опять врешь. Ты приходишь в семь часов вечера, даже не положив портфель домой. Уроки заканчиваются в час пятнадцать. Ты смотришь кино три сеанса подряд?
Владик молчал.
-И последнее. В прошлую пятницу ты явился домой в одиннадцатом часу. Ты сказал, что идешь на день рождения к кому-то из класса, но ни один твой одноклассник в этот день дня рождения не отмечал. Тем не менее, как сказала мать Чекмарева, с которой ты поднимался вместе в лифте, от тебя пахло вином. Где ты был? И где напился?
-Да со шпаной, с пропойцами какими-то связался! - опять прибежала в кухню мать с заплаканными глазами.
-Почему, с пропойцами?! - не в силах больше сдерживать себя, воскликнул во весь голос Владик, - Вы только себя порядочными считаете? Вы никому не верите, потому что сами все время врете! А есть другие люди, и они ни чем не хуже вас! Они так не врут!
-Нет, ты слышишь, что он говорит?! - взвилась мать.
-Слышу. Все, как я и думал. «Они не врут!» Наверняка какие-нибудь подонки и пьянь.
-Они бы своих учили! – не унималась мать.
-Так они нарочно! – непререкаемым голосом сказал отец, - Они видят, что он не такой, как их, вот и обрабатывают из ненависти к тем, кто достиг в жизни большего.
Мать опять залилась слезами.
-Так вот, - завершил отец, - Начиная с сегодняшнего дня, куда бы ты не пошел, помимо школы, мы должны знать, к кому и зачем? Позвонили, проверили, и тебя нет дома - я снимаю с себя всякую ответственность. Пишу заявление в милицию, и тебя ставят на учет. Здесь застану кого постороннего - сразу вызываю наряд для выяснения личности, а придешь домой пьяным - будешь ночевать в вытрезвителе. Все!
-Ты про товарищеский суд забыл, -тихо сказал Владик, неожиданно для самого себя обретая спокойствие.
-Какой еще товарищеский суд?
-Подай на меня в товарищеский суд, - отчеканил Владик, глядя отцу прямо в глаза, -Как на Иду Моисеевну, которую сам же избивал на кухне.
На следующий день, по дороге в школу, Владика догнал Чекмарев.
-Привет, - бросил он, небрежно протягивая руку, - Чего там твои родаки кипиш подняли?
-Какой еще кипиш? - поморщился Владик.
-Какой, какой... -передразнил тот, - Из дома убегаешь, говорят, пьешь...
-Ты не знаешь, так не говори! - вскипел Владик, - Ты своим все рассказываешь? Как куришь на переменах? Как деньги трясешь с малолеток вместе с Капустиным? Как...
-Тихо, тихо, -с покровительственными интонациями, заимствованными, очевидно, от отца, перебил Чекмарев, - Оставь это при себе...
-Ну и ты оставь. Спроси, если хочешь знать. Один раз поехал покататься на лыжах без спроса, и они уже подумали невесть что. Твоим позвонили, а твоя матушка, если уж на то пошло, натрепала им, что от меня вином пахло, когда мы с ней в лифте поднимались.
-Но, ведь пахло же, - ухмыльнулся Чекмарев, - Что-что, а это она учует от кого угодно, даже на расстоянии. По-умному все делать надо. Вот мы, когда на даче с ребятами в лес идем или на лодке кататься, всегда берем пиво с собой и портвейн, а знает кто?
Он что-то понес про свои похождения, выставляя себя, как всегда, самым хитрым и изворотливым, но Владику незачем было это слушать. Ему было нечего скрывать, кроме одного, к чему все эти ухищрения не годились.
-Тебя, я слышал, из дома выпускать перестали? – спросил Чекмарев, когда они уже подходили к школе.
-И это знаешь?
-Так твоя матушка с моей... Сам знаешь.
Именно этот факт, кажется, беспокоил его больше всего.
-Ты вот что, - доверительно сказал Чекмарев, - если отмазка нужна будет, договоримся - прикрою. Но и ты меня, когда надо - идет?
Он протянул Владику руку и добавил, выразительно щелкнув себя пальцем по горлу:
-Только с этим поосторожнее будь. Здесь про меня забудь - я вне подозрений.
Едва они вошли в школу, как Владик увидел выходящего из раздевалки Андрея. Они обменялись понимающими взглядами, и тот подождал, когда Владик разденется. Пока поднимались по лестнице, Андрей успел сообщить массу информации о той усадьбе, где они побывали. Что принадлежала она Вяземскому, а в гостях у него там бывали Пушкин, Жуковский, Грибоедов и Гоголь, а Карамзин писал Историю Государства Российского.
-Там собран богатейший архив, это историческое место, - увлеченно говорил Андрей.
-А про аэродром узнал? - спросил Владик.
-Мало что. Аэродром построил НКВД при Сталине, потом передал оборонке, а сейчас все, как та тетка сказала. Кстати, там в свое время первая русская женщина совершила полет на воздушном шаре и шар хранился в Остафьеве - она была родственницей Вяземского.
-Где ты все это вычитал?
-Мама рассказала. И книгу показала, где все это написано, у нас есть.
-Так ты ей все рассказал? - вскинулся Владик, даже приостановившись.
Андрей опустил глаза:
-Понимаешь, Поль, мне родичи верят и я не хочу терять их доверия. Я сразу признался, что ходил в поход не с классом, а с другом, который меня в случае чего бы не бросил. Попросил прощения, что обманул, потому что опасался, что не отпустят. Но тебя не назвал, не переживай. Надеюсь, ты поймешь.
- А мне уже не поможешь, - грустно сказал Владик и коротко рассказал о происшедшем дома.
-Да... - протянул Андрей, - Не позавидуешь тебе. Странные они у тебя какие-то.
Они дошли до своего этажа и раздался звонок.
-Поль, не переживай, - сказал Андрей, - Безвыходных положений не бывает. Обсудим на перемене.
Он коротко, но крепко приобнял его, и они разошлись, направляясь к своему классу. Это был один из последних дней четверти. Через неделю начинались каникулы, которых так ждал Владик. Он надеялся, что они смогут быть вместе каждый день, и вот... Ему предстояло провести их взаперти, как арестанту, дежуря дома у телефона. С трудом верилось в то, что у кого-то бывает по другому…
«...Мне родичи верят, и я не хочу терять их доверия...»
Образ той женщины в лифте дополнялся все новыми и новыми свойствами, достойными уважения. Почему же у него не так? Почему ему никогда с малых лет ни в чем не верили? При этом Владик осознавал, что и он платил родителям той же монетой.
Первым уроком была физика, и вошедшая классная руководительница первым делом пристально посмотрела на него. Владик отвернулся к окну.
В последнюю неделю все стремились подтянуться - кому-то нужно было исправить двойку, кому-то вместо тройки получить четверку, а кто-то помышлял и о большем. Обычно Владик тоже хотел выглядеть не хуже других, но сейчас почувствовал полное безразличие к этой суете, и мечтал уже о лете.
Надо сказать, что летом для него наступала несколько другая жизнь. Они уезжали в подмосковный поселок Жаворонки, где из года в год снимали дачу. У Владика там была компания друзей. Игры, походы, купания, долгие теплые вечера, песни под гитару... Только здесь доморощенный мальчик, идущий по жизни на коротком поводке, получал какую-то каплю свободы. Здесь родители даже могли лечь спать, не дождавшись его возвращения. Правда, они знали, что он никуда не уйдет от дома, поскольку сам побаивается местной шпаны, и были уверены в его старших покровителях, производивших на них самое благоприятное впечатление, как и их родители. Опять родители. Их родители на его родителей, но не они сами...
-Поляков, - вывел его из размышлений голос учительницы.
Поняв, что его вызвали, Владик пошел к доске.
-Решаем задачу...
Задача была несложной, но Владику было трудно сосредоточиться, и решение не шло. Он обернулся, ища поддержки от Сережки Симонова, но неожиданно поднял листок с подсказкой Чекмарев. Наконец, трижды исправив ошибку, он справился.
-Садись, Поляков, - равнодушно сказала учительница, - Я, честно говоря, тебя вызвала, поскольку у тебя пятерки были - мог бы пятерку в четверти получить. Четыре я тебе поставлю, но сегодня ты, считай, мне не ответил.
И, когда он уже садился на место, добавила:
-С тобой, Поляков, последнее время что-то странное творится.
-Весна действует, - усмехнулся вслух Мишка Криводуб.
-На кого там еще весна подействовала? Криводуб, к доске. Посмотрим, как на тебя.
Под пробежавший по классу смешок, Мишка встал из-за парты.
-Чего же ты? Такая легкая задача. Пятерка бы была, - сказал Женька, его сосед по парте.
-Да ладно, - отмахнулся Владик, - Нужна она мне.
Женька внимательно посмотрел на него:
-С тобой и правда что-то происходит.
На перемене они переглянулись с Андреем и разными путями спустились вниз, уединившись на первом этаже под лестницей, чтобы обсудить ситуацию.
-Я одного боюсь, -признался Владик, - что они до твоих родичей доберутся. Отец у меня такой - если сказал, сделает.
-Не переживай. Мои родители думают своей головой, и даже если это произойдет, то сумеют ответить. Ну, а про остальное знаем только мы с тобой. Жаль, что теперь встречаться труднее будет. Я думал, еще попутешествуем. В той книге есть про многие интересные места в Подмосковье...
-Ты сказал, что не выдал меня, -перебил Владик, - но тебя же спрашивали, наверное, что это за друг?
-Конечно. Я сказал, что из школы, а назвать не могу - дал слово. Мама сказала, что ей это не нравится, но раз дал слово, то дай и мне слово, что такого больше не будет. На этом и порешили. Мы с тобой с самого начала ошибку сделали. Тебе надо было придти ко мне открыто, познакомиться с родителями, а про то, что там между нами - это наше дело.
-Ладно, чего теперь говорить? Я у тебя еще книжку не дочитал.
-Булгакова?
-Ну. Совсем немного и на интересном месте. Где они в Торгсин пришли...
Андрей замялся немного и сказал:
-Я принесу тебе ее завтра. Но, смотри сам. Найдут - это уже все.
-Не надо, -подумав немного, ответил Владик, - Подожду. Может, получится когда. Я с Чекмаревым насчет отмазки договорился. Мои его почитают за то, что у него отец шишкарь, и матери наши знакомы.
-Ты ему веришь?
-Я так понял, что ему самому это нужно.
-Пошли? - спросил Андрей, взглянув на часы, - Звонок через минуту.
Владик смирился с неизбежным. Ровно в половине второго, едва он успевал придти из школы, раздавался телефонный звонок. Отец проверял его присутствие и задавал один и тот же вопрос: что он собирается делать? На что получал один и тот же ответ: ничего, сидеть дома. Такой же звонок следовал спустя полтора часа. Потом приходила мать, и Владик уходил в маленькую комнату. Он или включал телевизор или перечитывал свои книги. Общение с родителями не доставляло ему удовольствия. Он знал, что они роются во всех его записях, прислушиваются ко всем телефонным разговорам, и если раньше он хоть чем-то с ними делился, то теперь они стали для него чужими людьми.
Так же безрадостно прошли каникулы. Правда, на два дня ему удалось
