Недавняя запись:
«Когда захожу в этот супермаркет, то никак не могу привыкнуть к тому, что он - явь, а не сказка. И длинной эта «сказка» аж метров в сто пятьдесят. А продуктов!.. Как в Греции: «всё есть!» (был когда-то шлягер с такими словами). Ах, если бы наши предки хотя бы одним глазком! - да на всё это!»
А теперь пролистаю свои записки «В Перестройке», чтобы из них составить дайджест на тему: а какими были «супермаркеты» девяностых и до двухтысячного? И делаю это для того, чтобы вспомнили те, кто прошёл через них, а молодые узнали, как мы жили.
В магазинах подчищают последние «шмотки», даже носки с полок исчезли, ввели талоны на сахар и даже на стиральные порошки.
Сижу в холле с моим любимым телеоператором Сашей Федоровым и читаю ему отрывок из статьи Нуйкина*: «Пора бы наших «благодетелей» поткать носом, как поганых кошек, в дерьмо: прошло уже семьдесят лет после революции, а они еще элементарно не накормили народ. На полках в основном полу гнилая картошка да минтай в банках…»
- И самое обидное, - вдруг грустно говорит Сашка, - что мы с тобой заворачиваем их брехню в красивые фантики и выдаём зрителям. Ох, как же он, - до боли! - прав.
Мой сон.
На пустынном пляже - только мы с сыном. Хорошо!.. Но вдруг бегут какие-то ребята… и их много, и вот уже они возле Глеба, окружают его, толкают, виснут на нем. Что делать? И начинаю кричать: по-мо-ги-те! Да и сегодня снилось похожее, но что?.. не помню, только кричала трудно, надрывно.
«Синдром страха» - говорят психиатры. Да как же ему не быть, если каждый раз в магазине удивляешься: смотрите-ка, еще макароны есть!.. ой, и копченую ставриду выбросили! А из головы не идёт: а вдруг и эта тонкая ниточка оборвется?
Консервировала про запас двух цыплят, которых на работе «дали» нам к Новому году, и чувствовала себя почти счастливой. Потом села у телевизора посмотреть «Голландский дневник» Молчанова, а там, в Голландии… Города, как парки, прилавки ломятся от всякой всячины!
Господи, за что? За что же мы такие убогие и униженные!?
А в конце фильма показывали праздник цветов, но я уже ничего не видела.
От слез.
Снег растаял, потом подморозило и по тротуарам завьюжила пыль. А ведь Новый год! Снежку бы с лёгким морозцем, но…
На книжный шкаф дети подвесили еловую ветку с несколькими шарами, притрусили конфетти. Скромненько получилось, но красиво. И скоро будем пить сухое вино, провожая Старый, потом - шампанское, встречая Новый… Вот ведь как получилось: магазины пусты, а на столе!.. Но буквально о каждом провианте можно рассказ писать, как он попал к нам. Ну, к примеру, свиной рулет - из деревни, и привез его Лёша, наш деревенский знакомый, который заходит, чтобы просто отвести душу, - Платон писал о его попытке фермерствовать, защищая от произвола парт аппаратчиков… Теперь - о сухой колбаске. Опять же, мне её на работе дали… В нашем социалистическом обществе как-то укоренилось: в магазинах или дают, или выбросывают, а вот в спец. распределителях выдают. Но отвлеклась я… Так вот, сухую колбаску корреспондент Редькова где-то выбила (тоже термин «зрелого социализма») для Комитета, и потом еще слушок прошел, что погрела, мол, она ручки на этой колбаске, недовешивая всем по пятнадцать грамм. Красную рыбку, - названия её так и не припомнили, ибо не «встречались» - недавно дочке уступила подруга, а той с Севера прислали, и сын повесил эту рыбину на кухне для провяливания, но две недели, что она там болталась, всё ходил и отщипывал, так что к Новому году красная доплыла не вся. Горошек, зелеными точками выглядывающий из салата, приехал когда-то из Москвы, и он - добыча сына… привез его, когда всем классом возили их туда на экскурсию.
А вот с майонезом месяц назад повезло мужу, - шел мимо магазина, а тут дают!.. так что сейчас можно было бы годовщину отметить того счастливого события.
Ну, а что касается десертов... Сгущенное молоко для торта ждало своего часа с того самого дня, когда летом дочка привезла его из Киева… правда, четыре банки дети вылизали сразу же, переругиваясь, кто, мол, больше… но одна все же уцелела, благодаря моей бдительности; за шоколадом дочка «давилась» целый час в их заводском буфете, да еще со скандалами, ибо по очереди пробежал слушок, что, мол, «не всем хватит»; конфеты «Птичье молоко» дали опять мне... коробочка в двести грамм, двадцать четыре штуки...
- Почему уже двадцать три? Кто одну увел?
- Нет, не я... - хитровато улыбнулась дочка. - Глеб, наверное...
Ну ладно, промолчу, увели так увели… Новый год все ж на носу. Да! Еще о винах... О, сухое дочка привезла еще осенью, когда ездила в столицу искать себе сапоги к зиме, и аж шесть бутылок!.. поэтому Платон встречал ее в семь утра. А вот венгерское шампанское... Как-то осенью в собственной машине заехали за ней новоявленные парни-кооперативщики, пригласили с подругой в ресторанчик и там-то преподнесли ей это шампанское.
Вот такие, совсем не праздничные истории - о нашем праздничном столе.
Ой, о селедке «под шубой» забыла! Но у нее особой истории нет: как-то, недели две назад этих представителей фауны выбросили в военторговском магазине, а я как раз проходила мимо; «шубу» для них «сшила» из бураков и морковки, что продаются в овощном… да нет, морковка как раз была там сморщенная и мелкая, поэтому пришлось сбегать на базар и купить у бабульки… еще подумалось, глядя на неё: «Наверное, отобрала в магазине ту, что получше, и перепродает, старая». Ну, да ладно, иногда и покупаю вот у таких, жалеючи, - руки трясутся, глаза умоляют.
А сегодня пошел снег. Тихий, густой, - праздничный…
Еду на работу. За окном троллейбуса слякотно, грязно, а я читаю... И как же удивительно хорош этот мой маленький мирок! Странные, но драгоценные мгновения. А на работе… Проносится слух по коридорам: масло дают! Иду, занимаю очередь. Подходит и телеоператор Женя Сорочкин:
- Ты почему чужое масло берешь? – усмехается.
- Как это? – не схватываю сразу смысла его ухмылки.
- А так... Его доставали для журналистов и давали им по полкило, а постановочной группе – только оставшееся, по двести.
Возмущаюсь. Подхожу к профгруппоргу:
- Как же так?..
- Да видишь ли, - мнется та: - Танька Редькова выбила только для них, а не для постановочной...
«И тошно ей стало...»
Стали пропадать макароны, а теперь разметают и соль. Еду в «Военторг», там всё же чаще кое-что выбрасывают. И повезло! Как раз начинают давать пшено, рис и у прилавка быстро выстраивается очередь. Занимаю.
- Отпускают только по два килограмма и что-то одно, - оборачивается женщина, стоящая впереди.
Елки-палки, а как же взять и то, и другое?
- А если мне и пшено, и рис нужны? - спрашиваю у «знающей».
Она пожимает плечами, но все же советует:
- А вы попросите кого-нибудь, кто ничего не берет, что б взяли, - и смотрит на меня, словно изучая, а потом предлагает: - Давайте я возьму. Сама-то я только соли хочу взять, но ее тоже по килограмму дают. – Я, конечно, с радостью соглашаюсь, а она снова взглядывает: - А Вы соль берете? - Нет, я не беру. - Ну, тогда мне возьмите.
Вот и хорошо, «договор подписан, соглашение заключено», стоим тихо, мирно, но тут к прилавку протискивается слепая, чтобы взять без очереди, и компаньонка начинает ворчать на нее, а та, ничего не отвечая, продолжает протискиваться, и тогда «моя» рявкает:
- Куда лезешь? Стоять надо, как все! - Слепая приостанавливается, но не отходит, а «моя» уже упирается рукой в ее плечо, слегка толкает: - Нет, не пройдешь! Только после меня!
Говорю в затылок «моей»: слепая, мол, имеет право, инвалид же... но она, кажется, не слышит и уже отдает чеки продавщице, сует все кульки в сумку. А как же мое пшено? Ведь унесет, непременно унесет! И впрямь, уже отходит от прилавка и, оборачиваясь, продолжает наскакивать на слепую… и вот уже - у порога… с моим пшеном. Да ладно, хрен с ним, у такой и брать стыдно… но всё же догоняю:
- Женщина, - и улыбаюсь, как ни в чем не бывало, - а как же моя крупа?
Она оглядывается, смотрит на меня секунду-другую с не угасшей инерцией злобы, но все же наклоняется, молча вынимает кулек из сумки, сует мне… я ей - соль.
Иду домой и думаю: ах, Боже мой, что ж с нами сделали, если за какой-то килограмм пшена люди утрачивают сострадание? Ведь молчала же очередь, молчала, когда отталкивали слепую! Да и я хороша! Взяла же пшено у нее… у обидчицы.
После обращения народных депутатов России к народу, - «Хранить спокойствие в эти трудные, переходные дни к рынку» - с прилавков исчезли не только сигареты и табак, но и яички - наше спасение, и ходят слухи, что их, мол, в Москву отвозят. А базарные цены на мясо поползли вверх, и теперь я покупаю там тушки нутрий. Мясо-то их вкусное, но Платон привередничает:
- Их же для меха выращивают!
- Ну и что, что для меха? – ворчу. – У коров тоже почти мех, а едят же.
Нет, он - своё… А мама, между прочим, не нарадуется, когда привожу котлеты из этого «мехового» зверька в Карачев: «Хоть котлеток вволю наемся!»
Но, как ни странно, появились печенья, вафли, тортики и теперь приезжие из других областей, даже завидуют: «У-у, живете, как у Христа за пазухой!» Хорошо-то оно хорошо, но вот за бельем очереди «до смертоубийства» и даже носков нет! И в чем мои мужики ходить будут? Пока вечерами ставлю латки из тех, что совсем износились, на те, что еще как-то можно реанимировать.
Ехала в Карачев, читала журнал «Новый мир»* и наткнулась вот на такую фразу Фейербаха*: «Свобода от голода хотя и является самой низменной, но вместе с тем и самой первой, самой необходимой свободой». А когда пришла к маме… Сидит возле нашего дома на лавочке молодая женщина с ребенком и протягивает маме талоны на мясопродукты, сахар, водку, конфеты, сигареты, летние туфли, зимнюю обувь, ночную рубашку и панталоны.
- Получите… - И улыбается грустно: - Только все равно ничего этого в магазинах нет.
- Ну, малыш, - наклонилась я к ее сынишке, - запоминай, как при социализме разносил талоны. Вырастишь большим, - вспоминать будешь.
А женщина покачала головой:
- Запомнит... если выживем.
Два дня шло сражение на сессии Верховного Совета между теми, кто «за» передачу земли крестьянам и теми, кто «против», а вчера выступал журналист Чередниченко:
- Стыдно, больно до слез видеть молодую женщину Ярославну из Ярославля, у которой остались одни глаза, потому что ей, как беременной, полагается по талонам только полкило манной крупы в месяц. До чего большевики довели Россию!
А между тем по телевизору показывают склады, забитые продуктами и дефицитными товарами, – партийная мафия придерживает всё это, чтобы, снова захватив власть, на какое-то время умилостивить народ, который все больше жаждет крепкой руки. А в Европе собирают и шлют нам гуманитарную помощь, но она «зависает» на границах. Иностранцы знают об этом, как знают и о том, что если
