Колька перед тем, как лечь спать. Конечно, он бы покурил! Он так всегда делал. Так как я не курю, то Колька всегда выходил курить в коридор нашего барака. Там в конце у окна было устроено что-то вроде «курилки». На подоконнике стояли банки из-под консервов, куда курившие, бросали окурки. По мере наполнения банки выбрасывали. Убираться в комнатах и коридоре приходил один старичок из местных жителей. Делал уборку он по понедельникам, когда все уходили на работу. «Уборка» - это было слишком громко. Старичок для виду возил по давно некрашеному полу грязной ветошью, а в комнатах просто подметал. Поэтому кто хотел жить в чистоте сам ее и поддерживал. Но таких почти не находилось. Мужики считали, что все их неудобства временные, за что им и платят приличные деньги.
Я вышел в коридор и подошел к окну, где на подоконнике стояли две металлические банки с окурками. Так, Колька курил папиросы «Беломорканал». Больше папирос в поселке никто не курил. Я еще спрашивал об этой Колькиной увлеченности папиросами, он отвечал, что с сигарет не накуривается. Мне, не курящему это было мало понятно, но сейчас эта Колькина блажь давала мне шанс что-нибудь выяснить.
Я внимательно осмотрел обе банки. В одной из них чуть присыпанный окурками от сигарет лежал папиросный окурок. Я хотел, было, сразу его достать, но тут вспомнил, как укладывают в целлофан окурки разные сыщики из кинофильмов. Поэтому я сходил в комнату, взял маленький пакетик и уложил в него окурок. Колькин окурок не лежал на самом верху, то есть после него еще кто-то курил, а может и вместе с ним. Как только наш барак очухается после вчерашнего застолья, я это выясню. Я поискал в обеих банках, но больше Колькиных окурков не обнаружил.
Учитывая, что в нашем бараке было пять комнат, то проживает в них десять человек. В кафе я вчера видел пятерых из них. Остальные оставались в общаге. То есть, еще пять человек из нашего барака, пусть и сильно пьяных, шли вместе со мной и Колькой по пурге из кафе к общаге вчера вечером. Я вспомнил, что в нашем бараке не курят только двое: я и бывший спортсмен Толик из Смоленска. Толик вчера в кафе был и напился не слабее остальных. Следовательно, с Колькой могли курить только четверо: средних лет парень из Саратова Костя, неопределенного возраста мужик по имени Арсений, вечно шмыгающий носом ростовчанин Андрей, и совсем ещё сопляк Пашка из Казани. Костя и Арсений жили в одной комнате. Пашка жил в комнате с некурящим Толиком. Андрей жил в комнате сразу у входа в барак, и постоянно ругался, чтобы закрывали дверь, из которой, как ему казалось, вечно дуло.
Я вернулся в комнату. За окном потихоньку рассветало. Я решил осмотреть Колькины вещи, может это чем - то поможет. В Колькином рюкзаке я ничего не обнаружил, кроме одежды, бесполезного в Буруне сотового телефона и паспорта. Я раскрыл Колькин паспорт. Ничего особенного: Анисин Николай Евгеньевич, 1981 года рождения. Родился в Москве, прописан в Москве. Женился, развелся, дочь. Я положил паспорт на место и убрал рюкзак под кровать. При разговорах с Колькой я так и не выяснил, что его привело в поселок Бурун за столько километров от цивилизации. Зачем ему, с высшим университетским образованием бросать Москву и ехать в такую глушь. Остальные ладно, не нашли себе места на Большой Земле, так они хотя бы из провинции и необразованные. Кстати, я Кольке рассказал, что меня привело в Бурун. Не всё, конечно, а так в общих чертах. Не поделил, мол, девушку с сыном начальника полиции города, пришлось уехать. Предварительно, конечно, знатному сынку накостылять пришлось. Если бы он узнал про меня всё, может быть, что и жить бы со мной в одной комнате не согласился. Он в ответ откровенничать не стал.
Глава 2
Первые лучи солнца проникли сквозь маленькое оконце комнаты. Я налил еще пол стакана водки и приготовился выпить, но колпачок от бутылки упал на пол и покатился под Колькину кровать. Я вернул стакан на место и, встав на коленки, полез за колпачком. Шаря рукой под Колькиной кроватью, я наткнулся на какой-то предмет. Спичечный коробок! Я достал его из-под кровати. Колька никогда не пользовался зажигалкой, так как на морозе они часто портились и не работали. Этот коробок мог попасть под кровать уже давно, и ничего к моим поискам не прибавлял. Я открыл коробок, в котором кроме спичек лежал какой-то маленький комок бумаги. Я развернул комочек, и он оказался кассовым чеком. Я посмотрел на дату. Из чека следовало, что вчера в двадцать три часа сорок минут Колька купил товар на сумму сто пятьдесят рублей. Именно столько стоила бутылка «чистого» в кафе. Значит, этот коробок Колька принес собой из кафе вчера вечером. Но как он попал под кровать? Получается, что Колька вернулся из кафе, повесил свою куртку на вешалку, взял папиросы и спички, пошел курить, покурил, вернулся, обронил коробок, забросил его под кровать, снова надел куртку и пропал. Странно, даже для пьяного.
В коридоре послышалось движение. Кто-то вышел из комнаты и направился в «курилку». Это мог быть только Пашка. Остальные не стали бы себя утруждать одеванием, чтобы выйти в коридор покурить. Но Толик, второй не курящий мужик в нашем бараке, курение в комнате «сопляку» Пашке не позволял. Я вышел в коридор. Точно, возле окна в накинутом на голое тело тулупе, стоял Пашка и пытался извлечь огонь из пластмассовой китайской зажигалки. Руки дрожали, и ничего не получалось. Я вернулся в комнату, взял початую бутылку водки, стакан, спички и вернулся в «курилку». Пашка, уже разозлившийся не на шутку, продолжал добывать огонь. Я поздоровался, чиркнул спичкой, Пашка, наконец, прикурил.
- Как здоровье? – спросил я.
Пашка только махнул рукой, продолжая дрожать всем телом. «На утро», конечно, у Толика и Пашки, оставлять выпивку не было привычки. Кафе откроется только в полдень и до этого времени Пашке придется страдать. Я налил полстакана из бутылки и подал Пашке. Тот быстро выхватил стакан у меня из рук, выпил его одним глотком. Глубоко затянувшись сигаретой, Пашка громко выдохнул. Щеки его порозовели, дрожь прошла, и он на глазах превращался в просто не выспавшегося молодого парня.
- Благодарю, - пробормотал Пашка, - с чего такой подарок?
- Скучно, - ответил я, решив не говорить пока о Колькином исчезновении, - потрещать не с кем. Ты давно в Буруне?
- Второй год, - охотно отвечал благодарный Пашка.
- Из-за денег?
- Не только, в армию не хочу. А здесь никто не отыщет.
- Это верно. Вчера сильно мы погуляли.
- А чего тут еще делать? – как бы оправдывался Пашка.
- Паша, ты вчера сразу лег спать?
- А что? – напрягся Пашка.
- Ну, может, еще курить ходил или просто не спал?
- Думаешь, я помню?
- Паш, вспомни, мне это важно.
Пашка провел ладонью по не мытым волосам, изобразил глубокое раздумье и, наконец, произнес:
- Точно, курить я ходил. Вспомнил.
- И с кем ты курил?
- Ни с кем. Я был один. Я сначала хотел сразу спать завалиться. И лег уже на койку, но тут Толян такой храп затеял, что насколько я пьяным не был, уснуть мне не удалось. К тому же, как закрою глаза, голова начинает кружиться. Я встал и пошел в «курилку». Продрог тут, но зато потом уснул.
- Значит, никого в «курилке» не было?
- Никого. А что случилось? Пропало что?
Я уклонился от ответа. Вместо этого налил Пашке еще глоток. Тот с радостью выпил и закурил вторую сигарету. Курил он сигареты «Тройка». Но эти сигареты курили в бараке многие, поэтому исследование окурков в банках не позволяло проверить Пашкины слова.
Но один вопрос мне у него все же захотелось уточнить.
- Паша, сколько времени ты пролежал, прежде чем пойти курить?
- Не знаю. Может минут десять, а может и полчаса.
- А ты слышал, пока не спал, кто-то здесь курил?
- Я не прислушивался. Даже если бы я и хотел что-то услышать, то у меня бы ничего не получилось. Толик храпит как бензопила. Чего тут услышишь?
Пашка бросил бычок в банку, и еще раз поблагодарив, ушел к себе в комнату.
Я вернулся к себе, надел куртку и вышел на улицу. Около входной двери в барак к стене была прислонена метла. Теоретически этой метлой нужно было счищать снег с унт или валенок при входе в барак. Но этого никто не делал. Я взял метлу и начал мести снег возле двери. Через некоторое время на расстоянии пяти метров от входной двери я увидел что-то черное, которое сильно выделялось на белом фоне еще не испачканного снега. Я наклонился и подобрал пуговицу. Спрятав находку в карман, я вернулся в комнату. Положив пуговицу на стол, я внимательно ее осмотрел. Пуговица была не от Колькиной куртки. Такую пуговицу я у кого-то видел, она была необычной. Но у кого ее видел, я вспомнить не смог, как не напрягал память. Наверное, у кого-то из нашего барака. Ничего эта пуговица не прибавляла к причинам Колькиного исчезновения. Но на всякий случай, пуговицу я положил в тот же пакетик, куда ранее положил Колькин окурок.
Немного поразмышляв, я решил, что пора обратиться к властям, то есть к участковому Некрасову. Где находится его дом, я знал. Надо идти прямо домой, так как в опорном пункте он появляется редко. Ничего страшного, случай произошел особый, и одному мне не справиться. Я оделся и вышел из барака.
Глава 3
Я шел по дороге к кафе, и ни чьих следов, кроме моих, которые я оставил ранним утром, на дороге не было. Поселок в выходные дни пробуждался поздно. Идти в поселке было некуда, делать тоже нечего, поэтому никто рано не просыпался. Миновав кафе, я увидел, что труба над домом участкового Некрасова дымит. Значит, хозяева уже затопили печь, и будить их мне не придется. Я подошел к дому и постучал кулаком в дверь. Через пару минут за дверью заскрипели засовы, и она чуть приоткрылась. В дверном проеме возникла жена Некрасова, которая работала в медпункте, а еще и заведовала кадрами в конторе лесозаготовок. Никого это не смущало, да и что в этом было особенного. Если врачу требовалась помощница, он просто просил позвать Ирину Ильиничну. Благо от медпункта до конторы можно было запросто докричаться. Ирине Ильиничне было лет сорок, но от возможной былой привлекательности не осталось и следа. Волосы местами поседели, на лице наметились морщины, тело было бесформенным, давно забывшем о талии. Одним словом, открыла мне дверь обычная деревенская баба, лучшие годы которой давно канули в лету.
- Доброе утро, я к Тимофею Ивановичу.
- Доброе, доброе, - нараспев проговорила женщина, внимательно меня разглядывая и, видимо, пытаясь меня узнать. Наконец, признав меня, она сказала:
– А, это ты, синоптик. А он спит еще, приходи к обеду, может и проснется.
- У меня дело срочное.
- У всех у вас дела срочные. Опять, поди, раздрались, это может и подождать.
Ссоры, заканчивающиеся драками, были единственным поводом для обращения за помощью к власти. Не сказать, чтобы они бывали частыми, но иногда это случалось. Как рассказывал Колька, Некрасов во всем разбирался, и старался помирить драчунов, а уж если не получалось, накладывал штраф на обоих. Но в Буруне никто никого не калечил и друг у друга не воровал. Не знаю, чем это объяснить, но других проблем, кроме драк, у местного участкового не было.
- Нельзя мне ждать, - я чуть помедлил, но решил раскрыться, - у меня сосед по комнате пропал.
- Как пропал? Когда?
- Разбудите Тимофея Ивановича, прошу вас.
-
