Сожги свой дом

выдвинут? В конце концов, считал Олег, он это все заслужил: испытание прошел, в деле служения России и русскому народу себя показал, не то, что некоторые, типа Германа, которые вроде бы и свои, а только бумажки в штабе заполнять способны.
Квартира есть — Верка снимает, пока достаточно этого, а потом, глядишь, старый пень умрет и дом можно будет продать. Ну, может, еще получится двухкомнатную разменять в девятиэтажке — матери однушки за глаза хватит, на кой ей такие хоромы. Она все равно какая-то тихая стала, ничего ей не надо. Глядишь, на свою квартиру и наберется таким макаром, а может, и товарищи помогут. Колька подкинет кое-чего.... Можно, на худой конец, ипотеку взять, как Илья поступил, но зачем, когда и без этого, глядишь, и наскребем?
А батя, ну что — батя? Каждый выбирает для себя сам, думал Олег: Иван - рецидивист,  сидеть ему - не пересидеть. Он ведь отрекся от семьи, сам виноват во всем. Да и, видать, с ума там сошел в колонии, а как еще объяснить его драку с чеченцами? Кто же в здравом уме на них руку поднимет? Вот, длинный правильно же говорил: не ко времени, нельзя сейчас. Неужели непонятно? Эх, батя, батя, элементарных вещей сообразить не можешь, а значит, есть за что сидеть: за дурость свою и пострадал.
Нет, Олег, конечно, попробует что-нибудь сделать, когда раскрутится в Н-ске, но это потом, все потом. Да и, если честно, как-то удобнее жить без бати, тем более такого, который за решеткой уже несколько лет. Об Иване, если честно, вообще лучше не вспоминать. Нечего тут вспоминать, и некого.
Город он, конечно, своим вниманием не оставит, здесь Юрку на хозяйство надо определить, парень горячий, но дельный, свой, русский, да и в деле проверенный. Пусть продолжает парней уму-разуму учить, просвещать и вести правильной дорогой.
Нет, хорошо раскрутились все-таки, есть, чем гордиться: недавно проверяли чистоту своих рядов, так оказалось, что даже еврей затесался, надо же. Ну кто же знал, что он еврей, если имя — Леша, а фамилия — Иванов? Маскируются... Хорошо, оказался в ячейке  паренек, сосед его по лестничной клетке, сказал, что у этого паршивца Иванова мама — Рахель.
Даже евреи ко мне в кружок тянутся, каково, а? Смешно, думал Олег, вспоминая, как этого жиденка погнали по улице с криком, улюлюканьем и тычками в спину. Как Юрка сумку запузырил еврейчику между лопаток! А не фиг примазываться, да еще и скрывать свое нерусское происхождение.
Вечер накрывал дом деда Лексея мягким одеялом, тихо вокруг стало и мирно, у соседей лениво перегавкивались собаки, где то скрипнула калитка, кто-то засмеялся, проходя мимо.  Издалека прогудел тепловоз на станции. Дед Лексей шаркал по двору, и Олег мельком  подумал, что дед совсем постарел, а, кстати, сколько ему? Под 90, поди. Вот дает!
- Смотри, Олежек, звезда! - шепотом сказали ему в ухо. Вера прислонилась к нему, откинула голову на плечо. Он сказал в черные волосы:
- Ага, вижу. Яркая.
- Это, наверное, Венера, - счастливо сказала Вера. - Только почему она такая красная?
- Если красная, то Марс, - подумав, ответил Олег и горделиво развернул плечи. - Марс! Это самое... Как его... Марс — бог войны, вот!
Вера прыснула в его плечо, и он опять почувствовал себя невыразимо счастливым, и еще он успел подумать: «Как же здорово, что у меня есть Вера», и больше ничего не успел подумать, потому что сзади, с той стороны, где растут кусты смородины, протянулись две руки и выдернули его из беседки, как пробку из бутылки шампанского.
Первый удар Илья нанес под дых, жестко и профессионально, чтобы сразу сбить дыхание, а когда Олег согнулся, хрипя и ловя выпученными губами воздух, выдал четкий хук снизу в челюсть, отчего Олег выгнулся дугой и медленно рухнул на землю.
Он даже не пытался сопротивляться, он лишь пытался отползти, извиваясь по двору жирным червем, а Илья избивал его сильно и беспощадно, в грудь, в пах, по лицу, и продолжал его бить, когда Вера завизжала отчаянно, и когда его попытался остановить дед Лексей, отлетевший с места побоища, как перышко, и остановился только тогда, когда прибежал Колька и намертво зажал ему сзади руки, но это было уже не важно: на земле валялась груда человеческого мяса, трудно шевелилась и слабо стонала, и узнать в ней Олега было проблематично.
- Что это было? - спросил Колька, удерживая Илью. - За что ты его так?
Удивительно, но других вопросов ни у кого не нашлось, будто все знали, что эта история закончится именно так. Вера даже перестала визжать, и присутствующие  уставились на Илью, ожидая объяснений.
- Я избил убийцу. - выдавил Илья. - Поджигателя и убийцу.
Тогда во дворе стало совсем тихо.
Звуки остались за забором, там, во внешнем мире, где продолжалась жизнь, беззаботная жизнь, в которой кто-то мог смеяться, кто-то плакать, кто-то любить, а кто-то просто существовать — это теперь не имело отношения к Пальцевым, к дому деда Лексея. Все застыли: лежащий на земле окровавленный мешок, дед Лексей, который сел на стульчик и так и замер, только голова тряслась мелко-мелко, Верка, схватившая побелевшим кулачком свое платье у горла, Колька, ожидающий продолжения, и сам Илья, обсасывающий сбитые костяшки, но тоже уже утихомирившийся.
Впрочем, он и был спокоен, от начала и до конца, и это потом в воспоминаниях казалось самым страшным: он бил Олега расчетливо и без эмоций, бил, потому что пришел к какому-то выводу и не видел другого выхода; он просто делал свое дело, и делал его, как и все остальное в жизни, основательно, по полной программе. И эту программу Илья добросовестно выполнил.
- Меня только интересует, - сказал он, сплевывая, - почему ты оказался таким болваном.
Груда у его ног шевелилась и стонала.
- Я только что видел твоего Юру, - сказал Илья, - Поймал его в парке, у реки. Пришлось дать ему пинка, но он быстро раскололся. Я все узнал.
Олег перестал шевелиться.
- Я заподозрил тебя, когда ты приехал на праздник весь в гари и копоти, - продолжил Илья, - «Откуда это явился мой брат такой красивый», - подумал я, - «будто с пожара. Не натворил бы он чего». Я же тебя знаю, как облупленного! Тогда я начал копать. Я спросил у знакомого в МЧС и выяснил, где были в этот день в области пожары. Он мне назвал адрес. Тебе не повезло: пожар оказался единственным, других не было! Невозможно ошибиться. Одного я все-таки не пойму - ты понял, что тебя разводят, как полного идиота, или еще нет?
Олег приподнялся и вполз, пачкая все вокруг кровью, на скамейку у поленницы. Лицо у него опухло и полиловело, нос, и без того немаленький, увеличился раза в два и свернулся в сторону, один глаз совсем закрылся, но другой — глядел, и глядел только на Веру. Руки у него тряслись, но стонать он перестал. Он глядел на Веру и молчал.
- Юра лежит у реки, - продолжал Илья, - ему придется потерпеть, пока мы тут не решим. Потом я или развяжу и отпущу его, или сдам вас обоих, и дальше уже полиция выловит весь ваш гадючник, и здесь, и в Н-ске. Это мы решим.
Он стоял посередине двора и рассказывал, и его лицо было тверже, чем обычно, просто каменное лицо, не бывает у людей таких лиц.
- Эх, вы! Вы же дураки, возомнившие себя спасителями отечества. На что решились? Вас оказалось поразительно легко вычислить. Думать-то вы, придурки, не умеете....
Николай, до этого стоявший совершенно неподвижно, пошевелился:
- Это... Илья, да в чем дело? Рассказывай.
Илья усмехнулся.
- В чем дело? Дело в том, что этот идиот решил, что он крутой. Он решил отомстить. Он почему-то решил отомстить за меня, хотя никто его не просил об этом. И подбил своих придурков на это дело. Это что, Олег, такая братская любовь? Я выяснил, куда они ездили во время наводнения. Они ездили в Н-ск. А там, ночью, подожгли один дом. Верно, Олежек?
И снова все замерли.
- Не понимаю, - сказал Коля.
- Хороший дом был, да, Олежек? - продолжил Илья. - Богатый! И поджигать его удобно — он крайний на улице, дальше — только степь. Подкрались ночью, облили какой-то пакостью и кинули спичку.... Соседи говорят, он быстро сгорел, вы это видели, Олег? Или вы убежали сразу?
Илья переступил с ноги на ногу.
- Это был армянский дом. В нем жил Женя Свазян, я его немного знал, он раньше работал в военной прокуратуре, бывал у нас в части.
Груда мяса на скамейке шевельнулась.
- Нет... Он врач, - прошептал Олег.
- Он не врач, идиот! - яростно кинулся к нему Илья, и казалось, что сейчас избиение возобновится, но Илья опустил руки.
- Вы бы хоть проверили. А то тебе сказали, ты и повелся, лох. Всегда лохом был и сдохнешь тоже лохом. Я подумал, что ты один на такое дело не пошел бы, ты же трус. «Кого он может взять?» - размышлял я, и вспомнил про Юрку, дружка твоего здешнего.
Илья помолчал, пожал плечами:
- Ты знаешь, Юра-то все рассказал, в деталях. Вот буквально только что. Я и без него уже все знал, а он подтвердил... С радостью. Ты не представляешь, как он гордится тем, что вы сделали... Он рассказал, что вы хотели отомстить врачу за смерть моей жены. Как же, по вине какого-то армянина погибла русская женщина! А теперь я тебе скажу, в чем вы очень сильно ошиблись. Врача, который дежурил, когда умерла Таня, зовут на самом деле Константин Гаврилович Ильин, он пожилой человек и он — русский, без всяких примесей. В тот вечер он сам плохо себя почувствовал, и ему не сразу нашли замену. Так все совпало... Неужели ты думал, что я тогда не выяснил это? Я же тебе говорил: брось, не бери в голову...
- Мне сказали, что этот армяшка — врач. Пока твоя Таня умирала, он был у бабы, - упрямо прошептал Олег.
Илья приблизился к нему и каким-то ласковым жестом положил ладонь ему на бритую голову.
- Тебя обманули, дурачок. Вас навели на совершенно другого человека, он не имеет отношения к смерти моей жены. Вас навели на следака. Женя из прокуратуры перешел несколько лет назад в следственный комитет, и он был назначен расследовать дело в отношении вашей организации. Мне даже все рассказали про это дело, нашел я контакты и в СК — там у вас целый букет. Экстремизм, причинение тяжких телесных по мотивам национальной ненависти.... Знаешь, дурачок, что есть такие статьи? Но у тебя будет другая статья. Потому что вы, дурачки, не проверили ничего, подожгли дом, а там ночевал хозяин. Женя-то погиб. Вы убили его.
- Нет, - сказал Олег мертво. - Нет. Все не так. Мы лишь сожгли дом врача-армяшки, который убил твою жену. Ты сам не смог отомстить — ты тряпка, и я сделал это за тебя. Это был врач. Мы не знали, что он дома. Он не должен там был оказаться. Мы все проверили. Мы следили за ним.
- Плохо следили! Вы сожгли дом следователя, который вел против вас дело. Вы убили человека, - ответил Илья. - И ты сядешь крепче, чем твой отец. На строгий режим, а может быть, на пожизненное. Убийцы сидят долго. И имей ввиду, силовики своих не прощают. Ты, может, и до суда-то не доживешь, удавят в камере.
Олег сидел, привалившись спиной к столу, и глотал кровь. Он смотрел по-прежнему только на Веру, застывшую во тьме в своем светлом платье, с белым-белым лицом, такую родную, такую далекую. Разве это она только что показывала ему на звезду? Вера, это не Венера, это Марс. Я теперь точно это знаю.
- Они обещали помочь мне с отцом, если я сделаю это, - обреченно сказал он. - Они помогут. Он вернется к нам.
- Ах, вот оно что. Так ты ради дяди Ивана старался. Нашел способ! Да уж, они тебе хорошо помогли. Они сказали тебе: «сожги», таков был их совет, да? И ты