простая она была, раньше или позже, если совсем станет невыносимо, уйти в Великое Море. Власть над рабами, сила, выделяющая среди людей, не удовлетворяла его и раньше. Теперь проявились не подспудно, а явно: беспокойство, недосказанность, неудовлетворённость. Шатко положение неморского чудовища. Олив понимал, что среди обитателей моря сейчас он полный ноль. Рассчитывал на Шершня на первых порах. Напрасно, да тот и не обещал ему. Демон морской заинтересован в союзниках, партнёрах ходящих по суше. Днём. Летающих на драконе. Демонический спрут видел ясно, насколько не предрасположен оливкового цвета господин к океанским, безмолвным, коротким схваткам, бешеным скоростям, вечному голоду, неизбежному преображению. Но толкало горе. К утрате человеческого рассудка толкало, в пронизывающий холод океанских глубин. Олив хотел уйти от себя в Великое Море. Пта, памятуя рядом и великодушное своё исцеление и нечеловеческую жестокость его гостей, хотел увести его от горя в другую сторону. Олив не слышал его, просто не слышал, как до того Эми-лис-Анни.
Морская Собака... Морской Пёс. Олив, вы ещё встретитесь.
Вдоль прибрежной части Горьких Холмов, выдаваясь округлым новым мысом в пределы Туманного Моря дроидов, в Горький Залив, отделяя его от холмистой низины, возвышались соляные зубцы. Блестящие днём, отражающее игру облаков, видоизменяющиеся, оплывающие под редкими над континентом ливнями. От испарений нарастающие и оплывающие. Туман переливается через солёные, горькие эти зубцы лишь возвысившись до них, клубясь. Ничтожное количество огоньков дроидов поднимает в клубах, на ту сторону уносит. Тяжёлый, рваный, многослойный туман. Водопад его уже перелился и тёк между холмами плавной рекой. Клочьями сопровождал и покидал основное русло.
Морской Пёс дожидался этого момента в сумраке. Дождался, но ещё нет Олива. Густав, пожелавший увидеть место и начало представления стоял поодаль. Демон и Длинноклювый по сторонам от Пса удерживали его на двух цепях, крепившихся к железному ошейнику с тупыми, короткими шипами внутрь. Вне тумана, на суше, где сырость морская едва ощущается, они вместе были слабей ими же сотворённой собаки. Впрочем, он не рвался. Так что они, не натягивая цепи, просто ждали на порядочном расстоянии.
Пёс, подобравшись, сфинксом лежал на земле. Горькие Холмы повторялись в его раскосых, немигающих глазах. Сел. Чудовища встрепенулись, громыхнули цепями, полшага в стороны... Сел и сел, чего?.. Он сохранил достаточно рассудка, чтобы осознать и принять условия Шершня. Они повторили слова договора, абсолютно разойдясь в оценке величин! Шершень полагал, что для собаки важны эти: смерть, жизнь, свобода... Месть, в конце концов... А тому - на суше побегать... Псу было почти всё равно. Ну, месть, ладно. Месть - не всё равно.
Вопреки ожиданиям Густава, да и Олива, не встречавшего это тип Морских Чудовищ прежде, Пёс не утратил человеческий облик. Он выглядел, как и прежде, крупный парень, верёвки мышц, шея толщиной с бедро, высокие скулы. Над бровями две точки, два кружка размером с монету, придававшие ему реально некоторое сходство с собакой. Голубые, как лёд. Под поверхностью океана и в темноте они начинали светиться неяркой синевой, блик метался внутри, словно пойманный. Светились без блика, когда Пёс лежал спокойно, когда закрывал глаза. При беге, при сосредоточении для броска блики сходились к межбровью и замирали. Ещё по две пары таких же на плечах и на ладонях.
- Это чтобы держать направление, - пояснил Шершень Оливу, приземлившемуся, не сходя с дракона. - Дополнительные глаза. Если настоящие потеряет. Или надо закрыть, бывает.
Настоящими Пёс покосился едва, не шелохнулся. Сидел по-прежнему, созерцая Горькие Холмы, и легонько покачивался. За последнее время, в знобком холоде, в непрестанном беге, разбиваясь о хищные тени, разбивая их своим телом, проглатывая, выплёвывая, вырывая непосредственно прямо из груди, теряя сознание, возвращаясь в него... Он столько раз видел Дарующего-Силы... То мельком, после особо удачного укуса Шершня за глотку, воскрешающего укуса! Фасеточные глаза расплывались, Царь-на-Троне появлялся, где были они миг назад, совершенное, благосклонное лицо... То сутки напролёт, в нескончаемом марафоне, по гребням волн, а единожды - в глубину... Остатки мыслей его стали мягкими, неопределёнными... Тёплыми. Безразличными ко всему. Интуиция Пса возросла пропорционально опустошению мыслей. Глазами и мышцами, кожей ступней и ладоней он знал, притормози - и тень пронесётся мимо, ускорься - и она не успеет укусить, разлетаясь, разбиваясь о твою грудь, метнись в сторону и обратно коротким зигзагом - и кусачая хищная стая превратится в клубок, пожирающий сам себя, разобщённый кратчайшим манёвром. Тупая кусачая стая... Видеть изъяны её линейной тактики, не интуиция даже, так. А вот в покое, в созерцании горизонта, холмистого, тёмного пахнущего солью, Пёс словно лизал его, знал его достижимость, не боялся. Дважды не боялся. Бесстрашный от природы, и ощущая будущее, как кусачую, но тупую стаю дней, которая разобьётся о его грудь, расступится перед ним. Месть не сильно волновала его по той же причине. Всё будет. Забыв своё человеческое имя, имя Олива он помнил прекрасно. А вспоминая, ощущал на зубах. Зубами вспоминал его. Не имел сомнения.
Где поберёжья Морской Звезды высоки и скалисты, где Чистая Вода забвения скапливается выше уровня моря, в недрах, в чёрной, обсидиановой чистоте внутренних озёр, она низвергается тонкими водопадами, сочится по скалам в туман, в населяющие его огоньки дроидов. Там её ещё можно пить. Зачерпывать. Но не ниже. Не в подводном царстве, куда из обсидиановых скал она просачивается тоже.
Вода забвения уничтожает в теле полудроида связные Впечатления. Случайным образом. Либо те, которые он сумел подвести к Огненному Кругу прежде, чем сделать глоток, так же некоторое время пребывающий возле него. Каким образом уничтожает их? Замедляя. Существует лишь то, что движется. И связное Впечатление течёт. Даже короткое. Останавливаясь, оно превращается во фрагменты, они - в составные части, цвет, звук, мысль... Обратно не соединяемые. Испаряющиеся неуловимо. Не текущие кровью в превосходном теле полудроида, не переходящие в его плоть. Не насыщающие его многими интонациями Впечатлений реальных и фантазийных, прошлых эпох и рафинированных Восходящими под свои вкусы и нужды.
Со Свободными Впечатлениями вода забвения поступает точно так же там, на глубине. Где их неисчерпаемо много. Образуя подводные водопады, подводное озеро лютого холода. Пить её там нельзя. И в единственное среди подземелий Треугольное Озеро, куда нельзя оступаться, это место, в которое с тем же результатом просачивается морская вода. Слишком холодно, отшибает всё, даже способность мыслить.
В такое место и бросил Шершень похищенного парня, будущую Морскую Собаку. Для начала. Падающие Факелы колыхались, иллюзорно, бесконечно уходя рыбой на дно в удивительно прозрачной воде. Лютый холод. Их медный свет остался, отпечатался на его коже узором листвы, незаметным днём, проступающим в сумраке. Настолько там холодно, что согревал и оставил следы ожога даже такой отдалённый свет... Что Пёс испытывал, что было дальше, можно и опустить... В целом, у Демона получилась Морская Собака. Только вот очень кусачая...
Теперь Пёс лежал над Горькими Холмами в блаженном тепле. Для него. Поводил лопатками, на загривке излучение от облачных миров, хоть и ночных, а ему - ощущается... Вдыхал тёплый воздух. Помимо ошейника он был обвит и другими цепями, двойными. Много раз особенно поперёк груди. Но это уже не против, а для него. Защита от теней. Цепью, вещью одинарной можно разбить тень с тем большим успехом, чем выше скорость удара. Но когда тень летит с превосходящей скоростью на цепь, бич, кистень, они не умножаются! Как и в случае с неподвижным предметом, оружие пройдёт насквозь, не причинив вреда. Иное дело двойные артефакты... Чётные цифры, всё парное и особенно цифра "два" вообще счастливые, для полудроидов на континенте и в мирах, всюду... Какова бы ни была, любая тень со способностью различения затормозит, обнаружив перед собой два совершенно одинаковых объекта. Две цепи, к примеру. Задумается: броситься справа, слева, обойти, ужалить, укусить? Если бросится прямо, двойная цепь её разрежет.
Есть красивая легенда, про двух влюблённых, которые гонялись и боролись над штормовым океаном. И упали в него, запутавшись в складках одежд. Не сумели среди высоких волн подняться на Белых Драконов, ушли на глубину, и решили погибнуть вместе в объятиях друг друга. Но они были так похожи, так переплелись, не глядя вокруг, не бросая любимого, не пугаясь ничего, что закончился шторм, наступило следующее утро, но ни единая тень не рискнула напасть на них. И только утром подплыло чудовище и указало двумя лапами вверх, на свет. Уходите, откуда пришли, полудроиды, осенённые счастьем! Но влюблённые его не заметили. Тогда следующими двумя, огромными лапами... Уходите! Не замечают. Следующими... - всеми восемью, указующими вверх, к спасению... Тогда заметили! И под его защитой они всплыли, спаслись... Легенда. Есть и песня по них, про Восьмилапого... А практически Морские Чудовища для этой, защитной цели, меняя себя внешне, если умные, учёные подводными боями, создают видимость - окрас тел параллельными линиями.
Пёс наслаждался теплом воздуха над материком. Ощущением целого на данный момент, сильного тела и силы присущих теней в нём. За них Демону был почти благодарен. Да и сам Пёс немало добавил, ловя и разрывая на бегу, в скорость свою, в силу ладоней, каменных, при беге подводном обыкновенно выставляемых вперёд. Внове ему, и удачно - в тему его природных склонностей, хищника, азартного борца. Впрочем, рынки игровые он позабыл. Тепло Собственного Мира не помнил. Эти воспоминания Шершень сумел отбить у Морской Собаки. Минуты, что они ждали ночи и Олива, несколько минут, показались ему упоительно долгими. Может быть оттого, что на туманную реку смотрел он без страха, не загадывая жизнь или смерть, вдыхая поднимающийся с побережья ветер. Солёный, вкусный. Перемешивающийся с ещё более приятным упругим вкусом из будущего. Предчувствием. Горла Олива, мести.
Медлить некуда. К ошейнику Пса Демон пристегнул длинную палку, цепь на другом конце. Туман от моря полностью сформировал русло. Оно достигло горизонта, потонувшего во тьме. Олив взглянул на своего бывшего раба. Тот принюхивался к простору и чуть-чуть улыбался. Один кружок над бровью, светящийся, льдистый приподнялся над бровью. По-собачьи лукаво. Головы к нему Пёс не повернул. Ясные, раскосые глаза излучали прежнюю ненависть. "Хорош, - подумал Олив. - Отлично". Всегда нравился этот взгляд, а теперь особенно, как противоположность воспоминанию о другом, распахнутом... Зрители и Длинноклювый собрались улетать. Шершень прогудел последние советы, указывая во мрак долины, плавные очертания соляных холмов и потоков слоистого тумана. Пёс выслушал, зевнул, лязгнув зубами, и кивнул неспешно. Снова поднял кружок над бровью, покосившись на Олива. Нет, он не станет нападать. Не сейчас. Не здесь. Не при таких обстоятельствах. Терпение его подвело,
