задержание себя. Он так говорил: «колику любовь и веру имея паче всех к митрополиту сему, и он толико мя посрами и поруга.»…Трудно согласиться с Н.М.Карамзиным, что св. митрополит Алексий был «невольно вовлечён в дело противное совести» и мог «удержать» кн. Дмитрия Ивановича «от дальнейшего насилия». Восемнадцатилетний Дмитрий был с девятилетнего нежного возраста под непосредственной властью воспитателя своего и регента митрополита Алексия и действовал очевидно по его указке.
Не прошло и четырёх лет как московиты вновь воспользовались теми же нечестивыми средствами. «Дмитрий Иванович был мало озабочен тем, что заодно (с Ольгердом Литовским) мир был заключён и с Тверью. Едва он вернулся в Москву, как тут же отправил послов в Орду и ценой выплаты изрядной суммы в 10000 рублей ( для сравнения выход Твери 1321 года -2000 рублей, выход Москвы – 5000 рублей) добился от Мамая выдачи ему сына тверского великого князя Ивана Михайловича, который годом ранее был отправлен в Орду в качестве гаранта лояльности своего отца Михаила Александровича.
Четырнадцатилетний княжич со второй половины ноября 1372 года жил в Москве «в истоме», как сказано в Рогожском летописце. Никоновская летопись сообщает о большой нужде, в которой находился Иван, в то время как московский великокняжеский свод конца XV в. немногословно сообщает, что сын тверского князя содержался в плену при митрополичьем дворе…Заложничество сына Михаила Ивана с ноября 1372 года по начало 1374 г. значительно ограничивало дееспособность Твери. На протяжении всего 1373 года между Москвой и Тверью шла своего рода «холодная война».
Всё же на этот раз время работало на Тверь: 20 декабря умер князь Михаил Васильевич Кашинский. По совету своей бабки Елены и кашинских бояр его малолетний сын Василий отправился в Тверь: «к князю къ великому Михаилу с челобитьем и вдашася въ его волю». Несколькими днями позже Михаил Александрович и Дмитрий Иванович заключили мир. Дмитрий освободил сына Михаила, а тверской правитель отозвал своих наместников «со княжения съ великаго», т.е. из тех районов великого княжества Владимирского, которые он занимал с лета 1371 года. Тверской летописец воспринял это с облегчением: «и бышет тишина и от уз разрешение христианом и радостию возрадовалися, а врази их облекошася в стыд».(Эккехард Клюг, там же, стр.207, 208, 209). Право стыдно русскому человеку читать процитированные с явной иронией честным немецким исследователем льстивые по отношению к Москве «возношения» Тверской летописи, но что делать, коли слова правды больше как у него нигде не прочтёшь !
О пленении Москвою сына Великого князя Тверского и содержании его на митрополичьем дворе св. митрополитом Алексием в течение многих месяцев у нас до сих пор не принято поминать. Разве что В.С. Борзаковский в прим.706, сделанном по поводу тенденциозного замечания С.М.Соловьёва: «молодой кн. Иван задолжал в Орде 10000 рублей; Дмитрий московский заплатил эти деньги и взял Ивана с собою до тех пор, пока отец не выкупил его». Для нас здесь важно то, что тверской князь принуждён был задолжать в Орде 10000 рублей, а Московский имел средства выкупить его – борьба была неравной» доказывает, что « отпущен же, по-видимому, был Иван из Москвы по мирному договору и Донской с него денег не потребовал; по крайней мере, известий об этом не сохранилось», и приводит в качестве последнего и неоспоримого аргумента слова Тверской летописи: «Отпусти сына его с Москвы, князя Ивана с любовью».
Хотя в этой же обширной сноске тот же автор ссылается на Никоновскую летопись под 1371г., где прямо сказано: «выведоша с собою из Орды кн. Ивана Михайловича Тверскаго,…даша на нём 10000 рублёв, что есть тма рублев, и приведоша его с собою на Москву. И взя его Алексей Митрополит, и седел у Алексея Митрополита на дворе. И тако пребысть не мало время, дондеже выкупиша его.» и Воскресенскую летопись: « и приведе его на Москву, посади его на митрополичье дворе Алексееве, и седе несколико донели выкупиша его».
Митрополит Платон (XIXст.) в своей краткой церковной Истории естественно не упоминая о пленении Ивана Михайловича пишет о пленении Михаила Александровича: «о сем поступке митрополита Алексия не иначе судить можно, как то, что он происходил от истинной любви к отечеству… Видел святый старец, что междуусобьям князей и татарскому игу конца не будет, ежели удельныя княжения будут продолжаться и самодержавие не будет возстановлено»…(Часть I, 191). Так на наш взгляд всё на свете можно оправдать, любую ложь и подлость, смиряться перед заведомым злом, «тихо и радостно», кротко и смиренно принимать унижения .
Самое отвратительное в «политике» московитов – это циничный расчёт и подлое использование себе на потребу благородных качеств чистой прямой души доверчивого тверского князя. В первый раз они шантажировали его святым его чувством любви к его бабушке. Убедившись, что князь имеет привязанности в моральном плане они завлекли его обещаниями справедливого суда, прикрываясь авторитетом церковного освящения. Наказав князя за доверчивость в Москве, они в третий раз, уже нечестиво воспользовавшись подкупом, через иноземцев – монголов, купили возможность вновь, как и в первый раз, шантажировать князя уже его отцовской любовью. Нельзя не давать должной оценки таковым воистину преступным поступкам, безусловно никакого отношения не имеющим к святости.
Отметим, что после московского пленения Михаил Александрович дважды обращался к патриарху. « По поводу первой жалобы патриарх приказывал нашему святителю, чтобы он или сам явился на суд, или прислал для того своих особых чиновников в Константинополь, или, всего лучше, как отец и учитель, позаботился примириться с князем Тверским Михаилом и, если сделал какую ошибку, то уступил бы ему и имел его, как сына, наравне с другими князьями, - к чему тогда же патриарх убеждал и Тверского князя. Вследствие же донесения Ольгерда Литовского патриарх писал нашему митрополиту, что справедливость требует, чтобы он надзирал всю землю Российскую, имел к Литовскому князю любовь и расположение, как и к другим князьям.
Все эти послания патриарха остались, однако же, без добрых последствий. По крайней мере, Тверской Князь Михаил (едва только скончался Каллист и на место его снова стал Филофей) повторил свою жалобу пред патриархом. … Должно заметить, что в то время, как князья Тверской и Литовский обращались в Царьград с своими жалобами на святителя Алексея, он и со своей стороны слал к патриарху письма, в которых, естественно, оправдывал себя и обвинял своих противников…. Узнав об этом, Ольгерд в защиту себя отвечал (1371г.) между прочим следующее: «прислал ты ко мне писание, что митрополит печалуется тебе о неправде и говорит: «царь-де Ольгерд делает набеги.» Не я начал нападать, а начали сперва они, и крестного целования, что имели ко мне, не сложили, и клятвенной грамоты ко мне не отослали. И делали они на меня набеги девять раз, и шурина моего кн. Михаила под клятвою переманили себе. И митрополит обнадёжил его, что он будет приходить и уходить по своей воле, а потом его взяли под стражу. И зятя моего Бориса, князя Нижнего Новгорода, и его схватили и княжество его взяли, и зятя Ивана кн. Новосильского, и мать его, схватили, и дочь мою взяли, и клятву, прежде данную, не сложили… И мы, того не терпя, на них самих сделали нападение; а не исправят ко мне, и ныне терпеть не буду.
По благословению твоему митрополит благословляет их на пролитие крови. А доныне и за отцов наших не бывало такого митрополита, каков сей митрополит: благословляет Москвитян на пролитие крови! И ни к нам не приходит, ни в Киев не отправляется. А кто целовал крест ко мне и убежит к нему, митрополит снимает с него крестное целование. Бывало ли такое дело на свете, чтобы снимать крестное целование?.. Подобало митрополиту благословлять Москвитян, чтоб нам помогали: так как мы ратуем за них с Немцами. А мы зовём митрополита к себе, и он нейдёт к нам. Дай нам другого митрополита на Киев, на Смоленск, на Тверь, на малую Россию, на Новосиль, на Нижний Новгород…»… Конечно, не без ведома Тверского князя Ольгерд требовал особого митрополита не только для Литвы, но и для Твери. Таким образом, Михаил Александрович, ведя борьбу с Москвой и отыскивая для себя союзников, примыкал к Литве не только в политическом, но и в церковном отношении.» (В.С. Борзаковский, там же, стр.158-159, 161) .
Задумаемся, наконец и мы, православные русские люди, над тем, какие аргументы можно привести в пользу святости Алексия Митрополита? Разве что пресловутое излечение некоей монгольской ханши Тайдуллы, якобы прозревшей по его святительской молитве? Или же с благодарностью припомним, что Митрополит Феогност возложил на Алексия «управление судами церковными», и тот так поднаторел в «разбирании всякого рода семейных распрей и дел», что «во время смут и беспорядков являлся умиротворителем между враждовавшими князьями»?
….«Миротворец», регент московского девятилетнего недоросля митрополит Киевский и всея Руси Алексий организует военные походы на Великих князей всея Руси, в соответствии с родовым правом совершенно справедливо поставленными в Орде, Андрея Константиновича Нижегородского и Дмитрия Константиновича Суздальского, в то время, когда Дмитрию Московскому было лишь 12 лет. Алексий обильными московскими и общецерковными поборами добивается от монголов ярлыка на Великое Княжение для тринадцатилетнего Димы. Собирает войско и идёт на Владимир и Суздаль, наносит удар и по союзникам суздальского князя. Громит князей Ростовского и Галицкого.
Приведя в повиновение Дмитрия Константиновича и отправив в монастырь Андрея Константиновича, митрополит лестными письмами зазывает Бориса Константиновича Нижегородского в Москву: «Тое же осени приехаша в Новгород Нижний от митрополита Алексея архимандрит Павел да игумен Герасим, зовучи князя Бориса в Москву, он же не поеха, они же церкви затвориша» (Рогожский летописец, 1363г.) Здесь как митрополит, святитель Алексий проклинает целый город, и как регент малолетнего Дмитрия вызывает к себе других князей, на что имел право только великий князь.
Как пишет Б.В.Кричевский в работе «Русские митрополиты. Церковь и власть XIV века», С-Пб, 1996, с.142-144: «Наложение епитимьи на Нижний Новгород возымело действие: князь Борис, правда, не поехал в Москву сам, но отправил туда своих бояр. Однако послы до места не добрались. Сын суздальского князя – князь Василий – захватил их в плен. В.А.Кучкин (доктор ист. наук, гл. научный сотрудник института истории РАН, г. Москва) считает, что митрополит Алексей вызвал князя Бориса для заключения союза (?!). и возникновению союза решил помешать суздальский князь. Но нам кажется, что возможна иная трактовка данных событий…Скорее всего, митрополит Алексий и вызвал князя Бориса в Москву с целью выманить его из города и помочь суздальским князьям захватить его. Если бы князь Борис поехал, его постигла бы участь бояр».
А затем «митрополит Алексий лишил суздальского епископа нижегородских земель, то есть оставил захваченные владения князя Бориса вообще без пастырского надзора. Вряд ли эта акция выражала
Спать пора.