вырастили нас с братом без отца, у которого хватило подлости только сделать нас в эту помойку. Мама с теткой спасли нас. Я с раннего детства знал, что не буду здесь жить. Мама мне говорила открытым текстом, что эта страна варваров и хамов, а мы будем жить среди совсем других людей, надо только потерпеть. И главное, об этом никто не должен знать. Если кто-то проговорится хотя бы раз, мы останемся тут навсегда. Вот такую игру придумала. И мне было легче. Я знал, что это все не мое. Я знал, ради чего терплю. Меня же тоже избили в шестом классе, ты помнишь?
Славка неопределенно пожал плечами:
- За что?
- За мой еврейский нос! За то, что я отдавал свои завтраки Монтику и его шобле. Заметь, они не отбирали их у меня, я сам отдавал, Мне не завтраков, мне их было жалко, что они всегда голодные. А они потом пинали меня ногами и приговаривали: «Жри, жиденок». Так мама даже в школу не пошла, когда я рассказал ей об этом. Она только прочла мне в слух Кровавую шутку Шолом Алейхейма и сказала, чтобы я сам решил, как поступить. И так было всегда. Я терпел. А насчет этого... Она очень огорчилась, когда я ей признался, но сказала, что я ее сын и всегда им останусь. Предостерегла только от беспорядочных связей. А когда один раз неожиданно пришла домой, а у меня был Руслан - даже не постучалась в комнату, сидела на кухне. А когда мы оделись и вышли, предложила всем вместе попить чаю. Была с ним приветлива, как со всеми гостями. У меня золотая мама!
- Так вы что, с Русланом больше не увидитесь?
- То, что не станем любить друг друга меньше - я уверен, а увидимся теперь, скорее всего, не скоро, - грустно ответил Женька, - От России до Америки значительно дальше, чем от Питера до Москвы. Но придет время, и он прилетит. Мы зарегистрируем наши отношения и будем вместе всю жизнь. Я сделаю все возможное для этого!
- А он сам-то хочет?
- Как он может не хотеть? И потом, он честный человек, а в России честно можно только сдохнуть. Просто сейчас не может. По личным обстоятельствам.
- Женат?
- Нет, он тоже гей. У него мать к постели прикована, он ухаживает за ней...
Неожиданно взгляд Женьки остановился в одной точке. Он улыбнулся и приветственно поднял руку. У входа на боковую аллею стоял подтянутый моложавый мужчина и тоже улыбался ему. И потому, КАК они улыбались друг другу, Славка почувствовал, что все, что рассказывал ему Женька - правда. По другому быть не могло - ТАК могли улыбаться друг другу только любящие люди.
- Ну, прощай, Мурашик, - протянул ему руку Женька, вставая, - Так выходит, что мы с тобой больше не встретимся. Желаю тебе найти свое счастье.
И пожимая Славкину ладонь, добавил доверительно:
- Мой тебе искренний совет - вали отсюда. Ты сумеешь жить в цивилизованном обществе. Я тебе говорю.
Славка видел, как они обнялись и коротко поцеловались, как пошли рядом о чем-то болтая, как человек распахнул дверцы припаркованного у боковой ограды Лексуса, они сели, и машина, сорвавшись с места, замигала поворотником у перекрестка на Невском.
Он сидел, как оглушенный, оказавшись невольным свидетелем какой-то совсем другой жизни, где другие понятия, другие оценки, другие приоритеты - все другое. И это, не смотря на то, что эти люди здесь, рядом. И открыл ему эту жизнь бывший одноклассник. Тот, с кем он проучился бок о бок девять лет, видел каждый день, общался с ним и не знал, чем тот жил на самом деле. И сейчас серебристый Лексус умчал его в совершенно другую реальную жизнь, так не похожую на ту, которой жил Славка.
Нельзя сказать, чтобы он был наивным, но услышав такое от своего же одноклассника со всей прямотой и беспощадностью, был подавлен. И главное, вспоминая разговор, ловил себя на том, что и ему приходили в голову подобные мысли. Пусть не столь категоричные, но приходили. И ему было неуютно от постоянной лжи и лицемерия. И его возмущало стремление каждого использовать хоть мизерную, хоть ничтожную власть, чтобы не помочь человеку, а унизить, подчинить себе, даже поиздеваться. И ему была противна злоба и нетерпимость. Неужели все действительно так?
Задумавшийся Славка очнулся оттого, что почувствовал на себе взгляд. Причем, довольно пристальный. По аллее расхаживал парень лет тридцати, временами косясь на Славку. Он тоже посмотрел на парня.
«Есть контакт...» - вспомнилась ему Женькина фраза.
Славка поднялся и пошел рядом.
- Как у тебя с местом? - спросил парень, как бы продолжая разговор с полуслова.
- Есть, - ответил Славка,
- Комната? Квартира?
- Комната, но все надежно. Мать должна через час уйти в ночную, а соседей нет.
- Далеко отсюда?
- Не очень. За Витебским вокзалом. Можем дойти пешком до Литейного, а там на трамвае...
Во время разговора Славка рассмотрел парня и не пришел в восторг. Дело было даже не в том, что того нельзя было назвать красавцем. Было в его облике и манерах что-то двуличное, отталкивающее. Губы все время улыбались, интонации голоса оставались индифферентными, а холодные глаза смотрели цепко и оценивающе.
«Да ладно, - мысленно успокоил себя Славка, - на раз сойдет. За этим ведь сюда и пришел».
Парень задумался на какое-то время, а потом полувопросительно полуутвердительно произнес:
- Поехали...
Всю дорогу, пока шли по Невскому и ехали в трамвае, они молчали. Славка продолжал украдкой рассматривать парня, стремясь разбудить в себе определенный интерес, но не чувствовал даже легкого возбуждения. Что обрести желанного друга не вышло, он уже понял, но теперь начинал сомневаться, получится ли у него вообще хоть что-нибудь?
- Ты актив или пасс? - осмелился спросить Славка, когда они вышли из трамвая.
- Уни, - буркнул парень, не поднимая головы.
Так же молча дошли до Славкиного дома.
- Нам сюда, - кивнул Славка на ворота.
Парень остановился, и подняв на него цепкий взгляд, спросил:
- Ты уверен, что в квартире никого?
- Могу проверить, - пожал плечами Славка.
- Тогда сходи, - приказал парень и добавил, - Были б мы ровесники... А так ... никто не поверит, в случае чего, что я твой школьный приятель.
- Я уже армию отслужил, - немного обиженно сказал Славка.
- Хорошо сохранился, - заметил парень с ядовитой усмешкой.
- Жди здесь, - пожал плечами Славка.
- Я там подожду, - парень кивнул на скверик за углом противоположного дома, - Выйдешь, махнешь, если все в порядке.
Славка пошел домой. В квартире действительно никого не было. Однако легкий запах кухни, смешавшийся с едва уловимым ароматом любимых духов матери, свидетельствовал о том, что она ушла совсем недавно.
Славке вдруг неожиданно стало жаль мать. Он представил себе, как она только что прихорашивалась перед зеркалом, как всегда делала перед уходом, как сейчас идет где-то по улице. Маленькая, сухонькая, беззащитная и слабенькая. Идет на пропахшую резиной фабрику, где ей предстоит работать всю ночь в грязном цехе. А он? Приведет сейчас постороннего парня, почти мужика, к которому не испытывает даже ни малейшей симпатии и они будут предаваться утехам в комнате, которую она только что так усердно убирала?
«А может, не надо?» - подумалось Славке.
Какое-то тревожное предчувствие завладело им. Вдруг не захотелось выходить из дома, а поставить на плиту чайник и залечь на диван с книгой. Однако сознание, что внизу ждет человек, которому он пообещал вернуться, заставило его спуститься и призывно махнуть рукой.
Они молча поднялись по лестнице. Войдя в квартиру, парень прислушался.
- Да нет никого, - успокоил его Славка, - Разувайся, вот тапочки. И проходи в ту комнату. Пива холодного хочешь?
- Не пью, - отстранено произнес парень, - Может, лучше предложишь душ принять?
- Да, конечно, - спохватился Славка, - Вон та дверь в ванную. Полотенце чистое я тебе сейчас принесу.
Парень не торопился, прохаживаясь по коридору и продолжая прислушиваться.
- Мне надо позвонить, - сказал он, наконец.
- Пожалуйста, вон телефон...
Славка кивнул на полку в углу прихожей, где стоял аппарат.
- Ты, вот что, - не терпящим возражений голосом сказал парень, - иди в ванную первый, а я пока позвоню.
Славка достал полотенца и послушно последовал в ванную. Он залез под душ и постарался представить дальнейшее, слегка теребя член и пытаясь вызвать возбуждение, но оно не приходило.
«Да ладно, во рту встанет по любому», - утешил сам себя Славка, вытираясь.
Он обмотал полотенце вокруг талии, сунул ноги в тапочки и вышел. Парень ждал его на том же месте, посередине коридора. Очевидно, он уже успел позвонить.
- Иди, - кивнул ему Славка на дверь ванной, - Полотенце справа на вешалке.
Парень ушел в ванную, и Славка услышал, как зашумела вода.
Он вошел в комнату, с помощью стула дотянулся до коробки, стоявшей на крышке шифоньера, где были припрятаны презервативы, и достав пару, спрыгнул. Полотенце при этом упало. В отражении стоящего в углу старомодного трельяжа он увидел свое худое длинное тело. Почему-то опять его охватило недоброе предчувствие и опять стало кого-то жалко: то ли мать, то ли себя...
«Ну, а мать-то причем?» - подумал Славка, растягиваясь во весь рост на диване поверх постеленной простыни и прикрывая живот полотенцем.
Он ждал. Вот послышались шаги в коридоре, скрипнула дверь...
«Интересно, он разделся сразу или нет?»
Славка повернул голову и замер. Парень стоял на пороге комнаты в том виде, как был до ухода в ванную. Он и не думал принимать душ, а тем паче раздеваться. В руках у него был огромный топор. Тот самый, который сосед Виктор Петрович привез с дачи и хранил почему-то под ванной.
Губы парня теперь не улыбались, а глаза смотрели, как на неодушевленный предмет. Вся поза и действия не вызывали сомнений в намерениях.
Славка невольно попятился на диване, спуская ноги на пол и пытаясь встать.
- Ну, что, пидоренок, ты все понял? - проговорил парень все тем же индифферентным голосом, поднимая руку с зажатым в ней топором.
Славка встал на ноги. Полотенце поползло на пол, он сделал попытку, нагнувшись, поднять его... Но страшной силы удар в подбородок опрокинул его навзничь.
Славка отлетел назад, и сильно ударившись затылком о стену, упал на диван, теряя сознание...
6.
Когда Славка очнулся, солнце за окнами клонилось к закату. Ушибленная голова болела, и слегка поташнивало. Мутным взглядом Славка оглядел комнату. Весь вид ее не оставлял сомнений, что квартира ограблена. Двери шифоньера были нараспашку, белье валялось на полу, вывернуты все ящики трельяжа, серванта, переворошено белье на постели матери.
Пошатываясь, Славка начал собирать с пола вещи, преодолевая головную боль, накатывающуюся при каждом приседании. Попутно, он тщетно проверял места, где мать хранила что-то представляющее ценность. Ничего не было. Не было ни ее золотых украшений, ни денег, отложенных про запас под стопкой белья, но самой большой потерей для Славки оказался серебряный набор столовых приборов. Это была единственная в их доме антикварная вещь, доставшаяся от бабушки.
Славка ее почти не помнил. Она жила в деревне
