прозевать, если вдруг что-нибудь, да и произойдёт. Видимо, мимо них прошёл тот момент, когда Тимофей приземлился возле девушек. Валера молча развернулся к девушкам, пробежав сверлящими яростными глазами по ним самим и, как им показалось, и по их подстилкам. Они серьёзно смотрели на Валеру и тоже отрицательно покачивали головами.
Наконец догнав, с верхней части пляжа спустилась к месту действия вторая пара. Женщина была точной копией первой. Они были до того похожи, что на некоторое время отвлекли внимание всех окружающих от Валеры на себя. Второй мужчина был лысоватый брюнет, выразительно красивый с черными добрыми глазами. Он ухватил Валеру за другую руку и что-то очень тихо стал говорить ему.
Валера в сердцах вырвал свои руки из рук брюнета и своей жены.
– Он где-то здесь! – яростно рыкнул он, и на потеху публике разразился короткий, но прямо-таки шквально ожесточённый, как смерч, скандал. Валера обвинил Зою – так звали эту миловидную женщину – самое малое в ветрености, поклялся, что поймает этого ублюдка и оторвёт ему ноги и кое-что ещё. Зоя в ответ закричала, что Валера слепой ревнивый осёл, что он и к столбу сможет предъявить претензии, если не дай бог она к нему прислонится, что отдыхать с ним совершенно невозможно и т.д. и т.п. Из этого крика стало известно, что приехали они только вчера поздно вечером. "С моим поездом" – как–то равнодушно подумала Лена. Но из-за чего разгорелись страсти, что за конфликт возник ещё на вокзале, так никто и не понял. Только Лена горько усмехнулась, дрогнув плечами.
Зоина сестра и её муж – кто они друг другу, стало понятно в процессе крика – пытались утихомирить бушующего Валеру и несчастную плачущую Зою. Они потихоньку тянули их, и им удалось сдвинуть Валеру с места, но ненамного. Блестящая идея, как спасти бедную Зою и притомившегося под девицами Тимофея, пришла в голову старому холостяку. Этот, несомненно, как всегда, всё видел и всё понимал. Втесавшись в клубок из четырёх человек, он умудрился завладеть вниманием Валеры и сообщить ему на ухо, конфиденциально конечно, что вон там, в самом конце пляжа кто-то, одетый в светлые брюки и в светлую, похоже, что в клеточку, но мелкую, рубашку с короткими рукавами, не темноволосый, это точно, и загорелый, тоже точно, быстро поднимается вверх к дороге. Непроизвольно кинув взгляд вдаль, в указанном направлении, и увидев какие-то фигуры, и впрямь поднимающиеся вверх по склону, Валера всё же не сразу ринулся по предложенному следу. Более решительно повели себя его родственники, они воспользовались помощью старого холостяка и потянули Валеру, сменив тактику усмирения или на худой конец успокоения – что зря беситься, если субъект, вызывающий такие отрицательные эмоции, не наблюдается рядом! – на азарт погони. Скорее отсюда туда, вверх по дороге, где нет такой массы зрителей!
Валера несколько раз оборачивался, не будучи уверенным, что "этот ублюдок" тоже покинул оставленный им ареал. Но, в конце концов, они ушли, и вскоре все четверо замаячили на дороге, направляясь в сторону города. Девушки не спешили сдвигаться со своих мест, они ждали, когда четвёрка отойдёт подальше. Их пленник лежал тихо, не торопил их, не сгонял со своих "рёбрышек". Наконец, наступил торжественный момент. Посмеиваясь, Ирочки сели ровно; Мила не спеша оттолкнулась локтем, не упустив возможности как бы невзначай на мгновение покрепче прижаться грудью к этим самым рёбрышкам, что по вполне понятной причине не ускользнуло от зорких глаз Лены. Находящиеся поблизости отдыхающие с любопытством поглядывали в сторону девушек. Каратисты, опять разлеглись, не дождавшись кульминационного момента представления по причине нехватки одного из главных героев, но тоже косились в сторону девушек, видно поняв, что разгадка, куда исчез неизвестный преследуемый, кроется именно там.
– О-о-оп! – воскликнула Ира Щукина, как фокусник, стягивая с неподвижного тела их пленника полотенце. С заговорщицкими лицами девушки, за исключением Лены, подались к Тимофею. Глаза у Лены, сидевшей неподвижно, но тоже нацеленные на Тимофея, широко раскрылись, она мгновенно подобрала ноги, одним рывком оказавшись возле головы Тимофея, хотя всего секунду назад мстительно думала, что ни за что и никогда!.. Что именно включают в себя эти "ни за что" и "никогда" она ясно себе не представляла. Лукавые улыбки на лицах девушек сменились ошеломлённо недоумевающими. Их пленник лежал не просто неподвижно, он явно был в обмороке, по всему было видно, что игрой здесь не пахнет. Абсолютно расслабленное тело, голова чуть набок, вдоль тела безвольные руки, под правой рукой лежала сумка-планшетка. Глаза на побледневшем лице закрыты, виски, лоб, крылья носа покрыты испариной, волосы, взлохмаченные полотенцем при резком движении, когда Ирочка стягивала его с Тимофея, отдельными прядями прилипли к влажной коже на висках и на лбу. На открытой части лба слабо выделялся синяк, оставленный Леночкиным лбом. Кстати, её синяк был гораздо ярче.
– Вот это здорово! – изумилась Катя.
– Как интересно! – испуганным шёпотом протянула Алёна. – Что это с ним?
– Милка задавила! – трагическим шёпотом воскликнула Ирочка Киселёва с каким-то то ли восторгом ошарашенного человека, не понимающего, что произошло, но невольно любующегося странным волнующим зрелищем, то ли осуждением – что же они с ним сотворили?
– Я?! – до глубины души поразилась и оскорбилась Мила, беспомощно оглянувшись на подруг. – Да я его еле касалась!
– Рассказывай! Еле касалась! С твоим-то весом! – Алёна дёрнула плечом, оторвав на мгновение взгляд от Тимофея, чтобы уничтожающе метнуть глазами на Милу.
– Втроём навалились, нахалки. Обрадовались! – тоже шёпотом воскликнула Катя.
– А симпатичный. – Алёна придвинулась поближе, потеснив Лену.
– Я никогда не вру! – сердито со слезами в голосе отозвалась Мила. Алёна непонимающе глянула на неё и спросила:
– Что это она?
– Ничего, ничего. С ней всё нормально. – Чуть насмешливо произнесла Щукина – Это и есть тот самый денди с вокзала.
– О-о-о! – Алёна оглянулась на Лену и опять повернулась к Тимофею.
– Да. Этот вполне соответствует Милкиным восторгам. – Согласилась Катя.
Девушки окружили Тимофея и не знали, что им предпринять, чтобы вывести его из данного состояния, но каждая осторожно дотронулась до него, удостоверяясь – живой, беспомощный, весь в их власти. Здорово! – как сказала Катя, и – интересно, как выразилась Алёна. О том, что с их пленником что-то чересчур серьёзное, никому, кроме Лены, и в голову не приходило. Лето, море, романтика. И как выяснилось чуть позднее, они оказались, в общем-то, правы – лето, море, романтика, немного печальная, но романтика. Лена же чувствовала себя виноватой, её терзали угрызения совести. Ведь ещё вчера что-то неладное в его облике заставило её выяснять, здоров ли он. Придвинувшись и потеснив Алёну, только что так же теснившую её, она протянула руку и коснулась его лба. Лоб был не только влажный, но и холодный.
– У кого есть часы с секундной стрелкой? Надо пульс проверить. – предложила Щукина. Мила немедленно приняла её слова как призыв к действию и осторожно взяла руку Тимофея за запястье. Его кисть беспомощно повисла, словно надломившись в суставе. Мила перевернула его руку внутренней частью ладони вверх.
– Может ему сделать искусственное дыхание? – предложила Алёна.
– Ага. Рот в рот. – Хихикнув, согласилась Щукина.
В ответ на такую неуместную игривость, Катя ещё раз обвинила Милу и Ирочек:
– Коровы! Он задохнулся под вами!
– Я прикрывала ноги! – возмутилась Киселёва.
– Я тоже... ноги! – оправдываясь, немедленно отозвалась и Щукина и покраснела, растерянно глядя на неподвижного человека, видно, вспоминая, а что же она прикрывала на самом деле?
– Ну и ножки у него! – фыркнула Алёна.
– Боже мой, ну что вы такие бесчувственные и бестолковые! – Катя стала выходить из себя.
– Девушки, милые, не ссорьтесь! – старый холостяк далеко, оказывается, не отходил и теперь каким-то незаметным для них образом оказался в их кружке, стоял на коленях, оттесняя близ сидящих девушек в стороны. – Хорошо, что вы не громогласные, а то бы к вам полпляжа сбежалось.
Он отобрал запястье Тимофея из руки Милы, сбросил со лба Леночкину ладонь. Сам приложился своей крепкой ладонью ко лбу Тимофея, потрогал ему глаза, приподняв веки, и стал считать пульс, уставившись на часы с секундной стрелкой. Уж у него-то они были!
– Слабый и редкий – всего тридцать. – Сказал он, кончив считать.
– Что с ним? – девушки смотрели на Витю с заметно возросшим уважением, проникшись решительностью его действий. Витя пожал плечами и с усмешкой улыбнулся.
– Единственное, что пока могу сказать – это не результат действий трёх милых девушек, коих вы так осуждаете. – Он ободряюще кивнул в неопределенном направлении, адресуя этот кивок всем девушкам сразу. – Обычный обморок. Только вот от чего?
Руки старого холостяка изучающе побежали по телу Тимофея, и Лена вдруг напряглась, глядя на эти крепкие пальцы с кудрявостью на примыкающих к ладоням фалангах. Это ощупывание было оправдано ситуацией, но всё же... Она с глубочайшей неприязнью, почти с ненавистью, близкой к странной ревности, глянула на Витю и хлопнула его по руке, совершающей очередной рейс, теперь уже в обратном направлении. Девушки вздрогнули.
– Лен, ты что? – удивились они.
– Ничего. Извините. – Не глядя на Витю, пробормотала Лена.
– Что вы, Леночка, а вдруг у него что-нибудь сломано? – Витя укоризненно смотрел на неё.
– Да! А ты! – сердито воскликнула Мила, глянув на Лену с не меньшей неприязнью, чем та смотрела на Витю.
– Что это ты руками размахиваешь! Если ты первая с ним познакомилась, это ещё ничего не значит! – страстным шёпотом заговорила Алёна. Девушки ворчали, Лена молча достала из пляжной сумки чистый носовой платок и стала промокать лицо Тимофея, низко наклонив голову, чтобы никто не видел её лица, на котором быстрым темпом назревали признаки появления слёз. Ей стоило большого напряжения предательски не шмыгнуть носом.
– Ему надо больше воздуха. У нас есть газета? – не глядя на подруг, спросила Лена.
– Зачем? – высоко взметнув брови, Алёна озадаченно смотрела на неё.
– Вместо веера.
Киселёва, ближе всех сидящая к сумке с газетой, потянулась за ней. Старый холостяк, будто и не было между ним и Леной никакого конфликта, взялся ей помогать, подсунул руку под спину Тимофею, под его лопатки, чуть приподнял его, так что голова оказалась ниже туловища.
– Вода есть? – спросил он. Но тут Тимофей, что называется, пошёл им навстречу – он вдруг вздохнул, слабо шевельнулся и открыл глаза. Девушки отметили это событие дружными радостными возгласами. Тимофей непонимающе туманным взором повёл глазами по их лицам. Задержался взглядом на Вите – тот сразу убрал руку, опустив его плечи на камни, и подался чуть назад, ободряюще кивнув Тимофею.
– Слава богу, ожил! – воскликнул он и оглянулся на девушек, словно ища у них поддержки.
Девушки загалдели, весело пофыркивая, выражая тем самым свою радость по поводу оживления Милкиного денди.
У Тимофея напряглось лицо, брови сдвинулись к переносице, глаза сощурились, фокусируя взгляд.
– Ожил? – удивился он.
