Поэма Пушкина «Анджело» представляет собой вольное переложение в стихах драмы В.Шекспира «Мера за меру», действие в ней перенесено в Италию, и она более других произведений Пушкина посвящена прямому разрешению богословских и нравственных вопросов и может именно потому и была не понята современниками и воспринята ими с неподдельным недоумением. По этому поводу Пушкин говорил П.В.Нащокину: «Наши критики не обратили внимания на эту пиесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучшего я не написал». Попробуем разобраться почему так высоко оценил Пушкин одно из последних своих произведений.
Сюжет поэмы прост и сложен одновременно. Казалось бы нет ничего необычного во властителе лицемере, пользующимся своим положением и склоняющим к плотскому греху с ним сестру обречённого на смерть, пытающуюся заступиться за брата . Но суть вопроса в том, что сестра обречённого глубоко верующая девица, готовящаяся принять пострижение в монахини, а властитель суровый, но справедливый до нежданной встречи с чистой юной девицей, воспитавший самого себя в строгой морали аскет:
«Был некто Анджело, муж опытный, не новый
В искусстве властвовать, обычаем суровый,
Бледнеющий в трудах, ученье и посте,
За нравы строгие прославленный везде,
Стеснивший весь себя оградою законной,
С нахмуренным лицом и волей непреклонной…»
И тут неожиданно для обоих возникает обоюдно тяжёлая безысходная ситуация, неразрешимая для них средствами, с которыми они привыкли действовать ранее. От чистых праведных слов в защиту прелюбодея, брата юной его сестры, готовящейся в монастырь, вдруг возникшая в душе законника любовь толкает его на преступное предложение сестре спасти брата ценой прелюбодеяния с ним. Сестра же, готовая на любые жертвы ради своего брата, т.е. жертвовать телом, однако не готова жертвовать душою в объятиях развратника.
В ходе разговоров с властителем верующая сестра поневоле нравственно соглашается с ним, когда он предлагает искупить казнь брата своим падением, думая, что он проверяет её, но дело оказывается куда сложнее:
Изабелла
Для брата, для себя решилась бы скорей,
Поверь как яхонты, носить рубцы бичей
И лечь в кровавый гроб спокойно, как на ложе,
Чем осквернить себя.
Анджело
Твой брат умрёт.
Изабелла
Так что же?
Он лучший путь себе, конечно, изберёт.
Бесчестием сестры души он не спасёт.
Брат лучше раз умри, чем гибнуть мне навечно.
Анджело
За что ж казалося тебе бесчеловечно
Решение суда? Ты обвиняла нас
В жестокосердии. Давно ль ещё? Сейчас
Ты праведный Закон тираном называла,
А братний грех едва ль не шуткой почитала.
Изабелла
Прости, прости меня. Невольно я душой
Тогда лукавила. Увы! себе самой
Противуречила я, милое спасая
И ненавистное притворно извиняя.
Мы слабы.
Анджело
Я твоим признаньем ободрён,
Так женщина слаба, я в этом убеждён
И говорю тебе: будь женщина, не боле –
Иль будешь ничего. Так покорися воле
Судьбы своей.
Изабелла
Тебя я не могу понять.
Анджело
Поймёшь: люблю тебя.
Изабелла
Увы! что мне сказать?
Джульетту брат любил, и он умрёт, несчастный.
Анджело
Люби меня – и жив он будет.
Изабелла
Знаю: властный
Испытывать других, ты хочешь…
Анджело
Нет, клянусь,
От слова моего теперь не отопрусь;
Клянуся честию.
Изабелла
О, много, много чести!
И дело честное!.. Обманщик! Демон лести!
Сейчас мне Клавдио свободу подпиши,
Или поступок твой и черноту души
Я всюду разглашу – и полно лицемерить
Тебе перед людьми.
Анджело
И кто же станет верить?
По строгости моей известен свету я;
Молва всеобщая, мой сан, вся жизнь моя
И самый приговор над братней головою
Представят твой донос безумной клеветою.
Теперь я волю дал стремлению страстей.
Подумай и смирись пред волею моей…
…………………………………………….
До завтра от тебя я стану ждать ответа.
И знай, что твоего я не боюсь извета.
Что хочешь говори, не пошатнуся я.
Всю истину твою низвергнет ложь моя.
Так на чём же держится закон и власть и вера? – безмолвно спрашивает нас Пушкин. И отвечает, - на чём угодно, только не на жертвенной целомудренной любви. Сестра казалось бы готова жертвовать собою, но только не спокойствием своей души – «брат лучше раз умри, чем гибнуть мне навечно», властитель же годами стеснявший себя суровыми трудами, воспитывающими его волю – «стеснивший весь себя оградою законной, бледнеющий в трудах, ученье и посте» « теперь дал волю стремлению страстей». «Чистой девой побеждённый» властитель с непреклонной до времени испытания свыше его сил волей вроде бы и не виноват:
«………………Нескромной красотою
Я не был от роду к соблазнам увлечён,
И чистой девою теперь я побеждён.
Влюблённый человек доселе мне казался
Смешным, и я его безумству удивлялся,
А ныне!...
………Размышлять, молиться хочет он,
Но мыслит, молится рассеянно. Словами
Он Небу говорит, а волей и мечтами
Стремится к ней одной. В унынье погружён,
Устами праздными жевал он имя Бога.
А в сердце грех кипел. Душевная тревога
Его осилила. Правленье для него,
Как дельная, давно затверженная книга,
Несносным сделалось. Скучал он; как от ига,
Отречься был готов от сана своего;
А важность мудрую, которой столь гордился,
Которой весь народ бессмысленно дивился,
Ценил он ни во что и сравнивал с пером,
Носимым в воздухе летучим ветерком».
Но вот что интересно в сей коллизии, - так это то, что властитель, так уважаемый людьми, ничего в жизни не знает кроме воли и самообладания, и именно поэтому готов ради исполнения своей воли на любые ухищрения лжи, на любую жестокость во имя своего спокойствия и не теряет самообладания в любой ситуации - «побеждает себя, успевая оправиться».
Надо ему отдать должное, проиграв он также беспощаден и к самому себе:
«…………….. «Что, Анджело, скажи,
Чего достоин ты?» Без слёз и без боязни,
С угрюмой твёрдостию тот отвечает: «Казни
И об одном молю: скорее прикажи
Вести меня на смерть».
«У Шекспира лицемер произносит судебный договор с тщеславной строгостью, но справедливо; он оправдывает свою жестокость глубокомысленным суждением государственного человека; он обольщает невинность сильными, увлекательными софизмами, не смешною смесью набожности и волокитства. Анджело лицемер – потому что его гласные действия противоречат тайным страстям! А какая глубина в этом характере!» ( А.С.Пушкин, «О Шекспире», 1834 г.).
И Анджело, и в меньшей степени Изабелла, хотя эта «дева без приторных причуд стыдливости и гнева, чиста была душою», не ведали жизненных искушений, не жили полнотою сердечного чувства, потому и не умели жертвовать и прощать и не хотели « человечеству свою принести лишь дань».
Отсутствие воспитания чувств, подчинение разума непреклонной воле, воспитываемой суровым аскетизмом и перекладывание ответственности за принятие решения в каждом конкретном случае на неумолимые предустановленные Законом правила, требующие неукоснительного исполнения – вот всё, что осталось отделённому от природы элитарному сознанию.
«Не я, Закон казнит. Закон не умирал, но был лишь в усыпленье, теперь проснулся он» - вот его «справедливый» ответ.
И в унисон ему Изабелла говорит:
« Я одарю тебя молитвами души.
Пред утренней зарёй, в полунощной тиши,
Молитвами любви, смирения и мира,
Молитвами святых, угодных Небу дев,
В уединении умерших уж для мира,
Живых для Господа».
Но когда изнывающей в муках предсмертных душевных страданий брат её произносит невольно:
«Друг ты мой! Сестра! Позволь мне жить.
Уж если будет грех спасти от смерти брата,
Природа извинит.»
Изабелла вне себя от охватившего её «справедливого» негодования:
«Что смеешь говорить?
Трус! тварь бездушная! от сестрина разврата
Себе ты жизни ждёшь!...Кровосмеситель! нет,
Я думать не могу, нельзя, чтоб жизнь и свет
Моим отцом тебе даны. Прости мне, Боже!
Нет, осквернила мать отеческое ложе,
Коль понесла тебя. Умри. Когда бы я
Спасти тебя могла лишь волею моею,
То всё-таки б теперь свершилась казнь твоя.
Я тысячу молитв за смерть твою имею,
За жизнь – уж ни одной…»
Не случайно конечно Пушкиным подчёркивается в речи разгневанной Изабеллы, что молитвы сей с виду кроткой и чистой девы – «молитвы за смерть».
Вера смиренная, христианская, такая возвышенная и небесная, оказывается у Пушкина лицемерной, смертельной, чуждой природе, полной гордыни и лицемерия.
И в миру, где благодаря этой вере, владычествует непреклонная воля, стеснивших себя во всём аскетов, - «святош жестоких, чьи взоры строгие во всех родят боязнь», «лукавых» людей – «демонов», «чья избранная речь шлёт отроков на казнь», чьи «сердца черны, как ад глубокий и полны мерзостью»…
И в миру тоже наваждение смерти, что и в оторвавшейся от природы и тела душе! - «Ад облек его в свою броню».
Страшную картину мира нарисовал беспощадно Пушкин.
Что же остаётся делать слабому человеку, имеющему тёплое сердце и движимый естественными чувствами, а не капризами воли разум?
«Под чёрным куколем с распятием в руках
Согбенный старостью беседовал монах.
Старик доказывал страдальцу молодому,
Что смерть и бытие равны одно другому,
Что здесь и там одна бессмертная душа
И что подлунный мир не стоит ни гроша.
С ним бедный Клавдио печально соглашался,
А в сердце милою Джюльеттой занимался».
Как же выйти из порочного круга нечестивой веры, порочащей Божье творение и глумящейся над прекрасным человеческим телом и праведными чистыми чувствами души?
Ведь даже «предобрый старый Дук, народа своего отец чадолюбивый, друг мира, истины, художеств и наук» «доброте своей слишком предавался» и потому его перестал бояться народ?
Пушкин даёт нам возможность понять, что дело не в суровости Закона и непреложности наказания, но в чём-то другом.
Дело в том, что христианские Законы неверны в своей основе, с одной стороны предлагая человеку не отвечать на насилие себя и ближних своих нечестивыми, а с другой стороны оправдывая «всякую власть» и производя её «от Бога».
Что-то мы перепутали в нашем доме и государстве, если власть и вера вместо того чтобы охранять народ и помогать ему праведно жить, стали своей противоположностью?!
Задумаемся , что же подменила нам «заповедь ненасилия», что в ней отталкивает нас, а что привлекает сердце, возвышает его?
- Отталкивает покорность чуждой и несправедливой воле и лишение свободы. С этим сердце искреннего человека никогда не сможет смириться, несмотря ни на какие уговоры.
Но есть то, чем эта «заповедь» прикрывается перед профанами, в чём сердце чувствует свою укоренённость – полноту жизни. Это состояние души и сердца в русском языке определено словом милосердие, которое так страстно любил Пушкин: милость сердца и милое сердцу – милосердие – «И милость к падшим призывал» ( «Памятник»).
Изабелла
Как завтра! что? нет, нет.
Он не готов ещё, казнить его не можно…
Ужели Господу пошлём неосторожно
Мы жертву наскоро? Мы даже и цыплят
Не бьём до времени. Так скоро не казнят.
……………………………………………..
Подумай, если Тот, чья праведная сила
Прощает и целит, судил бы грешных нас
Без милосердия; скажи: что было б с нами?
Подумай – и любви услышишь в сердце глас,
И милость нежная твоими дхнет устами,
И новый человек ты
