правильнее выразить словами, неконтролируемой страсти что ли, из-за привычки человека всё дозволять себе,… не задумываясь о последствиях…»
Он покрутил в руках пустую рюмку. Понимаешь, одна роковая ошибка и… всё. Вся жизнь пропала, а человек погиб… и за собой другого, ни в чём не повинного человека, потянул. Я тебе ра-скажу об одном человеке, который… из-за которого…
Есть категория людей, которые считают, что весь мир создан только для них и таких, как они. Это - человеки-разрушители. Они, походя, не думая о последствиях, разрушают, уничтожают всё на своём пути. Походя, ломают человеческие судьбы, в том числе и свою собственную…
Мой друг на несколько минут замолчал, по-видимому, вспоминал случившееся. А я, заинтригованный его словами, с нетерпением ждал продолжения. Ждал с надеждой, с нетерпением, с каким-то даже, откуда-то возникшим волнением, начала рассказа. Во мне вновь проснулся давно не посещавший меня, писательский зуд. Мне, показалось, что у меня даже пальцы зашевелились, так хотелось открыть ноутбук и... работать, работать…
- Так ты обещаешь, Лев, что в течение года – ни-ни? А то у меня появится куча неприятностей!- строго спросил Славка и заглянул мне в глаза, словно пытаясь прочесть в них ответ…
- Я же дал слово, давай, начинай рассказывать, не тяни кота за хвост! Я изнываю от любопытства…
- Щас. Возьми пива и усаживайся поудобнее... хотя бы вон в то кресло.
Взяв по бутылке холодного пива, мы пересели в кресла, стоявшие у не горевшего по случаю летней погоды небольшого камина и, откупорив, сделали по глотку «Жигулёвского» (ни я, ни Славка не признавали других сортов). Я, ожидающе посматривая на друга, приготовился слушать рассказ, а он продолжал молчать.
- Сла-ва-аа…
- Не мешай, дай сосредоточиться.
Прошло не менее пяти или семи минут в молчании, прежде чем мой друг заговорил.
* * *
В дежурной части районного отдела полиции раздался телефонный звонок и, перепуганный до смерти, женский голос, торопясь и захлёбываясь словами, сказал, что в соседней квартире прозвучали хлопки, похожие на выстрелы из ружья, а перед этим слышался громкий разговор и женские рыдания. Пожалуйста, взволнованно добавила звонившая, приезжайте побыстрее, там что-то случилось!
Уточнив адрес, оперативная группа выехала на место предполагаемого происшествия.
Да, женщина, оказавшаяся соседкой и позвонившая в дежурную часть РОВД, оказалась права. В трёхэтажном доме № 7, расположенном в третьем линейном переулке, в одной из квартир обнаружили два трупа – пожилого, элегантно одетого, совершенно седого мужчины и молодой, лет двадцати двух-двадцати пяти, красивой, светловолосой женщины. В руках мужчина сжимал двуствольное, сделанное по заказу, дорогое ружьё двенадцатого калибра с пустыми гильзами в стволах.
На первый взгляд, женщина была застрелена с близкого расстояния, почти в упор, а у мужчины была разворочена затылочная часть головы.
Трупы лежали на ковровом покрытии, рядом. Их позы… даже без заключения экспертов было видно, что мужчина первым выстрелом (если никто другой не стрелял, а это сделал именно он) тяжело ранил женщину в грудь, а затем, лёг рядом с ней, обнял и выстрелил в себя. И у жен-щины, и у мужчины ранения были тяжёлыми, несовместимыми с жизнью… - Это и без эксперта было видно.
Я с увлечением, ловя каждое слово, слушал рассказ своего друга и даже забыл о пиве. А, он, вероятно захваченный воспоминаниями, казалось, в подтверждение своих слов, покачивал головой и тихим голосом продолжал рассказывать о произошедшей в квартире трагедии.
Славка рассказывал так красочно и с такими подробностями, словно во время трагедии сам присутствовал или находился где-то рядом.
* * *
Несмотря на своё обещание ради рассказа отказаться от Славкиной ухи, мы всё же побывали на Дону и наловили рыбы, и поели приготовленную по его рецепту «Пищу Богов».
Действительно, пахнущая свежей рыбой и чуть-чуть дымком, уха была восхитительна и я, изголодавшись по такому деликатесу, уписывал её так, что за ушами трещало. А мой друг, с хитрецой посматривая на меня и видя, как я расправляюсь со второй порцией его знаменитейшей ухи, лишь озорно щурил глаза и слегка посмеиваясь, приговаривал:
- Ешь, ешь писатель, когда ещё такой ушицы похлебаешь.
- Этт-то точно, - соглашался я с ним, уписывая четвёртый или пятый кусок рыбы.
Десять дней пролетели незаметно, и я засобирался домой. Договорились, что на следующий год в гости ко мне приедет он и привезёт жену и ребятишек. Я пообещал свозить их на озеро Зайсан, показать красоты Горной Ульбинки, накормить копчёным лещом и ухой из хариуза.
А, ещё через день, я сидел в купе поезда Москва-Риддер, слушал перестук вагонных колёс на стрелках и прощался с Москвой.
На следующий год Славка, мой друг и полковник полиции, вместе со своей семьёй был у меня в гостях.
Прошло ещё половина года и я, по разрешению друга, сдал рукопись услышанного в городе N+++ рассказа в печать.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Людмила Афанасьевна обратила внимание на необычное поведение дочери уже с месяц назад. Она воспитывала её одна, без мужа. Было трудно: приходилось постоянно как-то изворачиваться, чтобы дочь ни в чём не знала нужды. А, как можно извернуться в наше время? Только одним способом – найти дополнительный заработок. И нашла - стала мыть полы в почтовом отделении.
Отбарабанит свои пять-шесть уроков в школе и бегом на почту. И так каждый день - в школе геометрия с тригонометрией, а после школы - мокрая тряпка и помойное ведро с водой. Возвращалась домой затемно, не чуя ног под собой от усталости.
Одна радость дома – шестнадцатилетняя, жизнерадостная дочурка, Вера - тёмноволосая, чуточку похожая на цыганочку, стройная, вся в отца - плод её безумной любви к заезжему столичному гастролёру. Он оказался ещё тем типом! Даже не типом, а типчиком – малодушным и к тому же – женатым. Ну, откуда она могла всё про него знать, откуда? Она совсем молоденькая, а он так красиво говорил ей о вечной любви, такие цветы дарил! Вот она и поверила, и влюбилась безоглядно, до умопомрачения.
Смотря на дочь, слыша её жизнерадостный воркующий голосок, Людмила Афанасьевна вспоминала Игоря, отца Веры. И, моментально, откуда-то из самых глубин души, поднималось справедливое возмущение – подлец, негодяй, поматросил и бросил, а она теперь воспитывай дочь одна, бейся как рыба об лёд, чтобы хоть как-то выжить в этом суровом, не приспособленном для слабых людей, мире! Дура набитая! Господи, какая дура! Нет бы прислушаться к советам покойницы матери, так нет, захотелось самостоятельности, видите ли, она уже взрослая… Она ещё раз грубо ругнула себя – дурында!
Вот и сейчас, кажется тоже самое происходит с её Верой, с её ненаглядной и такой умницей, дочуркой.
Людмила Афанасьевна доглаживала постельное бельё, а Верка читала книгу и нет-нет, да поглядывала украдкой на часы. Чего уж тут непонятного? – с возмущением подумала она, изредка взглядывая на дочь. Всё, как на ладони, сама раньше так делала, дура!
- Ты, что это всё на часы поглядываешь? - решила она поинтересоваться у дочери. До начала фильма ещё полтора часа.
- Я не поглядываю, это тебе показалось.
Но сердце матери чувствовало, Вера напряжена, и потом, она же ясно видела, дочь нервничает, книгу не читает, за полчаса не перевернула ни одной страницы. Понятное дело, о чём-то думает.
Минут через двадцать, Вера, нервным движением захлопнув книгу, сказала: «Мам, я сбегаю, мусор вынесу».
- Куда ты, ночь уже!
- Мам, какая ночь? Всего-то десять часов. Я быстренько.
- Вера, не нужно, я утром сама вынесу, мне по пути.
- Мама, - в голосе дочери послышалось упрямство, - в квартире неприятный запах, я не хочу дышать вонью всю ночь! Проговорив это, она вышла из комнаты.
Людмила Афанасьевна услышала, как закрываясь, хлопнула входная дверь.
Вера вернулась минут через сорок. За это время Людмила Афанасьевна так перенервничала, что увидев входящую дочь, не сдержалась и закричала:
- Ты, где это до сих пор шлялась?! Вынести мусор – минутное дело, а ты, когда вернулась?.. Посмотри на часы!
- Я встретила подружку. Мы поговорили… то, да сё…
- Не ври, Верка!!! - опять закричала на дочь Людмила Афанасьевна, не стерпев её явной лжи, – какие могут быть подружки в это время?!
- Не веришь, и не надо. Я уже взрослая и у меня может быть своя жизнь, - огрызнулась дочь и направилась в свою комнату.
Людмила Афанасьевна от такой Веркиной наглости на некоторое время даже онемела. Она стояла и растерянно разводила руками. А, потом, из глаз её покатились одна слезинка за другой, одна за другой, постепенно превратившись в два светлых ручейка.
Это была их первая крупная ссора в жизни. Она поняла, с дочерью что-то творится нехорошее, то есть, она догадывалась, что с ней творится, но не хотела верить. А произошло это с дочерью не по её вине. Не она ли холила и лелеяла свою доченьку, не она ли отдавала ей всю свою материнскую любовь… и вот… на тебе, дочь что-то скрывает от неё… начала грубить и таиться.
Всю ночь провела она без сна в своей постели, ища причину такого изменения в Веркином поведении, и не находила. Может она заболела, а я не поняла и напрасно накричала на неё, вдруг пришло ей в голову, а может, правда, она встретила подружку и, бывает же так на самом деле, за-говорились.
Утром, дочь молчаливо собралась и, не попрощавшись с матерью, ушла в школу…
Так и не придя ни к какому выводу, не приняв никакого решения, Людмила, с болящей от ночной бессонницы и дум, головой, пошла на работу. День тянулся медленно - вязкой тягучей смолой.
А ещё через пару дней, всё видящая и всё про всех знающая соседка - древняя, злая на язык старуха, которую она часто видела вечно сидящей на лавочке у крыльца, ехидно улыбаясь, хриплым голосом ей сказала: «А, Верка-то твоя ненаглядная… тихоня… по ночам возле гаражей женихается. Смотри, как-бы в подоле не принесла».
Это было последней каплей яда на её кровоточащую рану. Разговаривать с Веркой бесполезно, подумала она, и решилась на не очень красивый, по отношению к дочери, шаг. Она решила проследить, куда ходит её дочь и с кем встречается. Ещё не хватало, испугалась она, чтобы с моей Верочкой случилось тоже, что со мной!
Так уж получилось, во вторник у неё было мало уроков и она решила, прежде чем идти на почту, зайти домой, занести купленные в супермаркете продукты. Раньше она никогда не заглядывала в почтовый ящик, эта обязанность лежала на дочери. Уже пройдя мимо, она почему-то вернулась и заглянула внутрь. Газет в ящике не было, лишь одиноко белел свёрнутый вдвое листок бумаги. Извещение на оплату коммунальных услуг, решила она.
Вера была дома, сидела на диване и что-то бормотала по-английски. Разложив принесённые продукты в холодильнике, Людмила пошла в комнату, чтобы переодеться, но вспомнила об извещении и, вернувшись на кухню, взяла листок со стола. А, когда развернула – лицо её побледнело.
Вошедшая в это время Вера, увидев бледное лицо матери, заботливо спросила, - мама, что с тобой, тебе плохо? Ты заболела, или что-то случилось в школе? Мама, да не молчи ты!
- Ничего доченька, ничего, просто я устала, - через силу выдавила Людмила
