гусыне», как называл её разгневанный муж ещё в течении года до следующего отпуска, ничего не оставалось, как терпеливо сносить оскорбления от супруга и со скрежетом зубов ядовито сплетничать о том, что Ольга Станиславовна на самом деле не имеет никакого влияния на своего мужа, поэтому знакомство с ней не представляет никакого интереса.
Константин Витальевич действительно давно жил своей жизнью и у него был свой круг общения и интересов, а Ольга Станиславовна, как ни старалась, попасть в этот круг не могла, да и сама на дни рождения своих подруг всегда приходила одна без мужа, оправдываясь его занятостью, всё время поглядывая на часы и говоря: «Нет, он, наверно, уже не успеет, очень много работает, надеюсь, хоть домой придёт не ночью». Все эти оправдания были, конечно, смешны даже для её подруг, тем более при наличии у Константина Витальевича любовницы, которую он не скрывал. Но Ольга Станиславовна всё же продолжала поддерживать видимость хорошего отношения с Константином Витальевичем, зачастую в разговоре бросая фразу «надо посоветоваться с мужем», и усиленно скрывала, что с ним никаких, даже дружеских, отношений нет, и настолько не было никаких отношений, что она ничего не знала о его командировках, даже эта информация была для неё не доступна, он всегда уезжал и приезжал внезапно для неё. Ольга Станиславовна могла только издали внимательно следить за своим мужем, жадно по крупицам собирая о нём информацию от его знакомых.
****
Вечером Олег забрал уже немного отрезвевшего и отоспавшегося Лесков из отделения милиции, отвёз его на вокзал и усадил на вечерний поезд. Константин Витальевич сидел в это время с Андреем Сергеевичем в ресторане «Аврора» на берегу Джангаровского озера на открытой веранде на пирсе и обсуждал с ним утреннею новость. Упоминание о Наташе так сильно взбудоражило Андрея Сергеевича, что ему пришлось заказать двести грамм водки, чтобы справится с волнением. Все эти десять лет он не забывал Наташу несмотря на то, что женился и у него родилась дочь. Жена его, Ирина Юрьевна, знала об этой его маниакальной любви к Наташе, так глубоко и надолго поразившей его сердце, и бешено ревновала к ней, но первое время этого не показывала. Сначала она долго и упорно обхаживала его, терпеливо выслушивая его историю о несостоявшейся любви, сочувствовала и утешала, потом женила на себе, позволила дать их дочери имя его бывшей незабываемой возлюбленной, но когда почувствовала, что накрепко затянула в свои сети и с рождением ребёнка по благородству души он уже никуда не денется, начала его третировать и перестала с ним церемонится настолько, что порвала и выбросила все Наташины фотографии и раздражалась на любое упоминание о ней.
– Неужели, неужели? - повторял обычно спокойный, даже вялый, по натуре, но сейчас страшно разгорячённый Андрей Сергеевич, опрокидывал рюмку водки и засыпал своего странно-равнодушного к этой новости друга вопросами: - Значит у Наташи от тебя ребёнок? А сама она где? Что с ней? Замуж вышла?
К их столику подскочил Олег, самодовольно плюхнулся на свободный стул, резво доложил Константину Витальевичу, что Лесков уложен на нижнюю полку тринадцатого вагона четвертого купе на пятнадцатое место, и остался сидеть в ожидании благодарности за его старания с надеждой, что его угостят или хотя бы закажут какой-нибудь напиток (неплохо бы коктейль) после его намекающей фразы «Фу, как жарко, пить хочется», и он получит возможность прикоснуться к этой роскошной ресторанной жизни, но Константин Витальевич безжалостно разрушил его надежду: «Олег, ты свободен».
– А мой ли это ребенок? - спросил Константин Витальевич, когда Олег ушёл.
– Твой, Костя, твой. Не сомневайся, - твердо заверил Андрей Сергеевич и на молчаливый вопрос Константина Витальевича продолжил: - Я знал, что она беременна. Знаю, знаю, что ты хочешь сказать, ты только выслушай. Твоя жена тоже знала, она тогда всерьёз испугалась и поэтому приходила к Наташе в тот последний день. Опять были разговоры про твою карьеру, какой ты талантливый, а она всё загубит, и какая вас ждёт жизнь после такого скандала, и так далее. Наташа тогда пообещала, что сделает аборт. Аборт, значит, не сделала.
– И ты молчал всё это время.
– Наташа просила не говорить, да и решено всё было. Я не знал, что она сохранит ребёнка.
– Ладно, что было - то было, что будет - то будет.
– Что ты будешь делать?
– Ребёнка заберу.
– А Ольга?
– Ольга к этому отношения не имеет.
– Ну, может, она будет возражать.
– Её возражения не рассматриваются. На, прочти.
Константин Витальевич положил перед Андреем утреннее письмо, тот внимательно прочитав его, даже подскочил:
– Нужно срочно ехать.
– Срочно не могу, я через два дня уезжаю в командировку.
– Давай я съезжу.
– Сделай одолжение.
Андрею Сергеевичу страстно захотелось увидеть ребёнка той женщины, которую он не мог забыть до сих пор, а Константин Витальевич не проявил ни малейшего интереса к тому, что у него где-то есть дочь и даже не был поражён этой новостью.
Константин Витальевич совершенно отчетливо до мельчайших подробностей вспомнил тот день, тот последний день, когда всё должно было решится. Он возвращался к себе домой, полный решимости объявить жене, что собирается разводится с ней несмотря на страшное давление со стороны родителей, особенно отца, старшего брата, начальников, даже товарищей по службе - всех, буквально всех, кто увещевал его отступится от своих намерений, и возможно попытка Наташи выйти замуж за этого случайного Владимира подтолкнула его на этот решительный шаг. Он уже собирался нажать на дверной звонок своей квартиры (ключей у него не было, он бросил их после очередной жаркой ссоры с женой и, сказав «ноги моей больше здесь не будет», хлопнул дверью), и вдруг боковым зрением увидел как с верхней лестничной площадки вспорхнуло и бесшумно полетело вниз голубое облако: по лестнице сбегала Наташа (она уже час ждала его на лестнице этажом выше). «Пойдём, пойдём, мне нужно тебе кое-что сказать», - быстро заговорила она, хватая его за рукав и увлекая вниз, но так ничего значащего в этот вечер он от неё не услышал. Они долго бесцельно бродили по Золотой набережной, Наташа рассказывала ему какие-то весёлые забавные истории из своего детства и смеялась, хотя глаза её лихорадочно блестели от слёз, но она их быстро смахивала, говорила, что это от ветра, вскакивала на бордюр, как птица взмахивала тонкими руками, закидывала голову и жмурилась на заходящее солнце, подставляя солнечным лучам лицо, как будто впитывала в себя его свет. Как же она была прекрасна в этом голубом шёлковом платье, так невозможно хороша и по-детски мила и очаровательна!
Как только Костя пытался ей что-нибудь сказать, она прерывала его, вскрикивая: «Ах, смотри белая чайка!» или спрашивала: «Тебе нравится мое платье? Оно подходит к твоим глазам. Знаешь, хочу от тебя только мальчика, он обязательно будет похож на тебя, с такими же синими глазами, и назову его Александром - воин и защитник». Наташа склонила к нему голову, уткнулась лбом в его плечо и вдруг резко отступила, прошлась по бордюру, делая балетные па, вернулась, остановилась напротив, посмотрела на него сверху вниз.
– Дай я посмотрю на тебя, - сказала Наташа, запуская свои пальцы в его волосы, крепко сжимая его голову и внимательно вглядываясь в его глаза. - А теперь иди, – он хотел что-то спросить, но она ладошкой прикрыла ему рот. - Завтра всё узнаешь. Завтра. Слышишь? Иди.
Воспоминания эти давно не мучили его ставшее холодным сердце, он помнил только события, но забыл, похоронил все чувства, вызванные этими событиями. Он смутно уже помнил, как на следующий день метался по городу в поисках Наташи, как квартирная хозяйка, у которой Наташа снимала комнату, вложила в руку сложенный вчетверо клочок бумажки со словами: «Велела передать» и он рыдал на лестнице, читая её коротенькую в несколько слов записку: «Мы должны расстаться. Не ищи меня. Всё решено». И не мог понять почему, почему всё рухнуло для него, его мечты о семейном счастье, уюте, вечной любви, когда он был даже готов бросить и карьеру, и военную службу, потому что нашёл того единственного человека, с которым ему было так спокойно. Почему она так поступила и отступилась? Он метался, искал её по всему городу, бросил всё, без разрешения уехал к её отцу в Москву, за что потом был строго наказан начальником, но в Москве Наташи не было. Владимир Петрович, отец Наташи, был чем-то напуган и просил больше к нему не приходить.
Константин Витальевич, давно чуждый сантиментам, вспоминал это с презрением, с презрением к себе, тогда глупому наивному щенку, и упоминание о его и её ребёнке его не тронуло, не вызвало даже любопытства, но если это действительно его ребёнок, то он, конечно, должен о нём позаботится, всего лишь. Самое неприятное для него было в другом: Наташа через два года в Москве вдруг сошлась с Николаем. От какого-то всепоглощающего отчаянья она вдруг кинулась к нему, Николай утешал её, вроде хотел жениться (врал, конечно, он не собирался разводиться с своей женой), даже давал деньги, но потом быстро потерял к ней интерес, насытив свой животную похоть.
****
О том, что произошло в Москве, как и при каких обстоятельствах Андрей Сергеевич нашел Сашу Лескову, о той цепи странных и невероятных событий, сопровождавших его во время розыска девочки, Андрей Сергеевич никому не рассказывал.
Директор детского дома №21 (не №2 как ошибочно второпях было указано в письме) со странным именем Арефий Эдуардович, даже не взглянув на вошедшего к нему в кабинет Андрея Сергеевича, достаточно хамовато-пренебрежительно спросил: «Что Вам?», продолжая преувеличенно внимательно рассматривать какие-то бумаги, подчеркивая этим свою занятость и важность. Но при упоминании имени Саши Лесковой он оторвал свой взгляд от бумаг, насторожился, напрягся и почему-то спросил: «Вы из прокуратуры?» и тут же успокоился, когда Андрея Сергеевича произнес: «Я по поручению её отца…», и с прежним самоуверенным нахальством прервал:
– Ах, вот что. Вы тоже её отец?
– Да нет, не я отец. Константин Витальевич Макаров…
– Что-то у неё много отцов, – продолжал Арефий Эдуардович, даже не пытаясь выслушать Андрея Петровича. - Приходил до вас ещё один папаша. Правда, сказал, что пока забрать её не может, часто в командировках разъезжает. Куклу вон ей принес огромную, немецкую. Лескова, правда, своего отца не узнала, куклу бросила и убежала. Так что, может, вы и не последний… - он не договорил, поднял трубку и начала набирать номер, потеряв интерес к посетителю.
– Я всё-таки хотел бы...
– Что вы хотели? Если передачу для неё принесли, у секретаря оставьте. Алё, Галочка, ты уже дома?
Андрей Сергеевич пожалел, что нет здесь сейчас Константина Витальевича, при одном появлении которого Арефий Эдуардовича тут же вытянулся бы в струнку, даже ещё не зная кто перед ним, такое впечатление он всегда и на всех производил. Но всё же отступать Андрей Сергеевич был не намерен.
– Вы можете отложить свои дела и уделить мне пять минут вашего бесценного внимания, - Андрей Петрович решительно шагнул к столу, вырвал у Арефия Эдуардовича телефонную трубку и положил на
