Афанасьевна и постаралась спрятать листок в карман.
- Как же, ничего, ты вон какая бледная. А, что это у тебя за листок в руке? – в голосе дочери, явно прозвучало подозрение.
- Извещение из ЖКХ… на оплату.
- Так ещё не время, - поглядев на мать, удивилась дочь.
- Значит, решили разнести пораньше, - постаралась равнодушным голосом ответить она.
- Аа-а… - и Вера направилась в свою комнату. Мама, я английский учу, много слов незнакомых, я тебе не нужна?
- Иди, занимайся, Вера. Я только переоденусь и на почту.
Глава вторая.
Механически возя тряпкой по полу, Людмила Афанасьевна лихорадочно искала выход, как уберечь дочь от грехопадения. В записке, какой-то Вадим, расточая сладкие слова любви, явно просил близости с её дочерью. Значит, до этого у них ещё ничего не было, немного успокоилась она, а что потом? Только по чистой случайности записка попала ей в руки. Не вернись она раньше домой, не загляни в почтовый ящик и её дочь, такая нежная, такая красивая, такая добрая и доверчивая глупышка, совершила бы «непоправимое» в своей молодой, только начинавшейся жизни.
Но, что же делать, что делать? – лихорадочно метались мысли в голове. Что делать?! – чуть не воя от бессилия, спрашивала она себя. Господи, подскажи, надоумь! И, как озарение свыше – отправить дочь к её тётке. Да, надо немедленно отправить Веру в Днепропетровск, к моей сестре! Решено! Конечно, Нижне-Днепровский узел, это не центр города, но всё же дочь будет подальше от этого сластолюбивого негодяя, от этого… греховодника в штанах. Этого… Людмила Афанасьевна, так перепугалась от одной только мысли – что могло бы случиться с её дочерью, не перехвати она записку, что чуть не потеряла сознание.
Ишь, что удумал. Я, Верочку тебе на потеху не отдам, я жёстко поговорю с тобой, оболтус! Я. так поговорю, что ты навсегда забудешь дорогу к нашему дому и Верочку тоже забудешь! – кипятилась она, вытирая пыль и не замечая, что уже минут десять трёт тряпкой по одному и тому же месту.
Как ученик-отличник, решивший трудную задачу, Людмила Афанасьевна немного успокоилась и уже более тщательно принялась за уборку.
Вечером, сказав дочери, что сходит к своей знакомой, проживающей в соседнем доме она, накинув плащ с капюшоном и захватив с собой записку, вышла из дома, чтобы поговорить с незнакомым ей, Вадимом. Этим именем была подписана записка. Я поговорю с ним серьёзно, шептала она… Я имею на это право! – сказала она себе. Я мать, беспокоящаяся о своём неразумном ребёнке! Я должна защитит Веру, и я это сделаю!
На улице дул порывистый ветер и стояла такая непроглядная темень от закрывших небо тяжёлых, грозовых туч, что в шаге нельзя было ничего рассмотреть. Она, попав в тёмную круговерть непогоды, уж хотела повернуть назад, но желание защитить дочь, пересилило страх. Надвинув ещё глубже капюшон на голову, и почти закрыв лицо, она осторожно, боясь споткнуться на неровностях дороги и упасть, двинулась к гаражам.
Изредка, ослепляя, поблёскивали молнии и, словно орудийные залпы, гремел гром. Ей было страшно! При каждом раскате грома она, непроизвольно вздрагивала, вжимала голову в плечи и закрывала от страха глаза.
Добравшись до тёмной массы гаражей, она, при очередной вспышке молнии, увидела номер указанного в записке гаража и в растерянности остановилась. На месте свидания никого не было. Решив, что она перепутала номер гаража или у Вадима проснулась совесть, и он не посмел явиться на свидание с её дочерью, она развернулась, чтобы отправиться домой. От чувства успокоения, что всё закончилось благополучно, что она спасла дочь… Скорее всего Бог не допустил! – решила она - у неё даже вырвался вздох облегчения.
Слава Богу! - прошептала Людмила Афанасьевна и, запахнув плотнее плащ, собралась возвращаться домой. Но, неожиданно, оказалась в крепких, как тиски, объятиях и её потянули в сторону приоткрывшейся двери. У неё мелькнула мысль - «Как же я раньше не заметила?»
Не устояв на ногах, она потеряла равновесие и чуть не упала, но сильные руки не разжались. Руки настойчиво тянули её в тёмную пасть гаража. От страха и неожиданности, она вскрикнула, но вспомнив, кто она и зачем пришла, подумала о своей дочери, и новый крик застыл у неё на губах. Она ещё надеялась образумить молодого человека, но её уже затащили в непроницаемую темноту и срывали одежду.
Остервенев от такой наглости сопляка, она изо всех своих слабых женских сил стала отбиваться, царапаться и кусаться. На какое-то короткое мгновение, она сумела высвободиться из объятий. Уже сделав шаг к спасительной двери, она запуталась в плаще, споткнулась, и её моментально завалили на пол…
Он был сильнее её! Он был намного сильнее её!
Людмила Афанасьевна попыталась закричать, но насильник зажал ей рот. Последние остатки сил покинули её и она, теряя сознание, провалилась в беспамятство…
* * *
Через сколько времени к ней вернулось полное осознание очевидного, она не могла вспомнить, она лишь помнила, как её грубо вытолкали из гаража и закричали вслед: «Пошла вон, шлюха! А ещё прикидывалась недотрогой, строила из себя целку! Видеть тебя, Верка, больше не хочу!»
На улице шёл дождь, даже не дождь, а ливень. Кое-как поправив на себе порванную в нескольких местах одежду, Людмила Афанасьевна, промокшая до нитки, дрожащая от холода и унижения, сопровождаемая раскатами грома и вспышками молний, направилась домой. Обида и слёзы душили её. Ведь она хотела только образумить этого мальчика, защитить свою дочь, а он…Ооо!
Но, глубоко в подсознании, нет-нет, да проскакивала искорка торжества – она, ценой собственного унижения и надругательства над собой, спасла от позора дочь, спасла свою малышку. А я, что ж…
Спасибо тебе, Господи, что дал мне возможность перехватить записку! – сквозь текущие, смешивавшиеся с дождём слёзы, поблагодарила она Бога. Что было бы с моей ненаглядной девочкой, если бы она попала в руки этого зверя в человеческом облике. Будь ты трижды проклят, и будь проклято всё твоё потомство, подонок!!! - шептала она, оскальзываясь на мокрой дороге и зябко кутаясь в порванный плащ.
Осторожно, пытаясь не производить шума, она проскользнула в свою комнату и сразу же, не сняв мокрой, грязной одежды, позвонила сестре и договорилась с ней о Вере.
- Пусть поживёт у тебя какое-то время, - попросила она, - деньги на её содержание я буду тебе высылать, об этом не беспокойся.
- А, как же школа? А, как же… или у вас что-то случилось? - поинтересовалась сестра, и в голосе её прозвучало неподдельное волнение.
- Ничего не случилось, а школу Вера закончит у тебя.
- Люда, может у вас всё-таки что-то случилось или вы поссорились? – забеспокоилась сестра.
- Нет, у нас всё в порядке, не волнуйся, - успокоила она её. - Вере нужна перемена климата.
Вечером следующего дня Людмила Афанасьевна, дав кучу наставлений и поцеловав на прощание погрустневшую дочь, посадила её в скорый поезд Москва-Симферополь.
Когда последний вагон скрылся за горизонтом, Людмила Афанасьевна облегчённо вздохнула: "Слава Богу, отправила дочь от греха подальше… - А этот подлец, Вадим, пусть теперь поищет её". И она с душевным волнением ещё раз поблагодарила бога за помощь в спасении дочери.
С мыслью о том, что теперь её дочь недосягаема для Вадима, успокоенная, она вернулась домой.
В эту ночь она спала крепко и никакие предчувствия не беспокоили её. Проснулась она почти счастливая.
Глава третья.
День пролетал за днём, неделя за неделей. Сестра один раз в неделю звонила ей, рассказывала о Вере. Как явствовало из докладов сестры, Вера всё время проводит дома, готовится к вступительным экзаменам в университет и, кажется, совсем не страдает от одиночества, прямо монашка какая-то! - удивлённо добавляла та.
- Представляешь, - говорила она шёпотом, - Вера так увлеклась подготовкой к вступительным экзаменам, что даже ни разу не сходила в кинотеатр или на дискотеку.
А, потом, при следующем разговоре, сестра, как-то неуверенно призналась… «Но, это меня и радует и беспокоит одновременно. Что-то с ней не так! Не находишь? - Признайся Люда, у вас… между вами… всё-таки, что-то произошло, да? Скажи правду, Люда…
- Нет, нет. Что ты. Я же тебе говорила. У нас всё нормально. Не переживай, - отвечала она сестре.
Переговорив в очередной раз с сестрой, она садилась на диван, доставала альбом с фотокарточками и, рассматривая их, тихо радовалась своему мудрому и своевременно принятому решению:
С дочкой всё идёт, как нельзя лучше, говорила она себе, и вытирала кулачком неожиданно замокревшие глаза и сморкалась в полотенце.
В школе тоже дела шли хорошо. Все ученики её класса сдали выпускные экзамены. Ни один не остался на второй год или на осеннюю переэкзаменовку. Живи и радуйся! - говорила она себе.
Людмила Афанасьевна зажила мирной, спокойной жизнью. Правда, жизнь без дочери показалась ей скучноватой. Не хватало её весёлого, озорного смеха, её шуток. Но, успокаивала она себя, Вера поступит в университет, после первого семестра сдаст сессию и приедет на зимние каникулы. И, у нас всё будет по-старому, как раньше. А там, глядишь, и Веру можно будет опять забрать домой – мечтала Людмила Афанасьевна
* * *
В один из летних дней преподаватели собрались в учительской для решения вопроса по подготовке школы к следующему учебному году. Физрук, мужчина средних лет, балагур и дамский сердцеед, посмеиваясь в роскошные усы, заметил: «А вы, Людмила Афанасьевна за последнее время очень даже похорошели. Уж не любовь ли нагрянула, нечаянно, ко мне?»
- К вам, Олег Петрович, быть может, и нагрянула, только не ко мне, - парировала она насмешника.
А учительница русского языка и литературы, услышавшая их разговор, ехидно добавила: «Олег Петрович, вы хоть и преподаватель физкультуры, но пора бы уж научиться правильному построению речи».
Она же влюблена в него, как кошка, вспомнила Людмила Афанасьевна. Поэтому и задирает его по всякому поводу и без повода. Всё делает, лишь бы он обратил на неё внимание.
Дома, переодеваясь в халатик, она подошла к зеркалу. Даа, правы вы, Олег Петрович, я неплохо выгляжу для своих тридцати семи, вон, даже животик округлился… - Что? Какой… может быть... животик? – ахнула она, побледнев. Я, что?! Да, не может быть такого, я же ни с кем…ужаснулась она. Я же… у меня же… только школа, ученики и… подработка на почте… - И, словно обухом по голове - "А тот, ненастный вечер… позабыла, что ли? Гос-по-ди, как же это?!" – застонала она. "Какой позор на мою голову! А, что я скажу Вере, а что скажут в школе? Немедленно нужно идти к гинекологу и делать аборт. А, может, я ошибаюсь и я не беременна?" Терзаясь неизвестностью, Людмила Афанасьевна долго не могла уснуть, а утром, чуть свет, позвонила завучу домой и, задыхаясь от еле сдерживаемого волнения, предупредила, что задержится немного и, чтобы избежать ненужных вопросов, быстро положила трубку, и осталась стоять, вперив взгляд в звенящую пустоту.
В женской клинике приговор был жестоким и окончательным: срок беременности – девять недель, аборт делать нельзя! Врач ещё и сокрушённо добавил при прощании: «Что же вы мамаша на
