снова в него вмешиваюсь!
- Но вы же мой должник! Или такой перенос – ну, на день – может быть чем-то чреват?
Из ответа Шувалова я усвоил лишь то, что люди вначале ничего не поймут, не вспомнят, откуда они, и проживут этот прожитый когда-то день заново. Память начнет возвращаться после, начиная с девятого апреля и не ко всем сразу - как это мы уже «проходили»... Но если тогда шок поразил каждого, кто взглянул в зеркало и увидел там незнакомого себя, то теперь... Кто же не знавал самого себя в молодости? В общем, будут люди, словно бы в явственном сне о прошлом... Как-то так, если я ничего не напутал.
- Но зачем вам это нужно?
- Вы же видели, что у Лизы с лицом. Так вот, все произошло вечером восьмого апреля: она побежала в булочную и попала под автомобиль. За несколько часов до этого мы были вместе, у нее дома... Слушали радио – «Сказку о потерянном времени». Помните, радиопостановки для детей делали? Потом я ушел, а с ней вот что случилось...
- Так вы детьми тогда были?
- Почти, - ответил я (не рассказывать же ему обо всем, что происходило в тот вечер!).
- Мне очень жаль. Правда! Но чтобы отвести беду, нужно знать, что она случится, а вы, как и все, не будете помнить будущего.
- И никто не сможет меня, ну, как бы разбудить, предупредить? Вы, например?
- Я? - Шувалов задумался. - Действительно, в прошлый раз я не подвергся никакому воздействию. Видимо, и теперь будет так же, но что это даст? Вы - в Москве, я - в Мюнхене. Телеграмму мне вам высылать, что ли? Так она, боюсь, опоздает. А иначе как? Ни Интернета, ни мобильной связи...
- А вы позвоните! Лизе позвоните! Телефон К-7... - и я запнулся, с ужасом осознав, что не помню номер ее телефона!
Каково же было мое отчаяние, когда выяснилось, что и Лиза его тоже не помнит.
- Да зачем тебе? - удивлялась, не будучи в курсе дела, она.
(Я специально, чтобы не вселять понапрасну надежду, оставил ее в неведении насчет своих усилий изъять из прошлого коварный, нелепый случай).
- Лизонька, умница, ну вспомни!.. К-7...
- Не К-7, а К-4...
Нет, все было зря - выпал номер из памяти в пустоту!
Наверно, каждому приходилось сталкиваться с усмешкой Бога (или капризом судьбы), когда что-то очень важное не происходило из-за мелочи, ерунды!
Подобно тому, как полководец проиграл битву, съев накануне пару немытых вишен, отчего полем брани стало для него отхожее место, так и я из-за сущего пустяка проиграл важнейшее в своей жизни сражение. Полководца подвела севшая на вишню муха, меня - зазубрина в памяти (моей и Лизиной).
Вечером у нас был прощальный ужин - мы провожали Шувалова и Синельникова домой (уму непостижимо, как успел Синельников оформить все необходимые документы!) Вспоминали Канта. Нам, действительно, очень повезло: встретиться с таким замечательным человеком - большая редкость! Особенно был благодарен ему Шувалов, но, в принципе, ему должно было быть благодарно все человечество. Еще Шувалов говорил о том, что, оказавшись в своей мюнхенской лаборатории, он сразу же возьмется за работу, и в самое ближайшее время миры снова станут параллельными и исчезнет разрыв времени, а далее он обратится к совершенно другой области науки, где ошибки не приводят к глобальным катастрофам.
«И не дай всем нам бог, чтобы его место занял какой-нибудь более тщеславный гений», - подумал я и предложил выпить за счастливое человечество. Потом пили за мир во всем мире, за дружбу народов, - в общем, в ход пошли лозунги из нашего советского прошлого.
Лиза рассмеялась:
- Так вы и до «Слава КПСС!» дойдете, - и оба гостя на минуту погрустнели.
Когда настала пора расставаться, Шувалов приобнял меня:
- Ген, я тебе главного не сказал: таких как ты, наверно, больше не сыскать...
- Что ты, Андрей?! Это не про меня, это про Лизу... А таких, как я, - полно! Мы всегда свой интерес блюдем. Над нами довлеет, как учит старик Кант, гипотетический императив. Я вон даже из предстоящих событий пользу пытался извлечь.
- А ты не отчаивайся, может, я что-нибудь и придумаю...
«Ага... Что-нибудь... Тут даже твой гений бессилен!» - беспощадно констатировал я, а вслух сказал:
- Ну, придумай...
13. Ожидание
Всё. Они уехали. Нам осталось ждать. Без сроков, без вестей, но с роем самых разных мыслей.
Однажды мне подумалось, что ничего не произойдет... Почему-нибудь не случится. И значит, все было зря. У нас с Лизой закончатся деньги, - нет, не так, конечно, скоро, потому что у меня кое-что все-таки осталось, но ведь закончатся - и придется возвращаться в Москву...
- Ну и что? - бодро спрашивала Лиза. - Пойдем работать, будем жить... Ведь нас никто не разлучает! Что же тебе еще нужно?
Я веселел, когда Лиза так со мной разговаривала. И какого же счастья мне еще желать, когда оно и так рядом!
Со временем я догадался заглядывать за ту самую стеклянную дверь: ведь даже по воздуху - горячему, если там дальше жизнь, или затхлому, если дальше пустота, можно было понять, закрылся переход или нет.
Однажды мы встретили на улице богача Иоахима Вебера. В сопровождении своих головорезов он чинно нес на лысине завитой парик, и глаза его живейшим образом выражали расчет поразить своими великолепными одеждами этот не пойми какой народец, существующий, по его убеждению, без ума и смысла. Невероятно, они отказывают себе в удовольствии надевать расшитый бархатный камзол, жабо тончайшего шелка, белоснежные чулки, и вместо всей этой роскоши носят какие-то легкомысленные, неблагородного вида платья.
Народ, и в самом деле, глазел на Вебера, но не с восхищением от его одежд, а сожалея, что в их мире появился еще один глупый богач.
Увидев меня, он подчеркнуто небрежно, но все же первый приветственно кивнул, отлично сознавая, что иначе с чего бы вздумалось мне с ним здороваться.
А я в ответ рассмеялся громким смехом, так что с Вебера вмиг слетела его величавость. Мой смех подхватили другие прохожие, и, ставший жалким, бывший тюремщик поспешил скрыться за углом. А он так желал этой встречи!
В тот же день я приоткрыл дверь, и на меня не дохнуло жилищем старика Йохана, на меня знакомо взглянуло запустенье, царившее в нашем старом доме.
Шувалов развел миры! Теперь они были снова параллельны! Значит, не напрасны ожидания, и главное событие все-таки произойдет!
Я долго не мог уснуть, а Лиза, напротив, спокойно подремывала под боком, изредка отзываясь на мои вопросы.
Мне вдруг пришла мысль о Вебере.
- Лиз, так он, получается, здесь застрял?
- Получается...
- А что же с ним будет, когда мы вернемся в наше прошлое? Его-то там не было! Исчезнет?
- Не злорадствуй... Что будет, то и будет... Давай уж, милый, спать!
14. Эпилог
Мы сидели у Лизы дома и слушали радиопостановку «Сказка о потерянном времени». Известная сказка для детей младшего и среднего возраста. Чего ж Лизка так заслушалась? Не шелохнется!
Хотя, вот - только что губы облизнула. Язык спрятала и на секунду их поджала, а потом они, и без того пухлые, выпятились еще больше и покраснели.
И снова сидит, не шелохнется!
Лицо немного порозовело. Оно у нее красивое, уже по-женски красивое, то есть не по-девчоночьи, не по-девичьи. И грудь тоже уже потяжелела, налилась, вон, как блузку распирает, не то, что «фиги» ее подружек. Эх, так бы Лизку всю и съел! Когда же эта сказка кончится?
Все, дождался! Добро торжествует, зло наказано!
- А теперь, дорогие радиослушатели, перед вами выступит доцент кафедры... - зазвучало из репродуктора.
Я обнял Лизу сзади, неожиданно. Обнял, пока она еще сидела, чтобы мне было легче добраться до ее губ, а ей труднее защититься от меня. Хотя все могло обойтись и без сопротивления. Тут не угадаешь... Но сегодня, кажется, мой день!
Лиза мягко сказала: «Дай мне встать». Подставляя губы, она обвила мою шею руками, и я почувствовал ее тело от груди до коленок, а потом…
В уши властно вошел голос из репродуктора, который я до этой секунды просто не слышал.
Удивительно, но голос этот казался знакомым!
- Ошибочность воззрений Эммануила Канта заключается еще и в том... - говорил голос. - А его взгляд на человека через призму гипотетического и категорического императивов представляется не чем иным...
«Кант, Кант, Эммануил Кант...» - крутилось в мозгу...
И, наконец, я вспомнил!
И Канта, и голос, который был голосом Шувалова! Я вспомнил всё!
Но как ему удалось?! Эта лекция на радио... Хотя, он же гений!
Видно, на лице моем отразилась такая значительная перемена, что Лиза отшатнулась.
- Что с тобой?
- А? - отрешенно переспросил я, начиная, впрочем, направляться мыслью в нужную сторону.
Я быстро сообразил.
- Лиз, есть захотелось. Страшно! Дай какой-нибудь бутерброд.
Она немного обиженно пожала плечами и пошла к холодильнику, находившемуся по обычаю того (этого?) времени прямо в комнате.
Лиза отрезала любительской колбасы, открыла хлебницу.
- А хлеба нет, - сказала она. - Так будешь?
Этого я и ждал!
- Без хлеба не могу... Да я сейчас сбегаю. Одна нога здесь, другая там.
В булочной я купил два батона по тринадцать копеек и буханку черного за восемь.
А потом было всё. Всё, как и раньше, 8 апреля 19... года!
Ночью я почти не спал и ранним утром схватился за трубку.
- Генка, ты что звонишь в такую рань? - с замиранием сердца услышал я Лизин голос.
- Сказать, что люблю.
- Вот чудной! Я еще сплю... Помолчав, добавила: и тоже люблю...
Лиза повесила трубку.
Я улыбнулся.
Впереди была целая жизнь!
2014
