Пушкин о демократии, монархии и вере

безмолвная Варшава поднялась,

И бунтом Польша опьянела,

И смертная борьба……….началась, (меж нами?)

При клике «Польска не згинела!» -



Ты руки потирал от наших неудач,

С лукавым смехом слушал вести,

Когда…………….бежали вскачь, (войска твои?)

И гибло знамя нашей чести.



………..Варшавы бунт……….

…………..в дыме

Поникнул ты главой и горько возрыдал

Как жид о Иерусалиме» (1831 г.)



Нетрудно догадаться, что слова «правды» и «мудро» здесь должны пониматься в переносном смысле, что же касается «просвещения» с «его чистым ликом освещённого разума», то отношение к нему Пушкина общеизвестно:

«Недорого ценил» он «громкие права», «от коих не одна вскружилась голова» (1836).



Оставим сомнения, это изуродованное стихотворение о предательской политике царя Николая I, успешно продолжавшего, по мнению Пушкина, нечестивое дело своего брата Александра I.



Для Пушкина и французская демократия, и российские «попугаи или сороки Низовския, картавящие одну им натверженную еботню», и уравнители императоры Романовы, «нежно возлюбившие чуждые народы и мудро возненавидевшие свой» одним библейским миром мазаны, одинаково «картавят» «умней иного мудреца», «поникнув главой» перед европейскими «общечеловеческими правами и законами» и «горько рыдают, как жид о Иерусалиме» об общеевропейском едином доме.



Обратим внимание на то, что отточия в этом, редко печатающемся стихотворении стоят непонятным образом в местах несложных со стороны стихосложения, но зато важных для понимания того, о чём собственно идёт речь.

А речь идёт о польском восстании и отношении к нему русского царя, поначалу жалевшего иноземцев и потешавшегося над своими солдатами, и в отношении этом Николай I ничем не отличался от своего предшественника Александра I, давшего свободу Польше и Финляндии и лишившего её свой русский народ, по его словам : «сермяжный и подлый».



Называя Романовых «революционерами и уравнителями», А.С.Пушкин самодержавных властителей вполне сознательно и принципиально сближает с французскими демократами и просветителями на том простом основании, что и чуждые своему народу цари и оставившие без прав и свобод «свои» народы демократы под лозунгами «свободы личности и слова» одинаково были далеки от ближних своих и от Рода и земли, на которой они властвовали (Cratos) с помощью идей «просвещения личности» и «Библейского первородства», то есть по-русски – Самодержавия.

Только поверхностному наблюдателю может со стороны показаться, что идеи эти взаимопротиворечивы и противостоят друг другу.



Демократия с её свободами и правами личности и развитием безродного и бесклассового социума во имя пресловутого прогресса с одной стороны и самодержавная монархия с её идеей первородной личности, удерживающей от беззакония безродную и обезличенную толпу, всегда готовую по «естественному» для «всякого» человека зову к противоестественным страстям, которые-де внутренне присущи низменной «падшей» природе человека с другой стороны.



По апостолу Павлу: «Грешный я человек, что хочу не творю, а что не хочу делаю. Страсти меня борят. По беззаконию человека возникает нужда в законе. Делами закона не оправдается никакая плоть, потому не обойтись без Удерживающего от беззакония».



Демократия с самодержавием прекрасно уживаются вместе, и созданы друг для друга. Это поистине две гениальные библейские идеи. Здесь в сочетании демократии с самодержавием присутствует как у К.Маркса базис и надстройка. На троне Самодержец, удерживающий от беззакония непременно и всегда безликую и безответственную в полном смысле слова «демократическую» толпу, где каждая личность просвещена «ненасилием», т.е. не может постоять за себя и подставляет ланиту для удара надсмотрщикам (епископео), почитая это унижение своё вершиной христианской веры.



Романовы сознательно триста с лишним лет служили верно, не на словах, а на деле демократии изнутри (и это самое подлое и циничное), разрушая свою страну и везде где только возможно унижая «свой» «самый непокорный» и «склонный к язычеству» русский народ.



О, это были великие уравнители. Во имя общеевропейского прогресса они душили свободу в первую очередь в своей стране и унижали крестьянина и затаптывали ростки национального самосознания и общинной жизни.

Романовы не построили ни одного народного православного русского храма. Пригласили француза Монферрана в Петербург и немца Тона в Киев и Москву, как в своё время Иван III приглашал Фиораванти и Солари.

Императоры не считались с храмоздательством и иконописью своей страны. Они «как жид, плачущий о Иерусалиме» искали на Западе невест, пренебрегая русским быдлом и боялись «своего» великого народа и лучших представителей его.

И когда последний из Романовых Николай IIотказался от престола он сознательно исполнил волю Запада (сведения об отречении от престола российского императора были опубликованы в Англии до его официального отречения) и уходил от ответственности за содеянное его предками зло против русского народа.



Чтобы ещё раз обратить внимание на то, какую роль играла в служении самодержавию православная церковь, вспомним донос жандармского генерала Бибикова – Бенкендорфу, где Бибиков называет «Гавриилиаду» «бунтовскими стихами» - «опасным и коварным оружием насмешки на святость религии – узды, необходимой для всех народов, и в особенности для русских».

В 1828 году, когда последовал донос на «Гавриилиаду» петербургскому митрополиту, Николай Iучредил особую следственную комиссию для выяснения вопроса об авторстве поэмы. В письме к князю П.А.Вяземскому от второй половины августа 1828 года Пушкин сообщал, что ему угрожает поездка «прямо, прямо на восток», т.е. ссылка в Сибирь.



Чтобы до конца понять отношение Пушкина к современному ему самодержавию и его нововведениям в патриархальную русскую общинную жизнь, приведём выписки из его поэмы «Езерский» (1833) – первоначального варианта поэмы «Медный всадник» и черновика сей, обойдённой вниманием пушкинистов, поэмы и «Романа в письмах» ( зима 1829-1830 г.г.):

« ……………………………..

Но извините: статься может

Читатель , вам я досадил;

Ваш ум дух века просветил,

Вас спесь дворянская не гложет,

И нужды нет вам никакой

До вашей книги родовой…



Кто б ни был ваш родоначальник,

Мстислав, князь Курбский, иль Ермак,

Или Митюшка целовальник,

Вам всё равно – конечно так

Вы презираете отцами,

Их древней славою, правами

Великодушно и умно;

Вы отреклись от них давно,

Прямого просвещенья ради,

Гордясь, как «Общей Пользы» друг

Красою собственных заслуг.

Звездой двоюродного дяди,

Иль приглашением на бал

Туда, где дед ваш не бывал.

………………………………..

Люблю от бабушки московской

Я слушать толки о родне,

Об отдалённой старине.

Могучих предков правнук бедный,

Люблю встречать их имена

В двух-трёх строках Карамзина.

От этой слабости безвредной,

Как ни старался, - видит Бог, -

Отвыкнуть я никак не мог.

…………………………………

Мне жаль, что нашей славы звуки

Уже нам чужды; что спроста

Из бар мы лезем в tiers-etat,

Что нам не впрок пошли науки,

Хоть нищи будут наши внуки,

И что спасибо нам за то

Не скажет, кажется, никто.

…………………………………..

Мне жаль, что тех родов боярских

Бледнеет блеск и никнет дух;

Мне жаль, что нет князей Пожарских,

Что о других пропал и слух,

Что их поносит шут Фиглярин,

Что русский ветреный боярин

Считает грамоты царей

За пыльный сбор календарей,

Мне жаль, что мы руке наёмной,

Дозволя грабить наш доход,

С трудом ярём заботы тёмной

Влачим в столице круглый год,

Что не живём семьёю дружной

В довольстве, в тишине досужной,

Старея близ могил родных

В своих поместьях родовых,

Где в нашем тереме забытом

Растёт пустынная трава;

Что геральдического льва

Демократическим копытом

Теперь лягает и осёл:

Дух века вот куда зашёл.

…………………………….

Мне жаль, что домы наши новы,

Что выставляют стены их

Не льва с мечом, не щит гербовый,

А ряд лишь вывесок цветных,

Что мы в свободе беспечальной

Не знаем жизни феодальной

В своих владеньях родовых,

Среди подручников своих…

……………………………………

Мне жаль, что шайка торгашей

………..дворянство прежних дней

Лягает в плоских эпиграммах…

……………………………………..



«Звание помещика есть та же служба. Заниматься управлением трёх тысяч душ, коих всё благосостояние совершенно зависит от нас, важнее, чем командовать взводом или переписывать дипломатические депеши.

Небрежение, в котором оставляем мы наших крестьян непростительно. Чем более имеем мы над ними прав, тем более имеем и обязанностей в их отношении. Мы оставляем их на произвол плута приказчика, который их притесняет, а нас обкрадывает.

Мы проживаем в долг свои будущие доходы, разоряемся, старость застаёт нас в нужде и в хлопотах. Вот причина быстрого упадка нашего дворянства: дед был богат, сын нуждается, внук идёт по миру. Древние фамилии приходят в ничтожество; новые подымаются и в третьем поколении исчезают опять.

Состояния сливаются, и ни одна фамилия не знает своих предков. К чему ведёт такой политический материализм? Не знаю, но пора положить ему преграды. Я без прискорбия никогда не мог видеть уничижения наших исторических родов; никто у нас ими не дорожит, начиная с тех, которые им принадлежат.

Да какой гордости воспоминаний ожидать от народа, у которого пишут на памятнике: «Гражданину Минину и князю Пожарскому». Какой князь Пожарский? Что такое гражданин Минин? Был окольничий князь Дмитрий Михайлович Пожарский и мещанин Козьма Минич Сухорук, выборный человек от всего государства. Но отечество забыло даже настоящие имена своих избавителей. Прошедшее для нас не существует. Жалкий народ!

Аристократия чиновная не заменит аристократии родовой. Семейственные воспоминания дворянства должны быть историческими воспоминаниями народа. Но каковы семейственные воспоминания детей коллежского асессора?».

Как видим из политической картины жизни России, написанной Пушкиным широкими яркими уверенными мазками, наше представление о той «золотой» классической эпохе в истории русской литературы и вообще исторической жизни русского народа сантиментально и ущербно.

Пушкина нам хочется по большей части воспринимать как романтический образ вечно юного поэта с божественной лирой в Летнем саду и конечно с милой девой прелестницей, полного страстей и творческого вдохновенного экстаза.

Многие из нас мечтали, читая в детстве сочинения А.С.Пушкина, оказаться вместе с ним на петербургском блестящем балу или в стенах старинного дворянского особняка в усадьбе среди широких русских полей.

Трудно смириться с горькой правдой, что никогда в России не было чистой спокойной, милой нашему русскому сердцу праведной и благополучной жизни. Что делать! Приходится расставаться с наивным представлением о «классическом» русском прошлом.



Нет, и тогда, также как и сегодня, были те же и поныне не решённые русским человеком проблемы, и тогда в России была чуждая русскому национальному самосознанию, более того, враждебная ему иноземная власть.

На службе сей