сбрасывающая на эту кровать желтую листву. Это было смело, но такие качества здесь ценились... Оранжевый абажур с бахромой, тяжелые на окне шторы, цветы в горшках на подоконнике, и, главное - над креслом, в невесомой металлической рамке - портрет женщины - очень похожей на девушку, входящую сюда с обязательным приветствием.
Тамара подошла к полке, из книжной ниши выудила толстую, в кожаном переплете, тетрадь. Забралась с ногами на кровать, уселась поудобнее, как раз напротив кресла с висящим над ним портретом. Солидная, тесненая обложка скрывала за собой стопку аккуратно сшитых обыкновенных листочков в клеточку: пожелтевших и потертых по уголкам. Назвать эту тетрадь дневником было нельзя. В ней не было дат, дробящих жизнь в хронологическом порядке, не было описания событий, фактов, которыми так полна любая человеческая жизнь, здесь звучал диалог матери с дочерью: откровенный, тихий и громкий, спокойный и яростный - диалог мог незаметно перерасти в длинный монолог одной из них или... оборваться на полуслове и возобновиться через значительное время. Первые его страницы были заполнены округлыми буквами, выстроенными в единственное, с до и после точками, слово - мама. Некоторые строчки разбежались кругами в разные стороны, размылись по краям, словно от крупных дождевых капель, так и застыли с рожденными с ними в одно время болью и тревогой.
Женщина привычно покинула металлическую рамку, уютно устроилась к кресле, укуталась пледом, скрестила руки на груди, застыла под внимательным взглядом своей дочери.
- Ну вот, мама, и все. Нет больше Шаталова. И пожалуйста, не возражай. Мне совершенно все равно, что это было? Трусость или расчетливость. Он хорошо меня знает и не имел права так поступать. Не имел!
- Тамара! Не горячись! Давай по порядку. Во-первых, ты поехала. Зачем?
- Мне стало его жалко...
- Допустим. Тогда почему ты требуешь от него героических поступков?
Тамара отложила тетрадь в сторону. Разволновалась, не заметила как заговорила вслух:
- Но проводить - то был обязан. Ночью, одна в электричке. Что, он этого не сознавал?..
- Думаю, он был где-то рядом. Но после стольких оскорбительных слов не решился объявиться. И во-вторых. Мы уже не в первый раз говорим о твоем истинном отношении к Шаталову. Ты обещала разобраться в своих чувствах, но оттягиваешь, боишься развязки?
Тамара раздражалась.
- Ничего я не боюсь. Просто недосуг!
- Тогда я расскажу. Шаталов - умный, красивый. Любая девочка из группы, да что там группы, из института была бы польщена его вниманием. А он предпочел тебя... Конечно, приятно сознавать свою исключительность, но без настоящего чувства счастья не обретешь. Не находишь его достойным себя, но и другим уступать не желаешь...
- Желаешь, не желаешь! Опять ты об этом! Я его не привязывала! И что мне прикажешь? Одной существовать среди этих слизняков! Где они? Эти Мартины Идены?
- Дело не в них, дело в тебе самой...
- Ну ладно, хватит на сегодня! - Тамара решительно захлопнула тетрадь. - Спокойной ночи!
Мама послушно заняла свое место в металлической рамке над креслом. Тамара подошла к фотографии, нежно провела ладонью по стеклу.
- Слышишь? Мама, прости меня. Устала, да и тяжко на душе как-то...
Проснулась она необычно рано для воскресного дня. Всю неделю мечтала выспаться как следует и вот пожалуйста, часы не дотягивали еще до полных семи, а сна уже не было. Нахлынули перипетии вчерашнего дня - отмахнуться от них не удалось, память настойчиво проявляла в сознании пережитые картины: платформу с четырьмя оболтусами, старуху в электричке, угрюмого таксиста...
Громкий шепот на кухне привлек ее внимание, заслоняя собой сразу ставшие мелкими остальные ощущения. Только тетя Нина умела вот так тараторить вперемешку со смешливым прысканьем, не давая собеседнику вставить ни слова, ни полслова. Слабые попытки отца угомонить ее: "Тише - тише - тише, пожалуйста!" - если и имели хоть какое-то воздействие, то не надолго. Такой знала Тамара тетю Нину - старшую сестру отца. "Дорогая тетя Нина! Неужели правда? Она сейчас там, на кухне? Как это здорово... Приехала тетя Нина!" Тамара приготовилась вскочить и помчаться на кухню, но не успела, дверь приоткрылась и в ней появилась улыбчивая во весь рот головка.
- Ах, ты моя красатулечка! Серденько мое! Уж и не спишь?! - Она вихрем ворвалась в комнату, навалилась всем телом на Тамару, покрыла поцелуями лицо, шею, руки. - Ласточка моя! - Отпрянула, внимательно всматриваясь в ее лицо и вдруг резким движением сорвала с нее одеяло.
Тамара не успела его перехватить, стыдливо прикрыла скрещенными руками обнаженное тело, на минуту задержалась, и с радостным возгласом в растяжку:
- Те-тя Ни-на! - бросилась к ней на шею, прижалась всем телом.
А та гладила ее холодными руками, заставляя трепетать мелкой дрожью , ласково ворковала на украинско - русском:
- Совсем взросла жинка! Така гарна! Пора и чоловика, и диток, и племяшков... - снова отпрянула от нее, оценивающе осматривая.
- Ну что ты, тетя! Нельзя же так! - Тамара спряталась за стол, быстро одела халат.
- Ничого! Ничого! Не пропадать ж такому добру! - Взяла Тамару за руку, притянула к себе, усадила рядом на кровать.- Слухай, что расскажу, теперь можно, про папулечку твоего любимого. Такого нагородили... И смех! И грех! Тогда тебе годков четырнадцать было. Улеглась я, Семена своего под бок подоткнула, вдруг слышу, Полкан места себе не находит. Испугалась. Семена растормошила, чтоб на улицу вышел, кого-то Бог принес. Вернулся с телеграммой. Срочно выезжай! Так и ахнула. Думала, беда. Бросила на Семена все хозяйство. Прилетаю... И надо же, только твой папочка мог такое придумать. Скорую, говорит, вызвал, дочь моя, выяснилось, девушкой стала. Выручай, говорит! - она расхохоталась мелко, дробно, в присущей только ей манере. - Не знаю, что и делать. - Остановилась, перевела дух. - Ох, и задала ему тогда... - испытующе заглянула Тамаре в глаза. - А теперь вовремя сама приехала, - откинулась назад, в восторге зажмурилась, - слыхала, космонавт!
- Уже проболтался...
Тетя Нина бурно возмутилась:
- Как это проболтался? Да никак я тебе чужа! Тю! Про родну тетку такэ сказать. Ну як же ж так можно!.. - казалось, еще мгновение - и слезы ручьями понесутся по ее тугим щекам. - Целый год прожить душа в душу и надо же секреты от меня. Не стыдно?..
Тамара и не пыталась угомонить тетю, знала, что бесполезно.
Сразу после смерти матери отец доверил дочь сестре. Жили дружно. Тетя, ее маленький и такой надежный муж - дядя Семен, их два сына, и Тамара. Небольшое село под Черниговом она всегда вспоминала с необыкновенной теплотой, а уж о тете и говорить нечего. И та, конечно, осталась верна себе: поправила рукой туго сплетенную косу на затылке, как бы с помощью этого жеста переводя себя в другую тональность.
- А помнишь Вишенку? Молочко парное? Долго тебя не подпускала. А ты наверное совсем уж и доить разучилась... Семен тебе привет и гостинцев прислал. У Григория дочь уже большая. Иван жениться собрался на Мариночке, соседка напротив. Мать ее литературу тебе в школе преподавала. Тоже забыла? - Речь ее все больше замедлялась. Видно было, что не все воспоминания радовали душу, но о горечи вслух ни одного слова. Только об отце совсем уж тихо обронила. - А Сергей выдержал. Молодец. Гляди, какой справный. А что руки нет, так не в ней дело. Я б ему и без нее таку хозяйку нашла. А он все для тебя. Береги его, Тамара. Ой как береги...
Они прильнули друг к другу, долго молчали, пока из кухни не прозвучал голос отца:
- Пора, сударыни, к столу! У вас еще будет время посекретничать!
Усилия его оказались напрасными. Тетя Нина, не спрашивая, смахнув все со стола, принялась за сервировку в соответствии со своим вкусом. Действовала уверено, ладно, красиво и говорила без умолку, - говорила, говорила...
А они слушали ее и улыбались. По словам тети, она приехала "сюрпризом", и они не скрывали радости от такого сюрприза.
В понедельник Тамара специально опоздала на семинарские занятия. Не хотела выслушивать оправдательные шаталовские слова, во всяком случае, пыталась убедить себя в этом, и поступила так, как спланировала еще по дороге в институт. Опустив голову, чтобы не встретиться с ним взглядом, быстро прошла в конец аудитории, уселась за одинокий стол. Место рядом с Шаталовым казалось необычно пустым, его постоянная обитательница находилась на заднем ряду и, конечно же, притягивала к себе всеобщее внимание: каждая головка, с понимающей ухмылкой, повернулась в ее сторону. И прошло некоторое время, прежде чем преподаватель у доски снова почувствовал себя центральной фигурой. Тамара держала себя абсолютно равнодушной, была очень внимательным слушателем, но, пожалуй, в первый раз не воспринимала учебного материала. Пусть думают о ней как угодно. Ей все равно. И Шаталову это известно, и он тоже демонстрирует свое равнодушие. Он единственный, кто не прореагировал на ее приход. В перерыве она сразу уйдет в буфет и вернется с опозданием. А может быть, сейчас уйдет с занятий и не появится целую неделю. Вот тетя обрадовалась бы....
Тамара боролась с неодолимым желанием поднять голову и посмотреть туда, влево, в сторону Тани. Зачем? Она долго уходила от ответа и все-таки сдалась: украдкой взглянула на нее. О! Лучше бы она этого не делала! В ней закипела кровь!.. Впрочем, ничего особенного не произошло: ей и ранее приходилось перехватывать тайный взгляд, устремленный на Шаталова. Но сейчас... От нахлынувшей слабости она никак не могла унять тревожные мысли. Туманный взор неестественно широко раскрытых таниных глаз растворял в себе Шаталова целиком, без остатка. И главное! Главное - он не встречал никакого сопротивления. Нет. Этот взгляд говорил о многом. Но что? Что могло произойти за прошедший выходной день? Неужели предательство? Воспользовался ссорой и предал? И почему она волнуется? Для нее Шаталов больше не существует, сама ему сказала об этом. Говорил, что любит и так сразу предать? И с кем?.. Нет... Это просто ее больное самолюбие и, как результат, больное воображение. Ей просто показалось. Ничего, конечно, не было, и не могло быть. Тамара открыто посмотрела на Таню. В ее взгляде звучал прямой вопрос: "Все, что я думаю, правда?" В ответ увидела откровенную "Правду!" Прозвенел звонок, и Тамара, по заранее составленной программе, побежала в буфет, - при виде пищи за витриной ее затошнило, она остановилась, не совсем представляя, что же делать дальше? Таня появилась специально.
- Ты где пропадала? Мы так здорово провели выходной!.. - Она не скрывала ослепительно белых, в малиновой губной оправе, зубов. Сначала маленькие, они постепенно увеличивались для Тамары в звериный оскал, - ядовито - желтый туман растворил в себе окружающий ее мир. Тамара покачиваясь вышла в коридор.
Очнулась от ощущения холода на плече. Инстинктивно опустила руку на него и почувствовав чьи-то пальцы, нервно передернула плечами: еще памятен был им костлявый холод долговязого на платформе. Она сбросила чужую руку, повернулась. Перед ней стоял Шаталов с неуместной, омерзительной улыбкой на пошловатом лице. И этим сальным губам она позволяла прикасаться к себе? Позволяла шептать слова любви и преданности на всю жизнь? Как она могла просто находиться с ним рядом? Она
