его слабый протест был молниеносно отклонён:
– Иди на хрен Окорочок, хоть и это тоже не по тексту! – отпарировал Шаров, – А теперь, уважаемые зрители – визуальная демонстрация законных печатей, как доказательство абсолютной подлинности выданного документа!
Окорочок с очередным вздохом страдания приспустил штаны, и все увидели два красных флотских краба, чётко отпечатавшихся на фоне его белого зада, не тронутого жгучими лучами солнца.
– Подтверждаю при многочисленных свидетелях и наблюдателях: печати соответствуют подлинным, и присутствуют на нужном месте! – Объявил Шаров и, как ни в чём не бывало, продолжил работу конферансье: – А теперь вторая часть Марлезонского балета: месяц назад у нас произошло знаменательное и до боли и скуки банальное на флоте событие – многие моряки стали заслуженными карасями! И так как доблестный экипаж К-2** в это время выполнял боевую задачу в море, то отметить сие событие мы не сумели. И теперь, стремясь исправить это досадное недоразумение и развеселить народ, командование решило торжественно и официально посвятить бывших духов в караси!
Большая чёрная муха, устав биться в непреодолимую прозрачную преграду, сладко прикорнула. Но не долог был её чуткий сон. Тяжёлые акустические вибрации казарменной атмосферы подбросили антрацитное брюшко насекомого в воздух. Крылатая гостья, будто испугавшись, что её застанут за этим преступным бездействием – сном вместо бодрого бдения и службы Родине, громко забарабанила винтами своих прозрачных крыльев и стала биться в стекло пуще прежнего. Но этого уже никто не слышал – в помещении мощным океанским шквалом гремел хохот и рукоплескания десятков рук.
Несколько красных от натуги карасей, давясь смехом, выступили вперёд, согнулись пополам и с глухим туком получили по сильному удару деревянной табуреткой всё по тем же известным мягким местам. Горько стеная, поздравленные матросы, дабы не тормозить дальнейший творческий процесс, быстро исчезли в проходах между коечками.
– Следующим номером! Представляю – священная матросская молитва!! – ведущий, не теряя динамику, продолжал сыпать в зал новые, хорошо выстроенные декламации, – Выступает прославленный коллектив краснознамённого эр-пэ-ка-эс-эн! Художественный руководитель – я, Шаров Олег Андреевич. Прощу любить и жаловать деньгами! Труппа артистов – пожалуйте на сцену! – Шаров, согнувшись в глубоком реверансе, показал верхнюю часть напяленной на затылок пилотки. Не отрывая взгляда от пола, он похлопал в ладоши и зал вновь разразился ответными ободряющими приветственными аплодисментами.
Четыре бойца, оккупировав центральную сцену, молниеносно построились в одну шеренгу. Тяжёлые растоптанные гады , натянутые на мозолистые ступни, взлетали высоко вверх, шокируя окружающий мир точностью своего названия; чёрные рабочие "говнодавы" в такт тексту молитвы громко хлопали по палубе и всякий раз, словно мячики, снова подпрыгивали вверх. Артисты по очереди, речитативом, под громкие крики разгорячённой аудитории, сочными голосами палили из лужёных молодецких глоток странный текст молитвы:
– Спаси нас Бог от ночных тревог, от подъёма раннего шквального, от крика дневального! – отстрелялся первый.
– От караула не узкого, от старшины нерусского, от порядка внутреннего, от развода утреннего! – выпалил второй.
– От занятий практических, строевых и политических, от "губы" позорной, от службы гарнизонной! – пулемётной дробью слов сразил всех врагов наповал третий.
– От самоволок временных, от девок беременных! – разрядил обойму четвёртый.
Но новая быстрая перезарядка боевых рожков была воспроизведена профессионально и без всяких промедлений:
– О Боже, преврати море Азовское в пиво Жигулёвское! – пошёл на второй круг первый.
– А море Берингово и Охотское в шило ядрёное, флотское! – триплетом дали мощный залп первый, второй и третий...
– А еще поскорей сделай из нас дембелей! Аминь! – выдохнул звенящим фальцетом последний, четвёртый. Команда, закончив своё театральное действо, от греха подальше быстро ретировалась под покров частых двухъярусных коечек...
– А теперь, всем, кто отслужил полгода – построиться в одну шеренгу! Одним словом, не пившие морскую воду, не ходившие в море духи, бегом сюда! – раздался среди шума эмоционального возбуждения очередной громовой гуд, – Раздись! Ста-авить! – продолжал напоследок отрабатывать командирский голос Шаров, глядя, как молодые матросы быстро ломают, а затем тут же, по кирпичику восстанавливают порушенный строй, – В одну шеренгу – становись! Итак, духи, поясняю суть вопроса! Полезная информация, специально для вас! Матроса ждут: старшина второй статьи – 45 секунд, девушка – 9 месяцев, друзья – 3 года, мать – вечно! Так вот бойцы, я вам не мать, я буду вас ждать... ровно 45 секунд! За это время вы должны успеть принять форму одежды номер раз...
– ...часы, трусы, противогаз! – как дополнение к сказанному, эхом отозвалось где-то в глубине поезда.
– Время пошло! – Шаров зажег спичку, наблюдая как бойцы, толкаясь и танцуя в центральном проходе, хаотично сбрасывают с себя форму. Тельняшки, штаны, галанки и гюйсы синими хлопьями летели вниз, безуспешно пытаясь правильно улечься на баночках.
– Время! – Шаров шумно задул догоревшую спичку.
– На старт! – глаза тамады роняют разноцветные фосфоресцирующие искры, – Внимание! – и вот уже становится заметно, что данное действо опасно не только для "младшего" матросского состава: – Марш!
В руке вошедшего в раж конферансье, щёлкнув, загорается вторая спичка. Далее всё происходит, как в обратной ускоренной съёмке. Как попало набросанная на баночки форма одежды, хаотично перекочёвывает на жилистые тела суетящихся молодых матросов.
– Смирна!
Когда Шаров незапланированно обжигает свои длинные чувствительные связистские пальцы, воины уже стоят кто в чём. У кого-то галанка наполовину затравлена в штаны, у кого-то гюйс угрюмо свисает с плечей, а символы трёх великих морских побед безнадёжно смяты, кто-то стоит вообще полуголый, а кто-то с таким же незадачливым соседом делит каждый по одной штанине…
– Воистину – форма номер восемь – что напялим, то и носим! – пролаял Шаров и взвод получил, согласно правилам не писаного морального реестра, по заслуженному удару в грудь, – Продолжаем учения по наработке приёмов и навыков молодого бойца!
Растерянные матросы, снова принимают форму одежды "номер раз". Словно на тренировочном полигоне, ломая свои законные спальные места, ловкими кошками перепрыгивают они через спинки двухъярусных коечек наверх и мгновенно отбиваются:
– Полный отбой!
Но их тревожный сон продолжается всего лишь три несчастные секунды:
– Рота, подъём!
Бойцы тёмно-синими муравьями, наперегонки друг с другом, пятясь назад, скатываются с кроватей на пол.
– Становись-разойдись-отставить! – голосит командир, и из камней полосатых тел быстро выстраивается короткая крепкая стена.
– Алё, отцы, почему так медленно сокращаетесь! – Шаров критически приблизил свой крепкий, почти двухметровый корпус к низкорослому взводу молодых воинов и, внимательно оглядев их с высоты своего роста, задумчиво протянул: – М-да, измельчал народец... Всё очень плохо, воины! У годков и дембелей к вам много претензий и замечаний. А то: не умеете по времени ни одеваться, ни раздеваться, ни отбиваться. На зарядку вынос своих рассыпчатых тел осуществляете непростительно медленно! Перед отбоем постоянно приходится заставлять вас мыть ноги и чистить зубы! А боевую задачу по заправке за собой коечек и созданием уголков выполняете из рук вон плохо! Видно мало вас в учебке гоняли сухопутные крысы в погонах! И плохо родители воспитывали. Знали бы ваши мамы и папы, что чистоплотному и спортивному сыну и служится легче и живётся проще, наверно тогда загоняли бы они вас на разные секции, и заставляли бы ноги мыть перед сном! А посему: раз вас не успели правильно воспитать родители, мы будем это делать ускоренными методами! При помощи вот этого популярного реактивного международного предмета, – Шаров показал строю свой крупный, набитый о боксёрскую грушу кулак, – Пока вам не надоест вонь собственного пота и запах изо рта, будете летать на пи**юлях!
В казарме мутным июньским облаком повисла тревожная тишина, и стало слышно, как о стекло бьётся глупая жирная муха.
Шаров сделал продолжительную пугающую паузу и неторопливо произнёс:
– Даже и не знаю, что с вами делать, бойцы. Будут какие-нибудь мнения? – экзекутор крутнулся вокруг собственной оси, ища моральную поддержку у присутствующего сообщества.
– Строгий выговор им! С занесением в грудную клетку! – серым булыжником прилетела жирная реплика из зала и упала на палубу, прямо к ногам ведущего.
Шаров сделал решительный шаг в сторону мгновенно побледневшего строя...
Обширная фольклорная программа могла продолжаться неизвестно сколько, если бы истошный хрип дневального вдруг не прервал представление:
– Шухер! – ещё через секунду "шухер" уже стал на законном основании официален: – Экипаж: сми-ир-на!!! Товарищ капитан второго ранга, дневальный по казарме – старшина второй статьи Кожемякин!!! – рявкнул как можно громче бравый полторашник.
– Вольно! П-панимаешь!
Из полупрозрачной, едва различимой физическим зрением, троица немедленно обратилась во вполне материальную, светонепроницаемую и абсолютно реальную, единую субстанцию.
Как видно, вопреки бытовавшему в экипаже мнению, далеко не все члены коллектива старших офицеров уехали в отпуска – многие из них, словно в засаде залегли на диваны в городских квартирах. Старпом , бычок и небезызвестный замполит предстали перед построенными в ряд дембелями. Моряки стояли, покачиваясь, словно южные пихты на краю дороги к Чёрному морю.
– Что Шаров, – спросил старпом, тупо уставившись в грудь длинного радиста, – Моряк пьяным не бывает, его просто качает?
Старший помощник командира, капитан второго ранга Дубовиков был уважаемым человеком в экипаже. Вероятно, благодаря присущей ему простоте и флотскому юмору, с которым капитан был всегда на "ты". Благодаря умению держать своё слово, понимать матросов и... и вообще, он был хороший мужик.
– Так точно, тарщ каптан тарого ранга! – почти бодро ответствовал Шаров.
– Штормит... – не подумав, поправил старпома Оськин.
– Матрос Оськин!
– Я!
– Д-дополнять буэшь, п-панимаешь, когда вас об этом прикажут! – рявкнул старпом, как обычно, слегка заикаясь.
– Так точно, тащ... – ответил Шаров вместо Оськина и невпопад отдал честь в строю.
– Девушка отдаёт честь один раз, а матрос – три года! – голосом замполита произнёс главный экипажный пародист Рома Хабибуллиев.
Старпом, в первый момент ничего не поняв, уставился на замполита, затем на Хабибуллиева, скорбно причмокнул и произнёс:
– Скорей бы вас по домам отправили... – он обвёл мутным взглядом самый большой и опасный в экипаже призыв.
– Так мы, это, только того и ждём-с, тащ тан тарова ранга! – пояснил Бобров.
– Разговорчики в строю! – сиплым голосом заговорила стоящая рядом каменная скульптура. Замполит Рукомойник, вдруг вспомнив былое, неуверенно покряхтел: – Эх-м!
– Я бы
