Вот это да, подумал Виктор ошарашенно. Теперь разговоров на базе на две недели хватит.
Он сунул «лингер» обратно в кобуру и, задрав подбородок, двинулся к выходу, но с полдороги вдруг вернулся, пнул бутафорское чудовище ногой и спросил самым, на какой только был способен, будничным голосом:
— Откуда ты выкопал эту образину?
— Оттуда, — сказал Грэхем, все еще всхлипывая, и махнул рукой в сторону коридора. — Я понял, это здание — театр. Там есть что-то вроде костюмерной, наряды всякие, маски, вроде этой... А здорово я тебя, гвардеец Виктор.
— Идем, — сказал Виктор и, ни слова больше не говоря, первым направился в коридор.
Костюмерная обнаружилась за третьей по счету дверью. В небольшой зеркальной комнатке висели на вешалках вдоль стен всевозможные костюмы, маски, стояли стулья, столики с каким-то неопределенным барахлом, а в углу на полу лежала куча неприятного на вид тряпья, из которого торчала, масляно поблескивая, голая задница какого-то манекена. Все это не представляло ни малейшего интереса, и Виктор, даже не потрудившись закрыть дверь, двинулся дальше. Грэхем Льюис, ухмыляясь, затопал следом.
Так, что у нас здесь, подумал Виктор, отворяя следующую дверь. За дверью оказался огромный актовый зал. Все в нем вроде было на месте — длинные ряды кресел в партере, балконы, широкая сцена с подъемным занавесом. Не хватало только для полноты композиции оркестровой ямы. Но она здесь, если это действительно театр, явно была ни к чему. Если же это все-таки не театр, а, к примеру, опера, то где гарантия, что для музыкантов здесь не подготовлено какое-нибудь другое место? Нельзя же, в конце концов, все подгонять под земную мерку. Совпадений и так чересчур достаточно.
— Ладно, — сказал Виктор. — Делать тут явно нечего. Поплыли отсюда.
— А что и где нам тогда делать? — спросил Грэхем, когда они вышли из здания театра на площадь.
— Ты и в самом деле такой питекантроп или только прикидываешься? — сказал Виктор. — Напоминаю, мы собирались на телецентр.
— Есть поправка, — сказал Грэхем. — До телецентра не менее пяти кэмэ. На дорогу по этой помойке мы ухлопаем весь остаток дня. Предлагаю заняться поисками редакций.
— Поправка принимается, — сказал Виктор, подумав. — Есть какие-нибудь предложения?
— Предложений нет, — сказал Грэхем. — Есть пожелание, поменьше трепать языком, побольше заниматься делом.
— Наконец-то я услышал слова не ребенка, но зрелого мужа, — сказал Виктор. — Вызывай базу.
Через минуту в динамиках раздался сочный зевок, а вслед за ним скучающий голос дежурного оператора связи:
— Юрий Хентов, слушаю.
— Привет, Хентов. Здесь Локтев, — сказал Виктор. — Кто из наших занимался разведкой в моем секторе?
— Я, — сказал Хентов. — А что тебя интересует?
— Меня интересует, где находятся редакции местных газет и журналов, — сказал Виктор.
— Ясненько, — сказал Хентов. — Дайте-ка мне панораму.
Грэхем и Виктор тотчас же завертели из стороны в сторону головами, а дежурный оператор что-то нечленораздельно забормотал.
— Ясненько, — повторил он через минуту. — Вам, ребятки, жутко повезло. Видите справа улицу?.. Дуйте по ней два квартала и слева, за сквером, найдете то, что вас интересует. Желаю успеха.
— Мерси, — сказал Виктор. — Спасибо за информацию.
— Желаю приятно выспаться, — добавил Грэхем.
По части беспорядка указанная Хентовым улица мало чем отличалась от центральной площади. На всем ее зримом протяжении царило то же самое унылое запустение: мусор, мусор и мусор. Мусор самого разнообразного происхождения. Только разве что по причине близости домов битых кирпича и стекол здесь было явно больше, да человеческих скелетов по причине непонятной было явно меньше. Во всем остальном беспорядок на улице казался своеобразным продолжением-рукавом гигантского организма свалки на площади.
Через полчаса, а именно столько времени космодесантники затратили на дорогу, выяснилось, что вожделенная ими редакция местной газеты помещалась в огромном квадратном семиэтажном здании, сооруженном в ультрасовременном стиле из стекла и бетона. Время, стихии и другие мелкие напасти его ничуть, казалось, не состарили. Все так же, как и сто, наверное, лет назад, игриво поблескивали под лучами стоящего в зените Мэя оконные стекла, все, без исключения, целые; металлические колодцы выведенных наружу лифтов нисколько не поржавели, а перед самым входом на небольшом постаменте располагался свежий на вид, будто вчера только отлитый, бронзовый бюст какого-то мужчины.
— Обнадеживающие признаки, — заметил Виктор.
Грэхем в этот раз промолчал, пожал только плечами, к чему, мол, гадать, там будет видно. Войдя в здание, он сразу же, насвистывая некую замысловатую мелодию и заглядывая во все двери, принялся бродить по запутанным коридорам первого этажа, а Виктор, поднявшись по широкой мраморной лестнице на второй, обнаружил там довольно обширную комнату, весь пол которой был, словно хлопьями желтой пены, устлан кипами старых газет. При малейшем прикосновении они, как сопревшая до последней степени материя, расползались, превращаясь в какие-то неопределенные клочья, просыпавшиеся между пальцев. Прочитать их не было никакой возможности, и Виктор, оставив свои попытки, поднял с пола кресло, уселся в него и принялся ждать Грэхема.
Все это, в принципе, можно восстановить без особых проблем, подумал он, оглядывая помещение комнаты. Направить сюда толковых ребят с толковой техникой, пусть поработают. Главное, не стоять у них над душой и, что, наверное, даже важнее, не давать стоять у них над душой Аартону. Тогда эти убогие перлы снова станут выглядеть как новенькие. Неплохая, в общем-то, мыслишка. Не забыть бы только потолковать об этом с шефом... Где же Грэхем? Ч-черт! Вечно его приходится ждать. Опять, наверное, готовит какую-нибудь очередную пакость.
Он повернул голову к двери и стал прислушиваться к тому, что творилось на первом этаже. Сначала там стояла тишина, потом вдруг что-то с грохотом рухнуло, зазвенело что-то — то ли стекло, то ли листы железа, и как только шум этот утих, снова раздались беспечное посвистывание, хлопанье дверей и мерный цокот металлических ботинок. Развлекается, душка Грэхем, подумал Виктор. Вскоре шаги приблизились, затихли, и в дверном проеме возникла сутуловатая фигура Льюиса, улыбавшегося во весь рот.
— Отдыхаете, господин капрал, — сказал он. — И правильно делаете. Все эти носители информации не выдержали испытания временем. Рад это констатировать, ибо, можете мне поверить, нам пришлось бы после их изучения заканчивать свои дни в сумасшедшем доме. Ты только посмотри, сколько их здесь. — Грэхем повел вокруг рукой и вдруг пошел прямо по газетам, топча их и расшвыривая в стороны.
— Идиот! — крикнул Виктор. — Прекрати немедленно. Все это легко восстановить.
— А зачем? — сказал Грэхем, все же останавливаясь. — Надеешься обнаружить что-нибудь заслуживающее внимания? Напрасно надеешься. Тот, кто уничтожил цивилизацию, наверняка позаботился и о том, чтобы ликвидировать всю информацию, которая могла бы пролить свет на события, имевшие здесь место. А скорее всего, сударь мой, никакой информации тут и не было. Цивилизация, как пить дать, погибла в однодневье или даже в одночасье, так, что даже никто и пикнуть не успел, до газет ли им тут было?
— Опять двадцать пять, — сказал Виктор, поморщившись. — И в кого ты такой уродился, демагог доморощенный?
— Нет, братец ты мой, я не демагог, — сказал Грэхем, широко раздувая ноздри. — Не демагог я. Просто я нутром чую, всеми своими фибрами, что мы не там копаем. Понимаешь ли ты это? Можешь ли ты это понять, австралопитек этакий? Я чую. Чую я, и все тут.
— Я тоже чую, — признался вдруг Виктор. — Мне кажется, нам стоит заняться историей этой планеты. Наверняка на каком-то этапе обнаружатся пробелы в духовном и интеллектуальном развитии местного населения. В них, очевидно, и кроются причины гибели цивилизации.
Грэхем посмотрел на Виктора с интересом.
— Ну?
— Чего «ну»? — сказал Виктор сердито. — Я знаю столько же, сколько знаешь ты. Своей головенкой надо думать.
— Хар-роший у нас разговор получился, — заметил Грэхем, ухмыльнувшись. — Ладно, старик, если ты не против, я, пожалуй, вызову катер. На сегодня, кажется, все...»
* * *
Светлана Лаврентьева, компаньонша унылого субъекта по кооперативу, оказалась высокой светловолосой девушкой лет 22-24. Как заученный урок, она почти без запинки протараторила историю, уже известную ранее Херманну.
«18 июля, это было, кажется, воскресенье, мы с Аликом, приятелем моим, поехали на его машине за город, на природу. Захотелось, знаете, отдохнуть, позагорать, расслабиться, а то все работа да работа, замучила проклятая... В общем, приехали мы на место еще до обеда. Это аж за Биссергеневкой, на Аксае, есть там, знаете, такой мост, так вот сразу же на ним — направо. Красотища там — с ума можно сойти. Ивы, дубы, трава зеленая, и купаться можно. Алик сразу же в багажник — за удочками, он у меня рыболов заядлый, а я — за ведро да к реке, на уху надеялась. А перед этим ему и говорю, включи, говорю, магнитофон, пускай музыка играет, а то уйдешь сейчас, а я в этой технике ничегошеньки не понимаю. Он сначала отмахнулся было — занят, мол, а потом и говорит, ладно, говорит, сейчас я с удочками разберусь и включу, иди. Ну, я и пошла. Только я на берег вышла, смотрю, а на том берегу из камышей, будто бы дым какой-то, черный туман выползает. Странный такой туман, вода вокруг него кипит, пар идет. И ползет он, как стелется, над самой рекой и вроде бы ко мне, на нашу сторону. Страшно мне тут стало, оцепенела я, дрожу, назад хочу бежать, а ног не чую. Так бы, наверное, и умерла со страху, если бы Алик магнитофон не включил. Заиграла тут музыка, Юрочка Шатунов запел. Я в себя пришла, ведро бросила и — бежать. До самой машины бежала. Бледная вся, испуганная. Алик меня как увидел, так чуть в обморок не упал. Что, говорит, случилось? Крокодилы, что ли? Нет, говорю, не крокодилы. Ты разве ничего не видел? Нет, говорит, ничего не видел. Алик, говорю, милый, поехали отсюда. Он еще больше удивился. Да что случилось, говорит? Не спрашивай, говорю, потом расскажу, поехали, пожалуйста. Ну, говорит, если ты этого так хочешь... Так мы и уехали. А ведро то на берегу забыли. Так, наверное, и лежит там до сих пор. Жалко. Совсем новое ведро было. Эмалированное. Я его у спекулянтов с переплатой купила...»
* * *
...Майор Херманн сидел в расслабленной позе на переднем сиденье, за рулем, глядел меланхолически на дорогу и, казалось, по-прежнему не проявлял ни малейшего желания отвечать на многочисленные вопросы Романа. Ну и черт с тобой, думал Роман. Мне, собственно, на это уже наплевать. Картина и без того прорисовывается уже достаточно отчетливо. Не хватает только нескольких завершающих штрихов, а именно:
А хозяйство на кого? Корову кто кормить-доить будет?
