обязательно очень туго, скрепя сердце отдают, даже если знают, что потом могут получить гораздо больше, но им этого никогда не понять. От своей жадности они не желают перетруждать себя размышлениями на подобные темы, у них врубается очередная, созданная ими самими система защиты, и их логика не поддаётся объяснению, она просто оберегает своего хозяина от перегрузки мыслительными процессами. Так развивается патологическая жадность. Каждый знает таких людей. Нормальными людьми их уже не считают даже такие же жадины, как они сами. И всем им не разглядеть «бревна» в собственных очах. Сей порок сродни самым тяжёлым психическим недугам и, больше того, он зачастую берёт оттуда своё начало. Жадность всегда губит самые прекрасные начинания. Вот возникает некое чувство близости между людьми, где один поражён вирусом жадности и маскируется до времени. Но шила в мешке не утаить, и он начинает, как паук, высасывать все соки в своём одержимом стремлении получить как можно больше удовольствия, тем самым убивает возникшее чувство, которое стоило бы лелеять и относиться бережно, дабы не пресытиться раньше времени.
Подобным людям очень тяжело излечиться, причём они могут быть вполне состоятельными материально и потому считать себя успешными людьми, они и успех измеряют количеством материального!
Кстати, многие пороки написаны на внешнем облике, видны даже степени и длительность пребывания в некой безумной страсти. А уж если пообщаться с таким человеком какое-то время, сразу и не отмоешься. Но зато это бывает очень поучительно, тем и интересно – увидев порой некоего хапугу в трясучке жадной бьющегося, ужаснёшься и пытаешься посмотреть на себя со стороны, чтобы ни в жизнь самому не уподобиться!
Задумавшись каждый о своем, замолчали. Когда же пришло условленное время, то прихватив рюкзаки и шест, вышли из комнаты. В коридоре нас уже поджидали Юриник с Дорокорном. Дормидорф поинтересовался у них, старый хитрец:
– Мы слышали ваши голоса. Неужели вы о чём-то спорили? Не могу в это поверить, вы же такие дружные ребята! И что между вами произошло на сей раз?
– Да никак не могли решить, кому на какую кровать ложиться.
Дед взглянул на меня:
– И что же решили?
За них ответил я:
– По очереди меняться местами, чтоб никому не было обидно!
Все удивлённо уставились на меня. Оказалось, что я опять угадал. Но мне не трудно было догадаться об этом, ведь так поступают все, кто не может о чём-то договориться. Делать что-либо по очереди – есть решение многих проблем в будущем. Только многие не хотят этого понимать в настоящем и потому теряют порой всё, что имеют, в том числе и будущее. Кстати, оказалось, что ни Юриник, ни Дорокорн ничего не двигали и в стены не стучали, хотя шум тоже слышали. Мы решили отнести это к загадкам, но у меня мелькнула мысль: «а что, если это какой-нибудь домовой разбушевался или нечто подобное в этом роде, раз в этом мире существует столько сказочных персонажей?». Но вслух говорить этого, конечно, не стал.
Оказавшись на улице, мы пошли в сторону центра селения, внимательно прислушиваясь к тому, о чём говорили проходящие мимо нас люди. Говорили, в основном, о предстоящем вечере, о том, где провести время, что поесть и выпить, сыграть ли в карты, кости или, для разнообразия, сделать ставку на петушиных или собачьих боях.
Дед, слушая это, с каждой минутой всё больше мрачнел, и даже Дорокорн с Юриником не подшучивали друг над другом. Зато я не видел во всём этом ровным счётом ничего необычного. В моём мире люди тоже почти каждый день, а уж вечер точно, ищут себе всё новых развлечений, а заодно и приключений на свои многострадальные задницы. И, конечно, находят: дискотеки и бары, рестораны и клубы распахивают вожделенно перед ними двери. Раньше такого не было и в помине, правда, были свои перегибы, а сейчас все будто с цепи сорвались, особенно молодые и совсем юные. И ведь никому до этого нет дела! Всем наплевать с высокой колокольни на то, что происходит явная и неприкрытая деградация общества, лишь бы прибыль шла, а там хоть трава не расти – деньги-то, как известно, не пахнут! Конечно, есть и у нас нормальные люди, понимающие бесполезность и даже вредность подобного никчёмного образа прожигания своей единственной жизни. Жаль только, что их не так много.
День неудержимо клонился к вечеру, а мы всё шатались по улицам, как неприкаянные. Юриник с Дорокорном несколько раз пытались затеять спор, но это получалось у них вяло и неубедительно, видимо, настроение было неподходящее, недостаточно боевое. Дормидорф обратился ко мне:
– Как ты думаешь, куда нам лучше зайти, чтобы получить побольше информации?
Я вовсе этому не удивился и совершенно спокойно ответил:
– Думаю, нужно постараться побывать везде, где только можно. Тогда мы сможем составить наиболее полное представление об этом посёлке и об устройстве местного общества. Давайте сделаем так: что первое попадётся на пути, туда и зайдём.
На том и порешили. Первым попалось игорное заведение, в котором были и рулетка, и бильярд, и карты. Множество народа играло, ещё больше азартно глазело. Было ужасно накурено, навязчиво громко шумела музыка, которую издавали несколько потасканных и не вполне трезвых музыкантов с очумело стеклянными глазами. Атмосфера была в точности, как в моём мире. Хоть я дома старался избегать подобных мест, но всё же иногда захаживал. Бывал всё больше из любопытства, а иногда от нечего делать, но это было, как говорится, давно и неправда. Словом, ничего необычного здесь для меня не было, даже возникло, как дома, сильное желание бросить всё и убраться куда подальше, туда, где тихо и не воняет. А вот мои спутники стояли, словно из-за угла пыльным мешком пришибленные, пока я не попросил их стараться не выделяться, а то на нас уже начинали обращать внимание.
У игровых столов под взвизгивание скрипок кипели страсти. Многие проигрывали, некоторые выигрывали. Зеваки, наблюдавшие за этим, горько и искренне расстраивались, когда кто-то выигрывал, и открыто радовались, когда кто-нибудь проигрывал. А так как проигравших было абсолютное большинство, то атмосфера радости не покидала это шумно-дымное место. Только радость была дикая, в корне отличающаяся от нормальной искренней человеческой радости.
Потолкавшись ещё некоторое время в этом неприятном месте, мы двинулись дальше. Вскоре забрели в другое заведение, где на некотором расстоянии друг от друга находились небольшие огороженные арены, в которых происходили собачьи и петушиные бои, а чуть в глубине тараканьи и мышиные бега. Когда на ближайшей арене два пса грызлись, обливаясь кровью и пытаясь добраться до глотки дуг друга, дед, понуро склонив голову, тихо сказал:
– В этом месте я не понимаю и не слышу животных.
Обойдя все арены, мы видели только одно: мучившихся живых существ, страдающих от ран и жестокости, и алчные лица людей, считающих ловко заработанные барыши. Долгое пребывание в этом месте выдержать было тяжело, и мы пошли дальше.
Следующим местом оказалось простейшее питейное заведение, где можно было выпить местного пива, вина и всевозможных крепких напитков, настоек и наливок. Алкоголя никому из нас не хотелось. С некоторого времени я вообще не пью, а мои спутники и не пили никогда, предпочитая не одурманивать лишний раз свой мозг понапрасну, так их, видите ли, воспитали с детства. Хотя, конечно, ради интереса и в целях укрепления своих убеждений они пробовали спиртные напитки в разные моменты своей, уже сознательной, жизни. Но когда это происходит в зрелом возрасте и в малых дозах, что очень важно, то подобные возлияния, как правило, лишь подтверждают никчёмность подобного рода занятий. Другое дело – подобная пагубная привычка с детства! Тогда за человеческую жизнь никто не даст дохлого сухого гамбургера, даже если он генетически мутирован по всем теперешним правилам и стандартам.
Итак, выпив по кружке самого простого, а потому ароматного и вкусного… морковного сока, мы отправились дальше, но ничего нового и заслуживающего внимания на своём пути не встретили. А потому решили возвращаться в таверну, чтобы обсудить всё услышанное и увиденное за сегодняшний вечер и составить план действий. По дороге обратно нам то и дело попадались явно перебравшие компании, орущие и ругающиеся, поющие дурными голосами, гогочущие, словно умалишенные. И мне сразу вспомнился мой незабвенный мир накануне или во время какого-нибудь великого праздника. Даже перед выходными или в простые будние дни всё то же самое, разница лишь в количестве опитых людей, ведущих себя, словно многократно рухнувшие с дуба и всё вниз головой. У нас пьют даже дети чуть не с начальной школы, а всё потому, что пачкающие по-крупному поганцы взрослые страстно желают заработать как можно больше денег, гадёныши. Что те, кто продают, что те, кто закрывают на это глаза – все заслуживают аллеи трухлявых пней или ещё чего похлеще, ядри их в коромысло со всеми потрохами. А родителей таких деточек и вообще понять невозможно.
Мы шли молча, думая каждый о своём, о девичьем, пребывая под неприятным впечатлением от увиденного и услышанного гадства, по-другому не назовёшь. Наконец дошли до таверны, устало, вразвалочку поднялись в нашу с Дормидорфом комнату и развалились на кроватях и стульях, вытянув гудевшие ноги. Сначала единогласно решили поужинать, хотя особого аппетита не было. Разговор совершенно не клеился, а потому мы отложили его до лучших времён, надеясь, что ждать долго не придётся, так как утро вечера мудренее.
После еды дед взял со стола пряник и, заговорщицки подмигнув нам, отошёл в сторонку. Он начал что-то нашёптывать, держа пряник на открытой ладони. Я уловил только несколько раз повторяющееся слово «домовик», но и этого вполне хватило, чтобы живо заинтересоваться происходящим, а Дорокорн с Юриником, видя такое дело, тут же последовали моему примеру. И мы принялись с интересом наблюдать за Дормидорфом, ожидая дальнейшего развития событий. У нас даже настроение резко улучшилось! Мне вдруг подумалось: «коли дальше пойдёт такими темпами, то и до утра ждать не надо будет, вечер помудреет так, что дню и не снилось». Дормидорф же упрямо и настойчиво гнул свою линию: продолжал повторять что-то еле слышным шёпотом и лукаво улыбаться, поглядывая на нас искоса через плечо. Конечно, нетрудно было догадаться, что дед вызывал именно домового.
Я много раз слышал о том, что они существуют, но ни разу не видел. Вот сейчас заодно и посмотрю, обязательно полюбуюсь на это редкое зрелище. Если, конечно, деду удастся его необычный, по крайней мере для меня, эксперимент. Но что-то местный шишок не очень-то спешил на встречу со своим счастьем – вкусным мятным пряником, а заодно и с незнакомым бородатым дедом. Может, привередничал или набивал себе цену? Кто их разберёт? И вот, когда я уже окончательно потерял всякую надежду, из стены робко вышел маленький мохнатый, невероятно всклокоченный человечишка с настороженными чёрными глазками. Одет он был в старую, но чистую одежду, всю в больших и маленьких разноцветных заплатках. Нерешительно подойдя к деду на расстояние вытянутой руки, он
