Ворон Д.А.
Ты бы все следы там затоптал!
Поручик.
Могу поручиться: метко стрелял!
Родькина.
А может, пристреливался? Может, это был пробный выстрел в лицо безответственное, чтобы потом надёжнее отстреляться?
Балбеткин, внимательно всех оглядев.
Охеева нет!
Зам.
Это хорошо, что Вы вспомнили. Это очень хорошо. Надо руки у всех понюхать!
Родькина.
Зачем?
Зам.
Покойный так всегда делал – нюхал.
Родькина.
Мне он руки целовал, а не нюхал.
Зам.
Вам только так казалось. На самом деле, перед тем, как целовать, он их тщательно обнюхивал.
От рук исполнителя должно пахнуть пороховыми газами, дымом каким-нибудь, ну, я не знаю…
Мартынов.
Мало ли чем пахнут у меня руки? Я, например, курю. Да и всё тело пахнет газами. Загазованность в городе вон какая!
Пульберг.
Знаем мы ваши запахи. Моя собака однажды вас понюхала и зрение потеряла. Потом – слух, аппетит и желание к сексуальным домогательствам моей правой ноги. Но нюхать надо!
Мартынов.
Надо – так нюхайте! Моё дело – предупредить! Нюхать – не лизать, япону, вашу мать!
Банкир.
У кого шнобель ещё фурычит? Кто не отравлен нашей прогнившей атмосферой?
Поручик.
Поручите мне нюхать! Могу ручаться, что буду нюхать со всей ответственностью!
Мартынов.
Отгадай загадку, разреши вопрос: метился я в пятку, а попал я в нос?
Поручик.
Что? Не понял!
Мартынов.
Не - что, а – кто! Кто тебя будет нюхать?
Поручик.
Я покойного не убивал!
Мартынов.
Почему, тогда, набиваешься в нюхачи? Пытаешься отвести от себя подозрения?
Поручик.
Чего мне отводить? Я ручаюсь – не убивал, и всё!
Мартынов.
Я тоже не убивал, но руки тебе даю нюхать.
Банкир.
Нюхай! У меня – алиби! Я сидел в своём кабинете и грустил в одиночестве.
Ворон Д.А.
И у меня алиби: мне тоже было не весело.
Родькина.
А у меня такое громадное алиби, что ваше просиживание в кабинетах в сравнение с моей работой – вообще ничто!
Пульберг.
Я вам больше скажу: я очень боюсь покойников!
Зам.
А я боюсь покойников, алиби, грустить, и вообще боюсь, что исполнитель среди нас!
Шурпеткин.
Нюхай, на здоровье!
Студнев.
Согласно проведённому расследованию, могу в заключение сделать следующее заключение: по данным разных экспертиз, анатомическому вскрытию, дактилоскопии, потожировым отпечаткам, томатным, яичным остаткам на теле, слюны и следов от подошвы на верхней задней части брюк, исполнителем был не чекист.
Мне незачем так бездарно проваливаться!
Балбеткин.
Опять все в отказ пошли? Но есть и продвижки в деле: теперь у нас на одного подозреваемого стало меньше.
Входит Охеев с огромной окровавленной дырой во лбу.
Охеев.
Мне долго ещё торчать на лестнице? Я замёрз, и там пахнет плохо.
Родькина падает в обморок. Все пятятся от покойника.
Охеев.
Чего вы на меня уставились? Ах, это? (Он сдирает со лба пластиковую накладку, имитацию пулевого отверстия).
Ворон Д.А.
Эх, дурында! Я же тебе сказал: лежи тихонько покойником, закати глаза и жди сигнала!
Охеев.
Какого?
Ворон Д.А.
Сигнала!
Охеев.
Какого сигнала? Вы не уточнили: машина сигналила, потом по радио сигналы точного времени передавали. Какого сигнала-то?
Ворон Д.А.
Я что, не сказал?
Охеев.
Нет, конечно!
Ворон Д.А.
Не может быть?
Охеев.
Вы сказали: «Побудь немного покойником, будто ты – Ответственное лицо, потом, по сигналу, явишься сюда». А по какому сигналу – не уточнили. Выходит, что зря ума рисковал?
Балбеткин.
Кто-нибудь может объяснить, что происходит?
Студнев.
Я читал – в западных детективах так делают: покойником притворяются, потом, в нужный момент, объявляются и, хоп! – дело сделано!
Мартынов обращается к Ворону Д.А.
Не сработало?
Ворон Д.А.
Ещё как сработало! Вот, убийцу нашли. Женщина до сих пор в обмороке валяется. Убила Охеева, потом увидела его живым и рухнула! При виде покойника, какой убийца будет стоять невозмутимо, и красить ногти?
Пульберг.
А ведь наша исполнительница говорила конкретно, что она ещё только пристреливалась. И когда очнётся – кто станет следующей её жертвой?
Поручик.
Простите, можно мне выйти?
Охеев.
Я с ним выйду. Всё равно на мне уже пристрелялись.
Ворон Д.А.
Я пойду, ещё раз Охееву объясню, что такое «условный сигнал».
Балбеткин.
Ребята, а вам не кажется, что вы здесь устраиваете показательные выступления? Я подозревал, что очутился в дурдоме, но что у вас всё так запущено – не догадывался.
Никто не выдержит – правду говорю! Интересно, когда вы работать успеваете?
Мартынов.
Опаньки! Прозвучало ключевое слово! Я здесь тоже не останусь!
Зам.
Вам не стыдно? Вы у нас работаете без году день, а уже ключевое слово произносите!
Пойду, серьёзно поразмыслю о вашей короткой, печальной карьере.
Балбеткин.
Какое ключевое слово: ребята, выступления, дурдом?
Студнев.
А я сразу догадался! Только не мог ни до кого достучаться.
Мне надо срочно выйти и дописать заключение: «Ответственное лицо во всём призналось при попытке изнасилования обездвиженного тела натуральной блондинки».
Балбеткин.
Я никого насиловать не собираюсь.
Поручик.
Размечтался! Вы и собраться не успеете. Слышали ведь: Надежда Исааковна уже пристрелялась!
Профессионалы ответственно подходят к ответственным заданиям по ликвидации ответственных лиц во время попытки теми изнасилования обездвиженного тела.
Балбеткин.
Надумали уходить – уходите, и заберите с собой Надежду Исааковну.
Пульберг.
Не можем. Тело упало в пределах кабинета Ответственного лица.
Балбеткин.
С чего вы взяли, что именно я – Ответственное лицо?
Пульберг.
А с чего Вы взяли, что не Вы – Ответственное лицо?
Поручик.
И Надьке ясно – к бабке не ходи! Хлопнет Вас при первой же попытке!
Пульберг.
У неё сегодня выходной.
Поручик.
У Надьки?
Пульберг.
У бабки.
Поручик.
А у Надьки?
Пульберг.
У Надежды Исааковны по графику сегодня отстрел ответственных лиц.
Поручик.
Пойду я: на график отстрела ещё раз надо глянуть. Сверить, уточниться.
Пульберг.
И я пойду. Какой из меня свидетель? Я на похоронах и двух слов связать не смогу.
Банкир.
Мне здесь делать нечего. Пойду к себе ничего не делать.
Ворон Д.А.
Надо же! Ведь недавно ещё всем казался порядочным человеком, исполнительным таким, безответственным. Оказался насильником и Ответственным лицом.
Балбеткин.
Погодите! На кого вы меня бросаете?
Банкир.
Чему быть, того не миновать! Ладно, уж, делай своё мерзопакостное дело – бросайся на неё!
Балбеткин.
В таком случае, прошу всех вернуться! У меня имеется признательное заявление!
Неохотно возвращаются.
Студнев.
Женщину в чувство приведите! Долго валяется на одном месте! Растележилась на полкомнаты, хоть на цыпочках стой!
Поручик.
Отойдите, пожалуйста, в сторону. Я сейчас ладошкой по лицу её бить буду.
Пульберг.
Позвольте мне? У меня с детства имеется надёжное средство на лице. Я сейчас её поцелую в губы, как спящую красавицу.
Родькина приподнимается, усаживается на полу.
Родькина.
Где я? И кто хочет сделать признательное заявление?
Балбеткин.
Я хочу! Все очухались? Тогда, замолкли и слушайте!
Господа! Я понял, что среди вас только я ещё здраво мыслю! И чтобы вслед за вами не сойти с ума, окончательно я требую, чтобы вы пошли все вон отсюда! Немедленно! Вон! Вон отсюда!
Тишина. Пауза.
Мартынов, придя в себя.
Заявление построено неправильно, поэтому мы пока не поняли ничего. Продолжай!
Балбеткин.
Я сказал: Пошли отсюда вон!
Мартынов.
Так! Отсюда – это понятно! Пошли – тоже! Но признание-то где?
Балбеткин.
Ключевое слово – вон!
Мартынов.
Вон! – это не признание. Это – адрес, где находится признание. Где? Вон там или вон там?
Пульберг.
Да уж! Сказали А, говорите, где эта А!
Балбеткин.
Вы имели ввиду: сказал А, то говори и Б?
Пульберг.
Хорошо, не хотите говорить, где А, скажите, где Б?
Балбеткин.
Дурдом! Дурдом! А и Б сидели на трубе. А упала, Б пропала, кто остался на трубе?
Мартынов.
Не волнуйся ты так! Говори спокойно. То сглатываешь окончания слов и неправильно ставишь ударения. Конкретнее – кто остался на трупе?
Балбеткин.
Какие трупы? Я про трубы говорю: канализационные, например.
Родькина.
Боже! Он трупы в канализацию
