Ветер пронзительно завывал, тоскливо гремел цепями на столбе, гонял крупицы пыли по каменным плитам. Черная птица с лоснящимися перьями, заметив движение, махнула косыми крыльями, отлетая в сторону.
- Кыш! – на всякий случай, пробормотала я севшим голосом, с трудом поднимаясь на ноги.
Птица, каркнув, улетела, оставив меня в полном одиночестве.
С трудом передвигая негнущиеся ноги, кое-как, я доплелась до дома, враждебно взирающего темными провалами окон. Он обманчиво покорно распахнул передо мной двери.
Отвратительный запах разложения ударил в нос, почти оглушая. Стараясь не обращать на тяжелые волны смрада внимания, преодолевая подкатывающую к горлу тошноту, я поднялась по лестнице с облезлыми перилами на второй этаж, где столкнулась с худеньким щуплым подростком.
Парень, выхватив нож, направил его в мою сторону и замер, как гончая перед прыжком, приготовившись отразить нападение. Острие лезвие слегка вздрагивало, толи кровожадно, толи пугливо.
- Девочка, ты кто? – напряженным шепотом спросил он.
Я молчала, не зная, что следует ему ответить.
– Ты здесь одна? - опасливо озираясь, продолжал допытывать он.
Я утвердительно кивнула.
- Хоть голос, что ли, подала бы, - проворчал паренек, - а то не знаешь, взаправду ли живая, или все же мертвяк?
- Я живая.
Мальчишка медленно опустил нож, не отводя настороженного взгляда:
- Ты как сюда попала-то? Я тут добрый час околачиваюсь. Пока вот не встретил ни одной живой души. Все словно повымерли. Ты прислушайся. Слышишь? – Атмосфера была гнетущей. А какой ещё она могла быть в таком месте? - Чертовщина какая-то, - пробормотал паренёк. – Дело тебе говорю, девчина. Чертовщина. Посуди сама: всего один труп, в комнате, что напротив. А спиной ощущаешь легион духов. Чувствуешь? А уж смердит! Поди, сама чуешь? – Мальчишка наморщил нос. – Нужно поскорее отсюда тикать. В таких местах, как это, нельзя оставаться после захода солнца.
Сгущающиеся сумерки обостряли предчувствие опасности и надвигающейся беды, заставляли ускорять шаг. За полтора часа мы обогнули поле и чахлый лесок, отделяющий опустевший пансион от восточной окраины города Птицы больше не кружились в воздухе. Окна домов, расположенные довольно высоко над мостовой, предусмотрительные жители закрыли ставнями. На улочках, по которым мы шагали, не светилось ни огонька.
Мы оказались рядом со сточной канавой, испускающей зловонные испарения. В воздухе держались тяжелые миазмы прорванной канализации.
- Зачем мы сюда пришли? – осведомилась я, недовольно рассматривая кожуру с какого-то экзотического фрукта, плывущую куда-то по гнилостным стоячим водам.
- Хочу утопить в нечистотах одну надоедливую девчонку, - хмуро ответил паренек.
- Хоть накормил бы, что ли, перед смертью, - буркнула я, усаживаясь на одну из каменных ступеней, спускающихся к затхлой, грязновато-зелёной мути там, внизу.
Мальчишка присел рядом, достал из заплечного рюкзака корку хлеба и протянул её мне. Я её быстренько проглотила, игнорируя неаппетитные запахи. Какое-то время мы просто сидели рядом.
- Мы кого-то ждем? - Поинтересовалась я, поняв, что пауза рискует затянуться.
- Ждем, - отрезал паренек таким тоном, что пропадало всякое желание развивать беседу.
Разговаривать не было ни сил, ни желания. Клонило в сон.
Прислонившись спиной к каменной кладке стены, мне показалось, я всего на мгновение прикрыла глаза. Последнее, за что пытался зацепиться ускользающий в сновидение разум, было журчание воды. Она весело струилась по камешкам.
Вода продолжала по-прежнему журчать, когда я проснулась. Вокруг стояла глухая ночь. Густые тучи полностью покрыли небо, не давая возможность светилам пробиться сквозь толстое одеяло низких облаков, чтобы своим цветом указать смертным, который час. Тепло, запах и что-то ещё, что всегда остается после человеческого присутствия, ещё продолжало держаться в воздухе - как оттиск человеческой ступни на мокрой глине. «След» был неприятным. Он отдавал тем же сладковатым затхлым ужасом, что и стены пансионата.
На западе полыхали далекие зарницы. Ветер уже начинал набирать мощь и скорость, но гроза была ещё далеко.
Придерживаясь рукой за каменную кладку стены, я сделала несколько шагов вперед, - вниз.
Ступени за долгие годы существования успели покрыться плесенью, сильно осклизнув. Нетвердая нога поскользнулась на влажной шубе и я, не удержав равновесие, полетела вниз, с головой уходя в черную, ледяную, затхлую воду. Благодарение Двуликим, канава оказалась не глубокой. Немного побарахтавшись, удалось нащупать ногами дно.
Отплевываясь от горькой протухлой воды, я шарила во тьме руками, пытаясь натолкнуться на ступени. Но вместо твердого камня, руки нащупали мягкое тело утопленника, плавающего лицом вниз, и инстинктивно перевернули его.
Утопленником был мой недавний спутник.
Я не успела среагировать на жуткую находку, как со спины чьи-то сильные пальцы сомкнулись на моем горле, заставляя беспомощно забиться, как кролика, попавшего в силок. Тело мгновенно сделалось непослушным, словно сотканным из ваты. Перед глазами поплыли алые круги.
Рука неизвестного разжалась и, подобно пружине, ударила меня о стену несколько раз, отбрасывая, как щенка, в сторону. Холодная вода, в объятиях которой пришлось опуститься, прояснила меркнущие, было сознание. Не давая прийти в себя, невидимый душегуб вновь ухватил меня за волосы и, намотав их на руку, стал утягивать под воду. Липкая жижа хлынула в глаза, ноздри, горло, заставляя легкие загореться, словно бы туда сыпанули красного перца.
Напрасно руки шарили по воде, уцепиться было не за что. Я все глубже проваливалась в мягкую бездну.
На границе, что пролегает между явью и сном, жизнью и смерть, мозг стали затапливать видения, подобно тому, как горло заливало водой. Перед внутренним взором явилось нечто, весьма напоминающее собой орех. Те же, с детства знакомые, выпуклости и извилины. Тот же неброский серый цвет. Я словно бы разделилась на две части. Одна «я» боролась с незнакомцем без всякой надежды на спасение. Вторая бесстрастно разглядывала явившееся видение, наблюдая за тем, как изогнутые извилины наполняются блеском и яркими вспышками. Вспышки загорались и гасли все быстрее и быстрее. Пока по руслам- впадинкам не потекли алые огненные реки.
Я вынырнула на поверхность вместе с первым раскатом грома, прокатившимся над городом, рокочущим и яростным. Перед глазами блеснула новая зарница.
Я стояла, отплевываясь от червивой гнилой воды и жадно хватая ртом свежий воздух.
Несостоявшийся убийца медленно-медленно, словно мы стояли не в городской канаве, а в забытой топи, лицом вниз, погружался в жижу. Его тело продолжало слабо дымиться.
Ветер крепчал, насквозь пронизывая промокшее тело острыми иголками. Противный запах, въевшийся в кожу, в липнущие к щекам пряди волос, настойчиво наводил на мысль о чистой воде. Которую, впрочем, Небеса, щедро подарили: с неба обрушился водопад. Трясясь от холода, достигающего последней косточки в коченеющем теле, не сохранившем ни капельки тепла, я даже не пыталась укрыться от низвергающихся потоков, - это было бесполезно.
Я не искала укрытия. Скорее, оно само нашло меня. Стена, к которой я, обессилив, прислонялась, неожиданно скрипнула, оказавшись дверью. Поколебавшись, я положила руки на деревянное перекрытие. Дверь задымилась. Через образовавшуюся брешь худенькое тело без труда просочилось внутрь.
Никакого плана у меня не было. Просто тело властно требовало отдыха, еды и сна. Именно эти примитивные желания продолжали вести вперед. В то время как хрупкий разум почти угас. Благом казалось простое отсутствие ледяных струй, летящих сразу со всех сторон.
Вытянула перед собой руку, над раскрытой ладонью увидела вспыхнувший искрящимся белым лепестком огонь.
Я прошла в следующую комнату, в которой, на мое счастье, обнаружила кровать. Сбросив промокшие, пришедшие в негодность тряпки на пол, с наслаждением скользнула под одеяла. Не обращая никакого внимания на слабый запах плесени. После купания в канализации в компании двух трупов, такие мелочи меня больше не смущали.
За ставнями продолжала неистово бушевать гроза.
Свернувшись клубочком, я тряслась от холода - тело не желало согреваться. Перед глазами мелькали видения: погибший паренек, тень убийцы, разлетающиеся в разные стороны черные птицы с острыми треугольными крыльями. Их черно-сизое оперенье отливало холодным чистым серебром. Их огромное количество, то, как безмолвно они летели, низко над землей, беззвучно размахивая крыльями, вызывало у меня отвращение. Огромная черная птица развернулась, нацеливаясь в лицо острыми, как бритва, когтями.
Я взмахнула руками, и вся черная стая полыхнула одним большим костром, закрывшим небеса.
Зрелище скукоживающегося, как прогорающая бумага, неба, было настолько жутким и жестоким, что я очнулась.
Гроза прошла, но не ночь. В комнате было по-прежнему темно.
Голод безошибочно вывел меня на кухню, где очаг, пустой и холодный, красноречиво свидетельствовал об отсутствии хозяев. Отыскав в кладовой парочку головок лука, сыр и затвердевшую булку, кое-как удалось затравить червячка. Из настольной скатерти я соорудила себе некое подобие тоги, прикрывающей наготу, но не спасающей от осенней прохлады.
Туман плотно окутал дома и деревья густой пеленой, робкие лучи утреннего светила с трудом пробирались к земле сквозь его кисею. Я шла вперед до тех пор, пока взгляд не натолкнулся на нарядно разодетый манекен в витрине магазина, с правой стороны от которого притаилась стеклянная дверь с изящным серебряным колокольчиком, дрожавшим, будто листик на ветру. По моему желанию ручка замка накалилась и расплавилась, стекла вниз, подобно расплывшемуся воску.
Внутри помещения платья и костюмы обступили меня со всех сторон. Я с наслаждением прикасалась руками к дорогим материалам: шелку, атласу, органзе, фиаксе, суане, ощущая их струящуюся гладкость. Несмотря на обилие богатых вычурных нарядов, выбор пришлось остановить на довольно простом платье из тонко выделанной шерсти, с рукавчиками-фонариками и юбкой в пол. Мне не хотелось привлекать к себе слишком много внимания. Такое платье вполне было под стать дочке среднестатистического горожанина. Поверх платья я набросила плащ с широким капюшоном, отороченным мехом неизвестного пушистого зверька.
Бросив случайный взгляд в глубину зеркал, в изобилии находившихся в комнате, я с удовольствием встретилась глазами со своим отражением. Невысокое, хрупкое существо, с правильными мелкими и одновременно резкими чертами, белой мраморной кожей, без единой веснушки, с темно-огненной массой мелких длинных кудряшек, подобно рамке из червонного золота подчеркивающих мерцающую глубину ярких зеленых глаз, в обрамлении изогнутых, как у куклы, ресниц. Картину дополняли пухлые, капризно изогнутые губы и высокие острые скулы.
- Кто здесь? – резкий, каркающий голос заставил меня прекратить процесс самолюбования и повернуться в сторону лестницы. – Как ты вошла сюда, девочка? И почему без разрешения позволяешь себе среди ночи врываться в чужие дома?
Даже в полумраке удалось разглядеть, что женщина не принадлежит к людской расе -
