Сожги свой дом

на свои поить буду, - разозлился Олег. - А ты не суйся, капитан, я ведь не только Вовку по кустам гонять могу, некоторые армейские там тоже бегали.
- Хочешь попробовать? - холодно осведомился Илья, расстегивая уже рубаху.
Олег глянул на его худое лицо и проворчал, шлепая губами:
- Еще чего.
- Вот и хорошо, - подытожил Илья невозмутимо.
На процессе над Иваном Илья не присутствовал и в общей беготне тогдашней не участвовал, а вот вскоре после суда приехал к родителям, да не один. Привел за руку сильно робеющую девчушку и коротко сказал:
- Жена.
Та то краснела, то бледнела, говорила быстро, с пришептыванием, не поднимая глаз. У нее были русые волосы, курносый носик, веснушки и чуть вздернутая губа. Владислав Алексеевич головой качал, но, зная сына, даже не спросил ничего, сдержался.
Вечером ужинали. Илья сказал, вернее, проинформировал:
- Батя, Татьяна беременна. Я квартиру купил, в поселке рядом с частью. Ребенок должен в своем доме расти, а не по казармам...
- Деньги нужны? - спросил Владислав Алексеевич, стараясь подделаться под тон сына.
Тот покачал головой:
- Обойдусь. Вам нужнее. Деда берегите лучше. Я ипотеку взял.
- Вот как. Военную?
- Нет, там ждать долго. Общую. Часть денег скопил, другую — выплачу потихоньку.
- Ну, добро, - сказал отец, потому что сказать было больше нечего.

С Олегом вышла неприятная история. Пьяная компания увела у известного в городе бизнесмена джип, который его супруга оставила во дворе незапертым, поднявшись в квартиру на секунду по какой-то женской надобности, да задержавшись там на час. Захотелось за город: выпить на природе. Отправились по той дороге, что на райцентр, миновали кладбище, въехали в горы, а в горах прошел дождь. Горы вокруг низенькие, сморщенные, да и не горы вовсе — сопочки, кое-где поросшие леском, да все-таки не равнина. Дорога там узкая, после дождя стало скользко, словом, машину не удержали и кувыркнулись через кусты в реку с десяти метров.
Выжили все, но покалечились, а джип угнанный и вовсе восстановлению не подлежал. Олег, слава богу, находился на заднем сидении, сломал руку и ребро, поэтому к нему претензий ни у кого не возникло, даже по деньгам потеря оказалось не слишком большая: основной ущерб взыскали с парня, который был за рулем. Но после аварии Олег притих, а его компания быстро разошлась: водителя посадили, кто-то пить зарекся, а кто-то и вовсе женился, с испугу, что ли?
Олег стал чаще забегать к деду Лексею, даже взялся в доме убрать, и действительно, чище стало, и дед помягчел. У местной пацанвы Олег был в авторитете, вечером выходил к ним на берег, садился в круг, делал глоток из бутылки, но помалкивал, не трепался, как раньше, языком направо-налево. Бывало, и один к реке ходил, долго сидел, соседи удивлялись: вроде рыбу не удит, чего там делает?
- Ты похудел, - сказал ему Илья одобрительно, когда братья пересеклись у деда.
Олег скосился на Илью, сморщился как-то, шлепнул губами раз-другой, будто ответить хотел, но промолчал. Но глядел внимательно, недобро.
Илье до его взглядов дела не было, жена собиралась рожать, и он коротко, по-военному докладывал деду:
- Татьяну тошнит. В госпитале. У нас все нормально.
- Ты бы привез, - просил дед Лексей. - Один раз видел твою Таньку, не разглядел, нешто можно так промеж своих-то?
- После родов, - обещал Илья.
- Дожить бы, - ныл дед, - на правнука-то глянуть. Вот бабка-то порадовалась бы!Здоровье уже не то, Илюша, с утра до вечера кости тянет, так тянет, прямо в землю ложись.
Олег, слышавший весь этот разговор, не выдержал:
- Да ты, дед, нас всех переживешь, чего ломаешься. Ты ж бодряком, дед! Я хаты твоей не дождусь, чую. Мы сдохнем — ты еще на наши могилы походишь...
Дед Лексей моргал:
- Нешто вы понять можете...
Илья позвал Олега во двор, положил руку на плечо и сквозь зубы сказал:
- Еще раз так деду скажешь, изобью. Понял?
Олег дернулся, освободил плечо, ответил коротко:
- Понял.
- Я тебя предупредил, - кивнул Илья.
- Хоть сто раз, не твоя теперь воля, - шептанул Олег тихо, и Илья не услышал. Или сделал вид, что не услышал.

Олег стал у деда даже и ночевать временами. Дед Лексей было обрадовался, в первый же день, как внук остался, суетиться начал, вынул бутылку, шарил по ящикам старого буфета ужин собрать. Олег глянул строго, сообразил яичницу, стол сам накрыл, выпил рюмку и сказал:
- Будет. Спать хочу.
В доме он не остался, наладил себе постель в бане. Дед разочаровано поворчал в бороду, но быстро стих: уж тому был рад, что внук рядом, а что разговаривать не стали много, так успеется.
Прохладным утром он спозаранку вышел помочиться и до того был шокирован, что забыл, куда направлялся: в беседке, которую братья оборудовали для семейных сборищ, уже сидел Олег и читал газету. Дед Лексей, сколько помнил, не видел внука за чтением, разве что когда тот школьником был и бабка Марья лаской его уламывала уроки сделать.
Он подковылял к беседке и спросил нерешительно:
- Это... Олежек, ты што тут?
Внук скосился, поморщился:
- Утро хорошее, дед, свежее. Жалко спать...
Дед Лексей помычал что-то растерянно, еще спросил:
- А што пишут?
Олег усмехнулся.
- Да разное пишут. Разное, дед. Ты иди, иди, куда шел, а то не донесешь... Не мешай, что ли.
Дед испуганно пошаркал к туалету, и уже вечером судачил о неожиданной страсти Олега к чтению с соседями.
- Может, малый твой за ум взялся наконец? - предположил Колька. - А то ведь бедовый парень-то, ты уж, Лексей, звиняй за прямоту. Все хулиганить норовит.
- Да нешто я не знаю, - отмахивался дед. - Его старая разбаловала. Все кудахтала над ним, кудахтала. Докудахталась! А вот, вишь, раненько сидит, читает. Вчера не пил...
- Да ну?
- Ну! Вынес я к ужину, так нет, покривился.
- Дела... - протянул Колька.
- Дела... - вторил дед Лексей.
Утром же, когда Олег ушел, старик подобрал газету, небрежно оставленную на столике в беседке, и прочитал, шевеля губами и морща лоб, название.
Олег читал издание «Завтра». Дед Лексей хмыкнул про себя, покачал головой, бормоча:
- «Завтра»... Название! Кто ж знает, что завтра будет. Завтра, может, старую уже увижу... Сегодня бы управиться, и ладно.
Он понес ее в стопку бумаги для растопки, потом передумал и аккуратно сложил на буфет: может, внуку еще понадобится.
Там ее увидел приехавший через несколько дней Илья, взял, почитал, высоко поднял брови.
- Это чье? - спросил он.
- Да вот... Олегово. Выхожу по утряне, гляжу, сидит!
- Что, мой брат научился читать? - осведомился Илья хмуро: тихая Таня носила ребенка тяжело, чувствовала себя плохо, и ее муж, вырванный из привычных рамок, все время был раздражен и по привычке прятал свое неудовольствие глубоко в себя. Олег был как раз подходящей кандидатурой, чтобы выплеснуть раздражение наружу.
Впрочем, в этот раз родственники не пересеклись, Олег отсутствовал. Не было его и тогда, когда приехал Владислав Алексеевич. И отец, и сын заходили к Ивану на квартиру, узнали от Натальи, что тот вроде бы не жалуется, в колонии работает на производстве, нареканий не имеет и думает попробовать подать на УДО, но об этом говорить еще рано.
Семья Ивана явно не бедствовала. Илья холодно спросил, не требуется ли чего, и скоро ретировался. Владислав Алексеевич посидел подольше, отметил на кухне новую плиту, полный холодильник. В квартире оказалось чисто, ухожено, правда, он не почувствовал домашнего уюта, который так старательно возводил Иван.
- Хорошо, что Олег стал все-таки к деду ходить, - сказал он Наталье. - А то вы один момент совсем старика забросили. Я понимаю: тяжело, Иван сидит, сын озорует. Да ведь вам-то все-таки удобнее, в одном городе живете. Мне каждый день ездить не с руки, работа...
Наталья, хлопотавшая у плиты, вытерла руки полотенцем, устало присела напротив. Ее лицо, круглое, злое, лоснилось после готовки, волосы растрепались.
- Вам не с руки, Владислав Алексеевич, а мне и подавно, - сказала она решительно. - Дед ваш большую семью имеет, а я одна. Как Ивана забрали, так отрезало. Раньше от друзей-приятелей отбою не было, а сейчас зашел бы кто! Все морду воротят. Уж лучше бы мой на заводе спину гнул, чем этак: побывал в начальниках, теперь долго домой не вернется. А мне что делать?
Она раздраженно отшвырнула полотенце.
- Наташа, беда, конечно, да мы же рядом, - сказал Владислав Алексеевич с тем смущением, которое обычно испытывают люди успешные в разговоре с бедствующими. - Ты же, в конце концов, не одна, мы тебе не чужие. И дед не чужой.
- А вы его к себе заберите, деда своего, тогда бы хата освободилась. Нашли бы применение! Все легче будет. Я бы и сама туда переселилась, лишь бы не видеть, как двор весь на меня зыркает, когда из магазина сумки волоку, - зло и визгливо сказала женщина.
- Успокойся, Наталья, Христа ради. Люди, конечно, волки, так и норовят порвать. Вот Иван вернется, тогда посмотрим, что говорить будут... Олег-то помогает?
Наталья, услышав имя сына, расслабилась, смягчилась, даже хлюпнула носом.
- Помогает. Серьезный стал, все пропадает где-то, приходит, запрется у себя и сидит. Не знаю, что делает, тихо у него стало после той аварии. Да и дружки разбежались. Сынок денег приносит, с голоду не помрем.
- А где зарабатывает?
- Да вроде они какой-то бизнес делают. Машины, что ли, гоняют... Он иногда на несколько дней уезжает, а куда, не говорит. «Мама, не жди сегодня, я приеду к пятнице» — и все... Ох, хоть бы с ним беды не случилось.
«Надо бы узнать, что там за машины», - озабоченно подумал Владислав Алексеевич, - «Только не хватало, чтобы вслед за Иваном Олег влип. Совсем семья Пальцевых тогда рассыпется».
Дело, впрочем, оказалось простым и, вроде бы, не криминальным: Олегова компания подрядилась перегонять автомобили, вот и стали ездить с запада на восток, с востока на запад. И деньги за это платили немалые.
Заодно и на собрания организации, в которую недавно вступил Олег, в областной центр ездили. День да ночь — сутки прочь. Короче, все при деле.

Илья позвонил ночью, и Владислав Алексеевич его голос долго не мог узнать: случились помехи со связью. В трубке что-то все время клокотало, исчезало, появлялось вновь, и ничего нельзя было разобрать, пока Владислав не понял, что сын плачет. Это было настолько ужасно, невозможно, немыслимо — чтобы Илья плакал, что Владислав Алексеевич, еще не понимая, в чем дело, схватился за сердце и знаками показывал ничего не понимающей жене, чтобы та накапала валокордин. Полина моргала спросонок, наконец поняла, метнулась в ванную и прибежала обратно с рюмкой. Слава глотнул и лишь тогда услышал обрывок:
- … не спасли.
- Что, кого не спасли? - заорал он, но контакт прервался окончательно, и остаток ночи прошел без сна,  в тревоге и мучительной неизвестности. Супруги рвались что-то делать, Слава даже оделся и сбежал в гараж, завел машину, но опомнился и поднялся в обратно квартиру, обосновался на кухне, положив голову на руки, да так и сидел, временами легко задремывая, тут же вскидываясь и ожидая рассвета.
Таня умерла около полуночи, через два часа после родов: у нее открылось сильное кровотечение. Ребенок тоже появился на свет нежизнеспособным.
От ее неброской красоты ничего не осталось, личико сморщилось и стало совсем крохотным и белым. Когда их хоронили, Илье казалось, что гроб стоит пустой. Домочадцы глядели на него испуганно, дед Лексей топтался