ещё через шесть лет, Вадиму было присвоено учёное звание – кандидат технических наук и они с Ольгой перебрались жить и работать в Мюнхен.
Вадим даже в мыслях не держал, что когда-то, кого-то, сможет полюбить. Но случилось непредвиденное! Он, в начале, привязался, а затем и полюбил свою жену, Ольгу. Были позабыты-позаброшены посещения девочек лёгкого поведения, походы в ресторан. Он, незаметно, втянулся в работу, стал отличным специалистом. Его ценили не только за профессиональные качества, но и за душевные. Это было так ново для Вадима, что он сам себе изумлялся, и частенько, рассматривая себя в зеркале, с иронией спрашивал: «А ты ли это, Вадим?»
Их дом всегда был полон гостей из разных государств. Уж такова была специфика его и Ольги, работы, что без встреч, разговоров, обсуждений не обходилось ни одного дня, а заканчивались они, как правило, совместным ужином и опять же, обсуждениями, спорами, длящимися до глубокой ночи.
* * *
Вадиму нравилась такая бурная жизнь, он чувствовал себя в ней, как рыба в воде. И всё бы продолжалось и дальше так, если бы однажды… Однажды, он не смог устоять против просьбы жены поехать в гости к одной из её подруг. Отдав дань гостеприимству, они возвращались поздно ночью домой на своём ДОДЖЕ. Ольга вела машину профессионально, у неё был опыт вождения ещё со студенческих времён, и он полностью доверял ей. Поэтому, расслабившись, он закрыл глаза и стал составлять план работы на завтра, а затем, незаметно, под ровный шелест мощного двигателя, задремал.
Разбудил его какой-то скрежет. Вадим открыл глаза и, не успев ещё ничего сообразить, мгновенно получил мощнейший удар в голову и грудь. Затем, боль всего тела, провал, темнота…
Он пришёл в себя так же неожиданно, как и провалился в беспамятство. Резко открыв глаза, Вадим мгновенно получил световой удар от висящей над ним, ярко светящей лампы и зажмурился. Пришлось повторить попытку. Медленно поднимая веки, Вадим, постепенно настраивал глаза на яркий свет.
За световым пятном виднелось что-то белое. Стена или потолок, спросил он неизвестно кого, но ответа не услышал. В их с Ольгой спальне и потолок и стены были другого цвета.
- Где я? – опять спросил он, но ответа опять не последовало и что странно, он не услышал собственный голос.
Тогда, он повернул голову к двери в спальню, но голова не повернулась, лишь резкая боль пронзила его шею, и он вновь провалился в темноту.
... Перед ним, как в калейдоскопе, долгое время мелькали какие-то мужские и женские лица, их губы шевелились, но, что они говорили, Вадим не слышал и не понимал. Их речь была похожа на совершенно непонятную тарабарщину. В одно из просветлений сознания, перед ним появилось как-будто знакомое лицо. Он долго вспоминал, где он мог его видеть, кому оно принадлежит, напрягал память, но от напряжения, в голове его возникала пульсирующая боль, и он устало закрывал глаза.
Сколько времени так продолжалось, Вадим не знал. Но, однажды, открыв глаза, он, увидел перед собой тоже, чем-то знакомое ему, старенькое лицо, и вспомнил – это же моя мама. – «Мама, почему ты плачешь?» - спросил он. Ему казалось, что он громко спросил, но услышал лишь свой шёпот. На лицо матери тенью легла улыбка.
С этого дня Вадим пошёл на поправку. К нему вернулся голос, затем, он начал понемногу двигаться. На его вопрос, как он оказался в больнице и сколько времени в ней провёл, его лечащий врач, пожал плечами: "Да совсем немного - шесть месяцев и одиннадцать дней. А, попали вы к нам милейший, после автомобильной аварии…".
А вот на вопрос, где его жена, Ольга, и почему она не приходит его проведать, врач, пряча от него глаза, ответил, что она лежит в другом корпусе и пока ни вы, ни она в гости друг к другу ходить не сможете. Мать же, вообще, при его вопросе отвернулась, а после ответа врача, она, повернувшись, грустно посмотрела на Вадима. Её глаза были полны слёз. Вадим заподозрил что-то неладное и, когда врач ушёл, он заставил мать рассказать об Ольге.
Ольга погибла во время аварии, когда ваша машина столкнулась с грузовиком, стала рассказывать подробности мать. Ольга была… немного пьяна и… уснула за рулём. Ты, чудом остался жив, тебя долго пытались спасти. Я уж думала, что ты не выживешь. Приезжали Олины родители, забрали гроб с её останками и похоронили в Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге, хотели и тебя забрать с собой, но врачи не разрешили. После рассказа матери об аварии и гибели его любимой Оленьки, Вадим замкнулся. Он потерял смысл жизни.
* * *
Из больницы выписали Вадима через месяц после его разговора с матерью. Но это уже был совершенно другой человек. Куда подевались его жизнерадостность и приветливость, остроумие, умение не лезть в карман за словом. По комнатам просторной квартиры, прихрамывая, опираясь на инкрустированную трость, бродил угрюмый, с поседевшими висками мужчина.
Вадим равнодушно исполнял свои обязанности в институте, равнодушно выслушивал критику в свой адрес, и так же равнодушно-молчаливо покидал зал заседаний. Ему предложили поменять место работы. Он, не сказав ни слова, подал заявление на освобождение его от должности. Через полмесяца его можно было встретить в коридорах торгпредства России в Брюсселе.
Вадим навсегда отказался от поездок в автомобиле. Теперь он, слегка прихрамывая и опираясь на трость, два раза в день, утром на работу и вечером домой, ходил по центральной улице Брюсселя. На своём пути он отдыхал, присаживаясь на скамью у фонтана.
Прошло несколько лет. Жители города привыкли к молчаливому господину из России и при встрече всегда приподнимали шляпу в знак приветствия. Он отвечал, прикасаясь пальцами к полям шляпы. Иногда его спрашивали о делах или здоровье. В ответ он молчаливо пожимал плечами и односложно говорил: «Спасибо, у меня всё хорошо» - и продолжал свой путь одинокого человека.
Женщины торгпредства первое время пытались с ним флиртовать, но встретив холодное равнодушие, отступились. Однажды он услышал, как молодая, со смазливым личиком и немного ветреная секретарша торгпредства, сказала своей подруге: «Бирюк какой-то, от одного его вида мухи дохнут, а так, посмотришь - красавец мужчина".
Глава третья.
В один из погожих летних вечеров, Вадим возвращался домой и по укоренившейся, многолетней привычке, направился к своей скамье отдохнуть у фонтана, покормить голубей, послушать журчание воды и детские голоса. Он любил детей, но у них с Ольгой всё никак не получалось завести своих, и они уже подумывали взять на воспитание ребёнка из приюта, но Ольга погибла.
Сегодня скамья была занята какой-то девушкой. Он не считал скамью своей личной собственностью, но за много лет как-то так получилось, что местные жители, зная его привычку и время, когда он приходит отдохнуть, молчаливо уступили её Вадиму и не посягали на его одиночество. А сейчас скамья была занята.
- Девушка, я не очень стесню вас, если присяду? – вежливо поинтересовался он и, по местному обычаю, приподнял шляпу для приветствия.
- Что вы… конечно…то есть, простите, я… хотела сказать… - она совсем смутилась и покраснела. - Пожалуйста, присаживайтесь.
Вадим искоса посмотрел на неожиданную соседку и отметил про себя её красоту.
- Знаете, я здесь совсем недавно и… я… не знала, что это ваша скамья.
- Не стоит беспокоиться, я немного отдохну и покину Вас. Скамья будет в полном вашем распоряжении.
Вадим давно уже так много не говорил и немного удивился своей разговорчивости. Посидев минут десять-пятнадцать он, отдохнув, восстановил дыхание и поднялся. Попрощавшись с девушкой кивком головы, направился домой.
Он ещё несколько раз заставал её сидящей на скамье и смотрящей на фонтан. Вадим, не произнося ни слова, кивал ей в знак приветствия головой, а она вежливо отвечала ему. В один из вечеров, когда они вот также встретились, она, повернувшись к нему, произнесла мягким, заво-раживающего тембра, голосом:
- Меня зовут Мария, но вы можете называть меня – Маша. А то, понимаете, как-то неудобно получается, уже столько раз встречаемся, а друг друга не знаем, как звать. Я из России, приехала на стажировку, а Вы, здешний житель?
Этикет не позволял Вадиму не ответить девушке.
- Вы не правы, я тоже из России, но живу здесь достаточно давно, вернее, работаю… и живу, конечно, - поправил он себя.
- Ооо, как интересно! А, как вас зовут? - простите, - смутилась она и, как при первой встрече, опять покраснела, - я не хотела быть назойливой.
- Чего вы засмущались? Хотя… смущение вам очень идёт, - как-то неуклюже решил помочь девушке выйти из неловкого положения, Вадим.
Он, по тому, как у неё ещё сильнее зарделись щёки, быстро понял, что его слова были бестактны и, чтобы не прослыть окончательно невоспитанным хамом, произнёс:
- Простите, я не хотел Вас обидеть, я…
После его слов, она стала, совсем пунцовой. Быстро встав со скамьи, Мария-Маша, прижав ладони к лицу, заспешила в сторону расположенного неподалёку отеля, в котором, как понял Вадим, она проживала.
"О, Господи, что же я натворил?! - упрекнул себя Вадим, - она же теперь меня десятой дорогой обходить будет! - Старый, выживший из ума, идиот!"
Несколько дней подряд она не приходила, и Вадим стал даже скучать по ней. Ему понравилась девушка своей непосредственностью и какой-то незащищённостью, что ли. В душе Вадима начал происходить какой-то, ему непонятный, малозаметный поворот. Он почувствовал это. Поворот к чему, куда? – спрашивал он себя, и пока неясное ещё ему волнение тревожило его душу.
Малюсенький, зелёный росточек стал пробиваться сквозь корку застывшей в холодном мраке души, а вокруг росточка, ещё слабенького, образовывалось пятнышко тепла. На четвёртый день ожидания и надежды, он вновь увидел Машу сидящей на скамье. В душе его что-то всколыхнулось, заставило быстрее забиться сердце.
- Здравствуйте, Маша! – от волнения его голос пресёкся, - яаа… очень надеялся, что вы придёте иии… я Вас ждал.
- Здравствуйте, Вадим Дмитриевич! Простите, я не могла прийти, я сопровождала шефа. Мы были…
- Не нужно объяснений, Маша. Я, всё понимаю… Работа, есть работа. Все мы рабы своих обязанностей.
- Яаа… хотела только сказать… извиниться…, - и она мило покраснела.
* * *
С этого дня они окончательно подружились. Их встречи происходили всё чаще. Они много гуляли по городу, несколько раз пообедали вместе, а однажды, он пригласил её в ресторан. Дружба их с каждым днём становилась крепче.
Теперь Вадим часа не мог прожить без Маши, и ему казалось, что рабочий день очень длинен, что минутная стрелка еле движется, и он всеми фибрами своей души пытался ускорить её ход. При встречах с Марией, Вадим, по её теплеющему взгляду, видел, что и он ей не безразличен. Это радовало его, и грудь наполнялась нежностью к девушке, посланной ему самими небесами. Из жизни Вадима ушёл холод вечной мерзлоты, его душа оттаяла, и в ней, после неимоверно долгого перерыва, запел соловей любви.
Прошло три месяца и, при очередной встрече, она ему сказала, что время её стажировки подошло к концу и ей пора возвращаться в Россию. Сердце его ухнуло куда-то вниз, а
