат склонился напоследок, чтобы снова повторить, что будет ждать звонка. Игорь кивнул, изображая благодарную улыбку, скрывая разочарование. С другой стороны, а на какую иную помощь можно было рассчитывать?
Машина такси скрылась за поворотом. Игорь так и остался сидеть в машине, пытаясь понять, доволен ли он сегодняшней встречей. По факту, на сердце остался горестный осадок. Стоило ли капаться в себе, вспоминать про женщин, обсуждать тяготы взаимоотношений и самореализации, да еще говорить про эти поганые сны…
По необъяснимой причине Игорь был уверен, что этой ночью его поджидает очередной кошмар.

*    *    *

Он распахнул глаза и тут же зажмурился, закрываясь ладонью от палящего солнца. Жар светила нестерпим, знойный воздух подергивается маревом, жгучий песок кусает голые ступни. Привыкая к ослепительному свету, Игорь мог заглянуть все дальше. Поначалу был виден лишь ровный слой желтого песка, тянущийся вокруг на шесть-семь десятков метров; его обрывает кольцо высокой каменной стены. Ситуация начала проясняться, но все же мужчина не мог сдержать удивления, когда увидел над стеной переполненные трибуны, чьи плотные ряды подымаются значительно выше линии горизонта, закрывая часть неба. Бессчетное число беснующих зрителей сливается в единое копошащееся месиво из тех, кто сидит, или тех, кто возбужденно вскакивает и размахивает руками. Женщины, девушки и старушки, мужчины, юнцы и старцы, челядь и знать, солдаты и торговцы – все были плохо отличимы друг от друга и воспринимались не иначе, как составляющее сплошной массы орущей толпы. Игорь стал растеряно и напугано озираться по сторонам; многочисленные темные провалы арок перекрыты толстыми решетками, нет ни лазейки из этого кольца безумия, зовущегося ареной Колизея.
Игорь попробовал пойти к одному из выходов, но пара шагов вызвали у звериной публики такой громогласный восторг, что ученый в страхе остановился. Радовались те, к которым приблизился Игорь, обеспечив тем лучшую видимость предстоящего шоу.
Выкрики тысяч глоток сливаются в невыносимый гвалт, как вдруг шум стал постепенно затихать. Игорь проследил за взглядами толпы; на императорской ложе поднялся пестро одетый мужчина, вскинул руку над головой в призыве к тишине.
– Сыны Великой Римской империи! – торжественно провозгласил глашатай мощным голосом, – Усмирите свой пыл! Ибо сегодня вам предстоит узреть бои величайших гладиаторов, которым суждено писать историю Непоколебимого Рима. Сберегите овации и ликования для своих кумиров и да услышат они ваши напутствия к победе и покровительственные мольбы за их жизни, вознесенные богам, что собрались в этот на краю Олимпа, дабы обратить свои взоры на арену. Приготовьтесь узреть отчаянные сражения за свободу, за жизнь. Приготовьтесь к победам! К поражениям! К милости и каре! К коварству и везению! Приготовьтесь узреть смерть! Беспощадность! Ибо Нерушимый Колизей уже готов и жаждет крови!
«КРОВИ!!! КРОВИ!!! КРОВИ!!!» – азартно скандирует толпа.
– Так окропим же славную арену кровь этого жалко преступника, что предстал перед вашими взорами! Пусть его ничтожная жизнь послужит даром в честь гладиаторских боев и посулит великие зрелища!
«ЖЕРТВА!!! ЖЕРТВА!!! ЖЕРТВА!!!»
«КРОВИ!!! КРОВИ!!! КРОВИ!!!»
– Будем ли мы марать позорной кровью сталь мечей?!
– НЕЕЕЕЕЕТ!!!
– Позволим ли лютому зверю разодрать его тело в клочья?!
– ДААААА!!!
– Громче!!!
– ДААААААААААА!!!
– Пусть исполнится ваше желание!
В висках грохочет суматошное сердцебиение, голова готова разорваться на части от переполняющего ужаса. Игорь стал кидаться на месте, словно затравленный охотничьими псами, просматривая арену в ожидании голодного палача. Толпа же алчет зрелища, в безумном предвкушении, гремит единогласным обрекающим вердиктом:
«СМЕРТЬ!!! СМЕРТЬ!!! СМЕРТЬ!!! СМЕРТЬ!!!»
Поблизости раздался шелест, ровная поверхность арены вспучилась, порождая прямоугольный холм. Он вырастал толчками, ссыпая с верхушки искристые потоки песка, струящиеся подобно водопадам. Завеса рассеялась быстро, сделав видимыми решетки клетки. И тощего льва, нетерпеливо расхаживающего внутри. Животное неотрывно держит голодный взгляд на жертве, взрыкивает и трясет свалявшейся гривой, словно поторапливая отпереть калитку.
Игоря схватило оцепенение, он беспомощно заскулил сквозь стиснутые зубы. Подбородок истово дрожит, а из глаз хлынули слезы по обескровленным бледным щекам. Затвор щелкнул, передняя стена решетки с лязгом опала под землю. Выпушенный зверь без заминки погнался за человеком. Игорь бросился было бежать, но развернувшись, увидел распахнутую пасть второго льва, коварно подстерегавшего со спины.
В спину толкнулась грузная туша, мощные лапы обхватили и повалил Игоря на песок. Огромные клыки вонзились в правое плечо, стали драть мясо и дробить кости. Второй лев вцепился в левую руку, замотал головой, с утробным рычанием урывая добротный кусок человечинки. Игорь орал от ужаса и боли, не в силах подняться из-под насевшего зверя.
– Сей презренный раб повинен… – стал объявлять приговор глашатай. Но ученый не мог слышать причины осуждения.
Кошмар перешел грань терпимого, заставляя психику выполнить экстренное пробуждение.

Игорь вскочил в постели, обливаясь холодным потом и всхлипывая от суматошно дыхания. Правая рука хватается за воздух, пытаясь нащупать левую, которой нет. Вместо нее есть лишь культя, завершающаяся на середине предплечья металлической манжетой-гильзой – культеприемником. Но не смотря на то, что левой руки нет, это не мешает ей страдать от сводящей, стискивающей боли. Мука сводит зубы, Игорь стал раскачиваться, сжав пальцами обрубок предплечья, сдавленно мыча и с натугой претерпевая пытку. Несуществующая конечность будто зажата тисками, которые никак не желают ослабить хват. Ученый потряс культей, словно жест смахивания капель с кисти мог рассеять липкий фантом. Сводит с ума злобное желание оторвать источник мучений. Вот только отрывать нечего.
Спустя десять тяжких минут боль притупилась, стало возможным встать с постели и пойти умыться, смыть пот со лба. Игорь перекинул ноги на край кровати, в который раз за день помассировал виски.
Внимание привлек странный звук; в комнате что-то скребется. Глаза полезли на лоб, и кончики ушей задергались, напряженно вслушиваясь в попытке определить источник шума. Тихое, размеренное царапанье доносится с тумбочки по ту сторону постели, где лежит левая рука-протез. Игорь настороженно обошел кровать, приглядываясь в сумраке к нечеткому силуэту заменителя конечности. Искусственные пальцы совершают движения, но это никак не успокаивает, потому что быть этого не должно. Не должна