между двух труб, сидело существо в форме рядового подводника, со стандартной надписью на нагрудном кармане – эр бэ. Глаза и рот неизвестного были широко открыты. Объект признаков жизни не подавал и на внешние раздражители не реагировал. Оськин для ясности помахал перед его глазами рукой – реакции не последовало. Затем он снова сложил руки за спиной, задумчиво вытянул губы трубочкой, поправил на носу предполагаемые очки, и важно заявил:
– Да, коллеги, случай в медицине новый, не зарегистрированный. Казалось бы, странный субъект давно помер, но... – Он вздохнул и изящно указал рукой на диковинного матроса: – Ведь дышит же, зараза и почти совсем не воняет! Разрешите представить – матрос Синепупкин, русский, срок службы – полгода, не женат. Сей хитрый индивид полагает, что нашёл-таки простейший способ обманывать нас. Этот крендель, который ещё не выпростал мамкины пирожки, решил таким способом спать на вахтах, желая оставаться не уличённым в этом чудовищнейшем злодеянии, без всякого раскаяния отлынивая от службы Родине. Внимание, господа, как вы все изволите видеть – этот лабораторный экземпляр спит с открытыми глазами! Но ведь нас-то так просто не провести, коллеги...
– Да что ты заладил – коллеги, коллеги, ему нужно просто надавать по бестолковке и все дела... – начал было один из возмущённых слушателей.
Оськин легко отстранил рвущегося вперёд друга и мягко возразил:
– Господа подводники, я понимаю ваш благородный порыв, ваш праведный гнев. Но не будемте теперь утруждать себя столь грубой педагогической рутиной. Полагаю, с этим успешно справится наш младший научный сотрудник – прошу, Солнцев, злодействуй! – давая дорогу младшему сотруднику, он мягко отступил на шаг назад.
Пробудив преступника звонкой затрещиной, Солнцев заставил его десять раз отжаться от пола, затем, проверив крепость его грудной клетки, отправил в трюм – чистить конденсатную яму.
– Я его спас, теперь он точно не уснёт, – перевёл дух Солнцев и благодушно улыбнулся.
– Если предположить, что бы с ним сталось, займись Оськин сам его воспитанием, тогда ты его, правда, спас! – согласился с ним Бобров.
– Как всё-таки мастерски у меня получается находить новых кандидатов на чистку ЦГВ! – не сдержался Олег, – а ты, Солнцев, не улыбайся, будешь ему активно помогать! Тот не моряк, кто ни разу не был в этом аду без намордника! Ха-ха-ха! – закончил он, приняв театральную позу, и рассмеялся демоническим смехом.
Справка. ЦГВ – цистерна грязной воды. Находится в корме корабля. Изредка чистится во время стоянок на пирсе. Нашлакованные на стенах цистерны нечистотные окаменелости, отбиваются до крайней степени тяжело. Нахождение биологических объектов без противогаза и специальных очков, в данном пространстве не рекомендуемо. Мало того, физически невозможно. Потому как глаза и лёгкие разъедаются в считанные минуты резким и острым, как нож запахом...
У Боброва при упоминании о ЦГВ снова тяжело закружилась голова. Но вовсе не из-за брезгливости. Это была целая личная история, особенность, отбрасывающая на подводного адепта лёгкую тень анормальности и визионерства. Никто ни в состоянии был объяснить эту странность, в том числе и он сам. Всякий раз, когда матрос слышал о цистерне или ранее погружался в неё, у него возникало сильнейшее ощущение повторяемости, словно это когда-то раньше уже случалось с ним. Похожее состояние психики вызывал любой небольшой ремонт, связанный с механизмами в лодке... Вот и сейчас симптоматический рецидив, повторный приступ болезни, сопровождаемый небольшим головокружением, снова возобновился, и даже с большей силой, чем ранее. Может быть, в прошлой жизни он создавал, ремонтировал или обслуживал подводные корабли? Если брать в расчёт верность теории о реинкарнации, конечно. Это состояние психики или, может быть какой-то долговременной памяти, сильно отдавало сверхъестественностью, мистичностью. Это находилось за пределами сознания, и поэтому всегда немного пугало. Нас всегда пугает неизвестное и непознанное. Трудно было сказать, что это, диагноз какой-то болезни или просто ранимость психики, так часто встречающаяся у натур творческих.
Как бы всё ни было гладко, но эксцесс всё же снова произошёл. Кто-то доложил командиру корабля о том, что старослужащие баловались намедни вином и гитарой в машине девятого отсека... Кэп снова вызвал годков в центральный пост и "мягко" отчитал их за очередные нарушения боевого распорядка.
– Кича, – сказал он, и многозначительно поднял кверху указательный палец, – Кича снова плачет по вам, товарищи матросы! Вот такими слезами, – Командир сжал пальцы в кулак, показывая примерные размеры слёз, – И видит бог – после автономки вы у меня вновь отправитесь в место не столь отдалённое от города!
– После апрельского приказа, товарищ капитан первого ранга? – тонким голоском пискнул Бобров. Его вопрос был вполне логичен, – Мы вернёмся в начале июня, таким образом, переслужим почти два месяца...
Капитан, низко мыча, пожевал губами, ещё немного для приличия попугал будущих дембелей, и отправил их по каютам...
А удивлённым матросам оставалось только продолжать обсуждение самой насущной текущей проблемы – кто же это с такой удивительной лёгкостью, почти играючи сдаёт их капитану? Каждое их действие, хотя бы немного расходящееся с положением устава, в тот же день становилось известно командиру корабля. К концу автономки он сам "не выдержал" и, вызвав к себе годков, с лёгким сердцем выдал им стукача.
– Как же так, моряки, вы вместе служите, иногда вместе пьёте, слушаете музыку, а он вас постоянно сдаёт. Он меня самого уже достал – через день да каждый день бегает сюда с докладами! Я сам стукачей не люблю, поэтому и вызвал вас... – кэп нервно тряхнул головой, ловко убегая глазами от встречных взглядов.
Желая контролировать действия старослужащих, капитан до конца похода сохранял в тайне физический объект, через который утекает запретная информация... Когда объект стал более не нужен, он с лёгкостью, как отработанный материал, выбросил... точнее, сдал его.
Капитан не мог не понимать, что отдаёт наушника на растерзание старослужащим, но всё равно сделал это. Почему? Ну, видимо, не любил он стукачей. Но, правда, пользоваться их услугами, ох, не отказывался!
Предателем оказался пронырливый полторашник – юморист и балагур, с виду рубаха парень. В меру образованный и потрясающе коммуникабельный. Не важно, какой специальности он был, и как его звали.
Решили его пока не трогать. Но, по прибытию на базу несчастному досталось по полной. Мотивы и замысел его "преступлений" были раскрыты. Просто и банально до разочарования – хотел заработать на отпуск домой, а заработал синяки по всему телу и не шуточное всеобщее презрение. Надо признать, он оказался парнем крепким, на боль не жаловался, а за побои ни кого не сдавал. Извинялся, наверное, искренне раскаявшись... Как ни странно, нашего антигероя простили. Его пошатнувшийся негласный статус настоящего подводника постепенно был полностью восстановлен. Такое бывает крайне редко... Но, видимо, надо уметь прощать.
СОВСЕМ ПОСЛЕДНИЙ, СОВСЕМ ХОЛОДНЫЙ
Морская душа – это душа нараспашку.
Душа нараспашку – это перешитая, испорченная в хлам форма одежды.
Перешитая, испорченная в хлам форма одежды – это вечный бой с непосредственным начальством, который вот уже два века никак не может стать последним.
Во времена скрытой от глаз холодной войны, когда торпеды выплёвывались лодками, вероятно, не только во время учений, личному составу кораблей обычно мало чего докладывали. А есть ли смысл знать какому-то матросу, зачем только что в никуда отправилась боевая торпеда? А кто ж его, кроме дьявола в главном штабе небесного флота знает, куда полетела ракета? Ну а если лодка найдёт здесь могилу свою, то спишут всё на ошибку радиста, рулевого или штурмана. Или какого-нибудь нерадивого матроса. Да и вообще, кто её азуху-мать знает, чего там с ней приключилось? Ну, было поступление воды, был пожар, было столкновение со скалой, ну и что? А почему этому суждено было случиться...
– Нет, не дадут нам дожить до дембеля – точно утопят! – орал огромный матрос, брызгая слюной на паровое колесо, – Ну что это за автономка – опять в клоаку попали. Ни как не дают нам спокойно на базу вернуться, мстят за то, что мы, невзирая на всё, удачно провели боевую службу. Ты слышал? Ну вот – опять!
В очередной раз раздался непонятный шум, и лодка слегка провалилась вниз. Снова давление пара зашкаливало, вращая турбину на полную мощь. Три тысячи двести оборотов в минуту жутко выли, отображаясь внутри черепных коробок тяжёлой психоделической музыкой. Махина, размером более пятиэтажного дома неслась со стремительностью движения автомобиля, идя под водой со скоростью почти в тридцать узлов.
Они снова нарвались на глобальные учения седьмого американского флота!
– Радисты говорят, что нас уже не впервые потчуют глубинными бомбами, – сказал Бобров, заметно нервничая, – Но я как-то не думаю об этом всерьёз. Они просто пугают – мимо бросают. Ведь не война же!
– По-твоему, это игра в морской бой за школьной партой?!
– По-моему…
– Машина – пульт! – раздалось в динамике, – Сбавить давление и обороты! Кэп решил развернуть лодку!
– Пульт – машина! Есть, сбавить...
– Идём обратно к Америке? – съязвил Оськин, скорчив гримасу неопределённости и постучал себе микрофоном по лбу.
– Чего ты там стучишь?! – заподозрил Шутов что-то неладное, но, усмехнувшись, ответил: – Нет, шмальнём напоследок. Всего-то делов – америкосам тычку в рыло, и домой!
– Если вернёмся база, его турма посадат... Нарушаль режим боевый служьб, – голос Жанбырбекова заметно дрогнул.
– А кого это сейчас заботит? – отрешённо махнул рукой Бобров.
– Лучше турма сидеть, чем риба кормить, – оживился молчаливый Рюмин.
– Не, ну нормально! А о нас он подумал, о дембелях? – Возмущённо захрипел Оськин, проигнорировав мнение Рюмина, – Нам то, это, домой уже пора! На дворе – май месяц!
Всё присутствующие в машине неопределённо переглянулись.
– На каком дворе? И причём тут дембеля? Вот шутка! – пожал плечами осмелевший Рюмин и ухмыльнулся. После чего рядовому маслёнщику пришлось быстро спрятаться за большой паровой бочкой, куда его в порыве гнева загнал разозлённый Оськин. Суть в том, что по причине негабаритности своих размеров, паровик туда проникнуть просто не мог.
Везучая лодка неслась на всех парах, снова терпя преследование Американской надводной группы кораблей, в состав которой входил даже эскадренный авианосец.
Неизвестная субмарина вынырнула под рубку, сурово и молча взирая в сторону чуждой армады. Скрытые под водой крышки шахт бесшумно разверзлись и закруглённые торцы торпед тусклыми фонарями засветились в носовой части корабля. Её аппараты были на боевом взводе. Её команда – в состоянии полной готовности. Это случилось недалеко от границ территориальных вод противостоящих держав. Сверхновая субмарина впервые показала противнику свой мощный чёрный корпус. На этом досадная погоня резко прекратилась. Кто это был, Волгин пока не знал. Радисты с
