Серебряные пули

силы именно под изобличающим углом зрения. Они у него предстают именно теми, кем и являются на самом деле – злодеями. Более могучими и способными, чем люди, но именно злодеями и душегубами. Являясь истинными источниками и первопричинами всех наших человеческих бед и страданий. И в них у него нет никакой привлекательности. Действуя чаще всего исподтишка, скрытно, коварно… незримым воздействием и потусторонним внушением… вызывают они в конечном итоге лишь отвращение. Во что бы они ни рядились и чтобы… нашими человеческими руками… потусторонне внушая и воздействуя… не совершали. Пусть даже что-то масштабное, грандиозное и великое... – Фабер на секунду-другую задумался, но тут же горячо продолжил. – Совершая нашими человеческими руками какие-то даже ленинские революции, чингисхановские завоевания или наполеоновские войны. Внушая темные мысли одним людям и подталкивая к темным поступкам других. Понимаете?... – он вновь перевел взгляд с инспектора на меня и обратно. – У него, в отличие от Булгакова, уже нет никакой подмены… И люди у него в конечном итоге – жертвы. И одни и другие. Все жертвы… Слабые, самодовольные, гордые, тщедушные, бедные, богатые, властители, подневольные – по сути, все жертвы… Точнее, те из людей, что, склоняясь к пороку и злу, избирают именно темный путь… Путь негативных поступков, темных мыслей и темных страстей, пороков и целей. Понимаете?... Все те, что начинают своими поступками и своими жизнями укреплять темное в нашем мире. Все те, что… э-э-э… Как бы это выразиться яснее?... Словом, поливают воду на мельницу темных, демонических сил... И те из них, что стремятся, во что бы то ни стало… какою бы то ни было ценной… пусть даже самой темной, порочной и гадкой…  добиться успеха и славы. Или те, что столь же отчаянно жаждут добиться богатств и карьеры… Э-э-э… – Фабер, точно ища поддержки, обратился ко мне. – Что там теперь у молодежи на первом месте?... Какие ценности? Какие идеалы? Какие смыслы?... Какие жизненные ориентиры и приоритеты?... А вот в этой пропавшей рукописи… – вновь горячо продолжал Фабер, попеременно глядя то на меня, то на инспектора. – По-моему, все акценты были расставлены так, как надо. Как нужно и должно… И учит этот роман жалеть и любить людей. И все человечество вместе и каждого из людей… не разбирая страны, народы и нации… в отдельности… Указывая на истинные причины всех наших общих страданий и бед... И человеческих множеств в целом и каждого человека в отдельности… – Фабер на несколько секунд замолчал было, точно напряженно раздумывая о чем-то важном, но тут же громко воскликнул. – А вы знаете, что?!... Думаю, что после серьезной раскрутки… раскрутки и поддержки на государственном уровне… Книга эта и теперь могла бы стать очень популярной. И даже, знаете... Думаю, что именно она… и такие как она… были бы сейчас очень и очень важны для людей. И даже больше того! Глубоко уверен, что именно такие книги были бы теперь… именно теперь… очень даже полезны и жизненно важны всему нашему обществу. Понимаете?... Именно сейчас! И именно такие! Да, да, очень и очень нужны, важны и полезны!...    

9
– Думаете?... Мгм… Может быть… – согласился, задумчиво, инспектор. – А, впрочем, вы правы. Этого нам сейчас как раз и не хватает… Соглашусь здесь на сто процентов… Именно такие книги и были бы сейчас весьма и весьма кстати… Особенно теперь… Сейчас… А то вокруг такое творится… Простите... – вынимая из кармана носовой платок, инспектор недоговорил. Отвернувшись, он долго сморкался. Кряхтел, думая, скорее всего, над словами Фабера. Наконец, тяжело вздохнув, произнес. – Я говорю, кругом такие теперь, как вы выразились, подмены понятий. Молодежь уже и не разберется где сейчас добро, а где зло. Все ныне точно с ног на голову. Нередко теперь даже мерзавец, казнокрад и распутник… таковым нашим обществом и не воспринимается… Особенно, если помимо того, что разбогател, стал он еще и успешным и «медийным»… Так теперь, вроде, говорят?… А уж если выглядит этот антигерой для простого обывателя обаятельным и остроумным, то и вовсе воспринимается обществом чуть ли не как идеал и пример для подражания... Вот такой теперь, пожалуй, критерий добра и зла… – вслед за Фабером, инспектор также посмотрел на меня, вновь в моем лице, видимо, обращаясь ко всей нынешней молодежи. – Кем угодно лишь бы успешным?... Кто угодно лишь бы известный?… Так что ли?... А где мораль?... Где чистота?... Где высокие идеалы?... – с горькой задумчивостью, рассуждал инспектор, по-прежнему отчего-то вопрошая именно ко мне. – Кругом власть порока и порок власти… – тут же, видимо, вспомнив о чем-то, он горестно ухмыльнулся. – Даже такое теперь ощущение… что во всех уже нынешних коррупционных скандалах… волнует людей, побуждая слабо негодовать и возмущаться… вовсе не факт порочности происходящего, а какое-то подспудное чувство зависти… Не так ли?… Да и вообще. Наших людей теперь словно бы не столько морально раздражают и возмущают все эти «коррупции», «казнокрадства», разного рода кумовство и злоупотребления… сколько аморально возбуждают и электризуют их карьерно-финансовые успехи и достижения… – он вновь тяжело вздохнул. – Я же говорю – все теперь с ног на голову…    
– Да, да… – согласился Фабер, со схожей горечью. – И вот в том числе именно поэтому, вряд ли кто из издателей… без помощи государства… станет сейчас… или даже сможет сейчас… самостоятельно вкладывать в такого рода книги значительные свои средства... И вкладывать именно так, как надо бы. Масштабно и повсеместно... Ведь это теперь… в смысле бизнеса… почти проигрышный вариант. Спроса-то и интереса к «высокой литературе»… к литературе духовных целей и морально-этического смысла… фактически нет. Как нет и государственной поддержки, «раскрутки» и помощи. А без соответствующей… именно государственной «пропагандистской раскрутки»… массовый интерес людей не возродится и не проявится. Даже к книгам самым морально и идейно высоким, столь сейчас важным и нужным обществу…      
– Мда уж… Так что же все это тогда для нас значит?… – задумчиво спросил инспектор, возвращаясь уже к расследованию преступления. – Рукопись исчезла. При этом иных ценностей в пропавшем сейфе не было. Какая же тогда цель?... Какой же тогда мотив?... И что же, тогда выходит? А?... – принялся он тут же неспешно рассуждать, по своему обыкновению вслух. – Выходит, все же, что мотив преступления именно эта рукопись?... Так, что ли?... Мгм… Ведь, если похититель знал про этот сейф, то, возможно, знал и про другие… – в раздумье инспектор посмотрел на потолок, словно указуя на сейф с ценностями, что хранился в спальне хозяина дома. – Но похитил отчего-то именно из этого?... Мда уж… Ну хорошо, пусть так. Но кому в таком случае это могло быть выгодно?... Кому могла быть выгодна пропажа рукописи, от которой в наше время никакой прибыли? А?... – размышляя вслух, инспектор задавал вопросы, делал паузы и сам же на них отвечал. – Да, согласен с вами, множество читателей… уверен даже, что и общество в целом, от этой книги бы только выиграло… А кто бы проиграл?... Мгм… Так, кто же, я спрашиваю, заинтересован в ее исчезновении?... Или заинтересован в чем-то ином?... Кто?...
– Не знаю... – Фабер недоуменно пожал плечами. – В прочем, полагаю, что ответ мой вас несколько удивит… – и замолчав, на некоторое время, неуверенно продолжил. – Видите ли… на мой взгляд… Как бы это выразиться?... Словом, говоря о чьей-то выгоде от исчезновения этой… или иных, такого же рода, морально-этических… я бы даже сказал… путеводных для человечества… рукописей… ответ искать надо, возможно, не столько среди людей… э-э-э… сколько… э-э-э… среди кого-то из потусторонних... Понимаете?...  
– То есть?... – крайне удивился инспектор. – Что... что вы имеете в виду?...
– Точнее сказать… – Фабер чуть помедлил с ответом. – Здесь следует учитывать заинтересованность потусторонних сил. Точнее даже сказать, заинтересованность именно демонических сил…  
– Вот как?! – еще более удивился инспектор. – Сколько лет работаю, но что бы расследовать преступления с участием каких-то там темных, демонических сил… Мгм… Вы, что же это… серьезно?  
Фабер решительно кивнул:
– Посудите сами. Кому, кроме них, выгодно, чтобы такая книга не вышла сегодня в свет?... Кому, кроме них, выгодно, чтобы она… и им подобные… не оказали на множество людей… или даже на все наше общество в целом… своего огромного благотворного… я бы даже сказал, очищающего… даже просветляющего и возвышающего воздействия… Кому, кроме них?...
– Погодите… Вы, что это… в самом деле?!...
– Вы же сами только что говорили о ее пользе и значении в наше время. А раз так, то почему же нельзя посмотреть на случившееся именно с этой стороны?… Именно так, как я и говорю и предлагаю теперь посмотреть?... Почему?....
– С какой такой «этой стороны»?... Вы что это и в правду?... – инспектор, точно ища поддержки, перевел свой недоуменный взгляд на меня. – И причем тут «потусторонние силы»? Одно дело, когда вопросы общественной морали… общественных даже ценностей… и совсем другое дело, когда обычная… ежедневная повседневность… – он не договорил, не желая, по-видимому, вести разговор в подобном направлении, а затем вновь обращаясь к Фаберу, добавил. – Побудьте, пожалуйста, здесь. Всего несколько минут. Посидите, пожалуйста, вот в этом самом кресле... А мы тут с коллегой… обсудим… – и мотнув головой в сторону библиотеки, инспектор поманил меня за собой из коридорчика...  

10
В библиотеке «шеф» вновь внимательно осмотрел все кругом. Что-то прикидывая, произнес свое вечное «так, так» и, судя по всему, все еще продолжая думать над словами Фабера, обратился, наконец, ко мне. – Так что там, коллега, дальше по вашей версии?...
– Э-э-э… – протянул я нелепо, застигнутый явно врасплох. – Ах, да! Так я и говорю… – точно вынырнув из собственных раздумий, я уже решительно сделал шаг вперед. – Когда охранник услышал шум в коридорчике… – вновь входя в роль, я быстро подошел к дивану и, устроившись на нем, изобразил из себя лежащего охранника. – И вот еще… – я вытащил из-под головы книгу. – Как я и говорил, вероятнее всего, он читал…
– Дайте-ка… – инспектор с интересом потянулся за книгой. – Как там ее название?... «Живой мертвец». Так. Так. Выходит что зомби, – он усмехнулся. – Хорошенькая книжка. Особенно ночью... А?... Как вам это нравится?...
Не вставая, я указал на стоявший возле дивана высокий книжный шкаф:
– Вон их сколько. И все книжки, замечу, издательства «Фабер»… Издательства нашего потерпевшего… Стоят строго по разделам. Та, что у вас, похоже, с третьей полки… Там одни «ужастики» и все такое…  
– Гм… – инспектор, с удивлением изучая название книг, сморщившись, выпятил вперед толстую губу. – И кто же все эти ужасы с «третьей полки» читает?... – через полминуты он вспомнил обо мне. – Однако, коллега, продолжайте… Продолжайте...
– Так вот… – произнес я, все еще лежа на диване. – Когда охранник услышал шум, то, вскочив, кинулся к двери… – словно подтверждая сказанное, подпрыгнув как ужаленный, я тут же вскочил. – В коридорчике он, скорее всего, застал за местом преступления грабителя. Тот уже, похоже, вытащил из стены сейф… Правда… – я неловко