Сожги свой дом

все. Напоследок привет брату и деду Лексею. Иван. Прощайте, родные.
- Кажется, у тебя больше нет отца, - как-то мертво сказала Наталья сыну.
Олег стоял растерянный и пытался сообразить, что делать. И не мог.

Несколько дней Олег не выходил из дому, отключил телефон, компьютер. В первый вечер он ни о чем не думал: просто тупо напился в одиночку у себя в комнате. Наталья не мешала ему, разок постучалась, услышала в ответ судорожное рычание и скрылась у себя.
Утром, когда прошла голова и перестало тошнить, Олег начал размышлять. Если бы он умел мыслить более сложными категориями, он бы сказал себе, что теперь знает, каково это, когда мир рушится; но он не умел, и это его спасало. У него всегда все было просто.
Позыв к действию, характерный двигатель для всего рода Пальцевых (впрочем, зачастую бесполезный) в нем оказался очень силен. Сидеть сложа руки, ничего не предпринимать — этого Олег представить не мог. Пальцевы не сдаются, сказал он, слабо еще представляя свои планы.
Первой мыслью было поехать к отцу. Перед глазами вспыхивали гордые картины: вот он приезжает в колонию, бьет там всех черножопых, доказывает мужикам-офицерам из руководства, кто прав, а кто виноват, и они с Иваном с триумфом возвращаются домой, где их ждет рыдающая от радости мать.
Старый пень будет шебуршать по соседям и шамкать о его, Олега, геройстве, дядя Слава удивленно будет качать головой и напьется, поди, с батей. Верка засияет навстречу, и может быть, позволит большее, чем поцелуи по вечерам. Илья... А что Илья? Олег не смог представить себе, как бы отреагировал Илья на подобную эскападу; худое лицо двоюродного брата вытеснило уже изрядно подзабытое лицо отца, и Олег сник.
К тому же он вспомнил, что плохо представляет себе колонию, да и то в основном по американским боевикам: ни разу же не ездил. Наталья несколько раз отправлялась на свидания с Иваном, а он-то все время находил предлог для отказа. Да и где сейчас Иван сидит? Он же не написал... Олег не представлял, как можно добраться до отца.
Этот вариант, к сожалению, не годился. Нужен был другой, и необходим был совет людей более сведущих.
Он хотел пойти к матери, поговорить с ней. Мелькнула мысль, что надо бы позвонить дяде, вызвать их с Полиной и Ильей на семейный слет. Олег уже и поднялся с дивана, но сразу же опустился обратно: ну что может этот пожилой дурак, подумал он. Уже проходили несколько лет назад, уже бегали по следакам и судейским, грохнули кучу денег на адвокатов, а толку-то. Ну примчатся они к деду Лексею, просидят вечер, потрендят, нажрутся и ничего не решат. А Илья, поди, и не приедет, подлюга, и правильно: зачем время терять. Вот Олегу нельзя терять ни секунды.
Олег включил телефон, глянул, откуда звонки: высветились номера Германа, Юрки — и много раз - Веры. Ох, как же он хотел ей позвонить!
Вдруг Олег понял, что не хочет никуда ехать, что ему надо в эту минуту только одно: увидеть Веру, положить ей голову на колени, зарыться в них лицом, и так лежать, лежать, ничего не видя, не слыша и не ощущая, кроме аромата ее кожи, кроме быстрых касаний рук, кроме ее шепота: «Молчи, глупый, молчи».
Олег уже взял свой мобильник в руки, но застыл, как громом пораженный: ведь такой поступок, подумал он, будет слабостью. Совсем плохо! Нельзя приходить к женщине, ничего не совершив. Что Верка о нем будет думать? Она будет смотреть на него жалостливо, как на рохлю какого-то; нет, он такого взгляда сейчас не вынесет. Невозможно.
А как на него будут глядеть товарищи, когда узнают, что вместо того, чтобы действовать, он пополз к бабе!
Товарищи, вот кто ему нужен. Братство. Русские люди, свои люди. Он подскажут, что надо делать, Герман подскажет. Они там, суки, все знают.

Герман оказался в штабе, заполнял какие-то бумаги. Олег ворвался в помещение и вдруг сробел, застыл у двери, чувствуя себя грязным после дороги и почему-то обманутым: зачем-то ломанулся на машине, не сообразил взять билет на поезд, а путь не близкий. Всю ночь гнал за сто, устал, как еще в аварию умудрился не попасть! И даже не предупредил, что едет.
Герман удивился неурочному визиту и растрепанному виду, поинтересовался, что стряслось, понял, что дело серьезное и попросил немного подождать, кому-то позвонил, что-то дописал не торопясь, и лишь после этого сказал:
- Пойдем-ка.
Он отвел Олега в кафе неподалеку. Там их уже ждали двое: один длинный, как жираф, сутулый парень с жестким ежиком на голове, ледяными глазами и будто обескровленным, бледным лицом, и немолодой морщинистый, очень усатый человек, всегда оглядывающийся вокруг с видом невыразимой скуки; в организации эти двое занимали высокие посты, а пожилого называли Полковником. Полковник иногда, в особо торжественных случаях, появлялся в папахе, бешмете, шароварах со странными лампасами, по которым нельзя определить принадлежность к войску. Сейчас, впрочем, он был одет в цивильное.
- Рассказывай, - велели Олегу, и тот, сбиваясь, захлебываясь и шмыгая носом, начал путано говорить.
Глядели на него свысока, брезгливо, выслушали молча, не перебивая, только иногда обменивались взглядами. Олег уже отвык от такого отношения, давно не сталкивался, и поэтому совсем скис и потихоньку умолк, как мотор, у которого закончился бензин.
- А ведь это твой кадр, - сказал длинный Герману.
Тот развел руками, едва улыбаясь мокрыми от пива губами. Глазки Германа, маленькие, маслянистые, совсем сощурились. Он внимательно разглядывал сидящих за столом. Олегу внезапно пришло в голову, что все собравшиеся здесь почему-то очень  напряжены, словно решается что-то важное, очень значимое; и — странное дело — ему придало это уверенности.
- Такие дела, товарищи, - решительно закончил он, огромным усилием воли заставляя голос не дрожать. - Батя там пропадает, из-за каких-то сук черных. Пришел к вам за советом, что же делать? Немыслимо же так оставить!
Сидящие за столом задвигались, Полковник высморкался и небрежно бросил платок рядом с собой, Герман сделал еще глоток пива. Разговор продолжил длинный:
- Ну а ты сам что хочешь?
- Не знаю, - повесил голову Олег. - Потому и пришел за советом. Не знаю. Хотел с семьей перетереть, так это же бесполезно, они бестолковые, сами не знают, что делать...
- А что за семья? - хрипло и скучно спросил Полковник.
- Хорошая семья, - отозвался Герман, - знаю их. Дед там такой, наш дед совсем, дядя у Олега — депутат местный (на этом месте Полковник слегка оживился), брат двоюродный — офицер. Хорошая семья.
- А что же батя-то взятки брал? - осведомился длинный.
Олег вскинулся:
- Да подстава это!
- Подстава... - протянул длинный с сомнением. - Может, и так, может...
- Чечены... - сказал Полковник, будто выплюнул.
Герман кивнул, и длинный кивнул, и Полковник покачал головой, и так все некоторое время и сидели, кивая.
- Да, с чичами сейчас не вовремя, нельзя, - с досадой сказал длинный.
Полковник наклонился вперед и вытянул на стол руки, они у него оказались поросшие какими-то противными маленькими черными волосками, короткопалые, с тщательно ухоженными ногтями.
- Хех, ну а что, малец-то прав, - сказал он, - делать-то что-то надо. Парню помочь.. Наш парень. Наш ведь, Герман? Брат — офицер, дядя — депутат. Хорошее дело. Надо подумать, надо.
- Я говорил, - сказал неясно Герман.
Длинный засмеялся коротко и неприятно:
- Ты говорил, мы слышали, а у него пороху-то хватит?
- Парень боевой, - нехотя ответил Герман.
Длинный подобрался и быстро спросил у Олега:
- В деле с фашиками участвовал?
- Н-нет, - испугался Олег, - меня в это время здесь не было...
- А у себя дело какое делаешь?
- Я говорил, - повторил Герман уже громче.
- Я? Вот... это самое... подрастающее поколение...
Длинный вдруг махнул своей лапищей (руки у него были, как у гориллы, свисали чуть ли не до земли) и откинулся на стуле с таким видом, будто его больше ничего не интересует. Полковник, напротив, глядел на Олега с интересом и даже с теплотой, вся скука и пренебрежение исчезли, и Олег потянулся к этому показавшемуся мудрым лицу, к этому человеческому участию.
- Учить своих пацанов - дело очень хорошее, сынок, - мягко сказал Полковник, - но этого мало. Мало ведь, да?
Олег усиленно закивал, плохо соображая, о чем ему толкуют.
- Вот, молодец! Понимает, - отнесся Полковник к остальным и все заулыбались радостно, даже длинный оскалился.
- Наблюдаем мы за тобой, сынок, давно, - продолжил Полковник, - и Герман о тебе хорошо говорит, и не только Герман, но есть за тобой один грешок.
Олег почувствовал, как по лицу градом катится пот; он поймал себя на том, что сидит, глупо вытаращив глаза и выкатив пухлые губы. «Слава богу, Верка не видит», - подумал он вдруг.
- Есть, значит, грех-то.... - повторил Полковник. - Подумай-ка сам, сынок, ты же ведь не глупый парень, не дурак какой, если тебе такое дело важное, как учеба, доверили... Вот ты к нам прибежал с наскипидаренной жопой (Олег, услышав грубое слово, аж вздрогнул, такой оказался резкий контраст с предыдущей речью), требуешь от нас сделать что-то, чтобы твоему взяточнику-отцу помочь. А сам ты что сделал? Для России, для товарищей сделал что-нибудь?
- Я, я,  - начал заикаться Олег, - я же учу, вот, я учу...
- У тебя в семье трагедия случилась не так давно, так ведь?
Олег не сразу сообразил, о чем речь.
- Брат твой, Илья, жену потерял, ребенка, - мягко напомнил Полковник.
- Ты же сам рассказывал, - толкнул его локтем Герман.
- Погоди, Герман, - поднял руку Полковник. - Вот ты, Олежек, жаловался все, что врач, мол, прогулял, накосячил, и из-за этого брат твой теперь будто и не человек. Жаловаться-то все горазды, все слезки лить любят. А как сделать чего, так в кусты.
- Я не прятался в кусты! - оскорбился Олег. - Я, я, мне... Я просто... А что я могу?
- А ты подумай, подумай, Олежек, головой своей бритой подумай, может, и додумаешься.... За отца мстить охота? А за брата, коли он сам не может? Тот еще, значит, офицер... Ну это ладно. Что же это ты — отца любишь, а брата — нет?
Олег хотел сказать, что все так и получается, что Илью он на самом деле терпеть не может, что тот только и знает, что его всю жизнь шпынять, но инстинктивно почуял, что такой ответ — неправильный, и рванул рубашку на груди:
- Да я за брата! Зубами перегрызу! Зубами, поняли!
Он уже совершенно забыл, зачем пришел. Перед глазами все поплыло в каком-то сладостном угаре, он знал только одно: необходимо доказать этим людям, что он сможет. Сможет... Сможет что?
- Ну, зубки-то побереги, пригодятся, - добродушно усмехнулся полковник.
Длинный сказал отрывисто, как железом лязгнул:
- Мы выясняли. Дежурный врач в роддоме в тот день, когда умерла жена твоего двоюродного, был Свазян Евгений Аветисович. Армяшка. Это его не оказалось на месте, когда было надо. В это время он развлекался с любовницей. Мы знаем точно. Вот его данные. Вот данные бабы, на всякий случай.
Он вытащил откуда-то листок и подтолкнул его к Олегу через стол.
- Выучи и сожги.
- И что? - поднял ошалелые глаза Олег.
- А дальше сам думай. Все от тебя зависит. А мы посмотрим, чего ты надумаешь, и тогда и решим, помогать ли тебе с твоим батей.
Полковник и длинный встали.
- Ты идешь? - спросил длинный у Германа.
Герман глянул на Олега и сказал:
- Нет, без меня сегодня. Я тут еще посижу.
Его собеседники вышли. Олег обессиленно сидел на стуле, чувствуя себя, как тесто, которое