как это чудище вычисляет геторов (по психополям, что ли), как оно сумело материализоваться, ведь для этого потребовалась бы колоссальная энергия, и как же все-таки с ним бороться — что-то уже мелькает у меня в голове по поводу этого последнего вопроса, но пока что это не более чем туманные неопределенные пятна. Со временем я, конечно, разгрызу этот орешек. Будьте спок, товарищ майор. А вот что касается вашего непонятного поведения, то тут, признаться, я в полнейшем недоумении. Специалист вы, что ли, игры на нервах? Есть, знаете, такие любители, этакие анизотропные индивиды, которые… то ли из чисто спортивного интереса, а быть может, в угоду своей врожденной предопределенности, готовы кого угодно, хоть мать родную, довести до белого каления. Хотя, признаться, я все больше склоняюсь к тому, что все эти ваши показные манеры крутого мена — есть заранее спланированная, специальная акция некоего психологического характера. Если это так, товарищ майор, то, смею вас заверить, это форменное идиотство. Неужто вы не понимаете, что своими жалкими потугами растормошить меня только затрудняете мне работу?.. Нет, тут нужна полная ясность.
И Роман, искоса поглядев на майора, сказал как можно более любезным голосом:
— Дмитрий Миронович, вы не могли бы прояснить ситуацию в одном немаловажном для меня вопросе?
Не отвечая, майор Херманн посидел некоторое время в неподвижности, потом зашевелился, потягиваясь, швырнул потухшую сигарету в окно и, словно бы у него вдруг случился нервный тик, как-то неопределенно, обозначая, очевидно, тем самым свое согласие, дернул головой.
— Скажите, Дмитрий Миронович, за что вы меня так не любите? — спросил Роман.
— Хм, — сказал майор, — а за что мне вас любить?.. Вы не женщина, и я вам не любовник.
— Фу, какая банальность, — скривился Роман. — М-да… Ну, хорошо, я не женщина. А вот если бы стал, изменилось бы что-нибудь?
— Нет, — сказал Херманн. — Не изменилось. Не буду лукавить, вы мне неприятны по другой, вполне определенной причине.
— Это по какой же?
— А по такой, что вы не человек, Роман Васильевич...
— Не человек? Хм, а кто же я тогда?
— Чудовище.
Херманн сказал это совершенно спокойно, по-прежнему не отрывая глаз от дороги. Ни единый мускул не дрогнул у него на лице. Чего, конечно, нельзя было сказать о Романе.
Он дернулся, как от удара, и до хруста сцепил зубы.
— Ну, спасибо!.. — процедил он. — Умеете вы быть… тактичным.
— Быть может, вы этого еще не вполне осознаете, — продолжал Херманн, не обратив на реплику Романа ни малейшего внимания, — но это так. Конечно, вашей личной вины в происходящем нет, триста тысяч трупов на совести другого чудовища. Но, смею вам заметить, вы от него мало чем отличаетесь.
— Понятно, — сказал Роман, когда примерно через минуту кроваво-красный туман рассеялся перед его глазами. — Теперь мне все понятно. Ну и что же вы намерены делать дальше?
— Следовать за вами всегда и всюду...
— Как тень? — спросил Роман с недоверием.
— Как Альтер-эго. Я к вам приставлен. И без моего ведома ни один волос не упадет с вашей головы. Уж можете мне поверить.
— Уже упал! — выкрикнул Роман, выдергивая из головы целый клок поседевших волос.
На это майор не сказал ничего.
— Знаете что, — сказал через какое-то время Роман. — Остановите машину.
— Это еще зачем?
— Выйти хочу.
— Зачем?
— Пешком пойду.
— Не выдумывайте. До Ростова еще пятнадцать километров.
— Мне плевать! Остановите сейчас же! Немедленно!
— И не подумаю!
— Вот как!? Тогда я вам со всей ответственностью заявляю: если вы не остановите машину, я выпрыгну на ходу.
— Охотно вам верю, — сказал Херманн равнодушным голосом. — Прыгайте.
— Ах так! — пробормотал Роман, хватаясь за дверную ручку. Приоткрыв дверцу, он посмотрел на несущуюся обочину дороги и, отклонив назад корпус, зажмурил глаза.
— Да остановитесь же вы наконец, психопат вы этакий! — закричал тут у него над ухом Херманн. — Если вам так хочется, пожалуйста, можете идти пешком! Тоже мне, экзистенциалист!
И тотчас же, отчаянно завизжав тормозами, черная «Волга» остановилась, да так резко, что Роман, которого по инерции швырнуло вперед, едва не ударился головой о лобовое стекло.
Не говоря ни слова, он выбрался из машины и скоро зашагал по обочине дороги.
— Когда перебеситесь, — крикнул ему Херманн, — дайте знак. Я подберу вас.
«Волга» стронулась тихонечко с места и едва слышно покатила вслед за Романом.
Лучше сопли свои подбери, подумал тот с яростью. Тоже мне, Альтер-эго! Да я таких Альтер-эго!.. Пронин майор! И откуда ты только взялся?!.. Лучше бы ты с преступностью воевал!.. Альтер-эго!!..
Он вдруг резко свернул с дороги и по пыльной вялой траве побрел к лесополосе.
Позади раздались невнятные ругательства, потом стихли, гулко хлопнула дверца и послышались торопливые догоняющие шаги.
Ползет сволочуга, подумал Роман с удовлетворением. Он остановился, повернул слегка голову, так, что в поле зрения появилась расплывчатая — не в фокусе — фигура майора, и спросил с усмешкой:
— Так и будете за мной ходить?
— Так и буду, — откликнулась фигура.
— Что ж, дело ваше.
Роман побрел дальше, а шаркающие позади шаги возобновились. Будто соединенные невидимой нитью, они прошли один за другим через лесопосадку, потом по небольшому, изрытому гусеницами то ли тракторов, то ли танков (полигон тут, что ли, был) полю, миновали редкую березовую рощу, вдоль края которой тянулись кусты шиповника и поднялись наконец на невысокий пригорок, поросший жухлой низкорослой травой, покрытый головешками, клочками газет, бутылочным стеклом и прочими миазмами испражнявшегося здесь пикника.
Что ж, подумал Роман. Вот все и прояснилось. Я теперь, оказывается, чудовище. Угроза для человечества, так сказать. Ну-ну! Интересно, когда будет покончено с монстром, не примутся ли Херманн и ему подобные за меня и других геторов? Так, на всякий случай, от греха подальше. Отправят к праотцам без тени сомнений, и все будут довольны — и мы не будем мучаться, и херманны будут спокойны. Великолепный, признаться, выход, все проблемы разрешающий. Впрочем, товарищ майор, я вас прекрасно понимаю. Собственная безопасность превыше всего. Я и сам, пожалуй, на вашем месте поступил бы так же. Только вот, товарищ майор, я не на вашем, к сожалению, месте. Я, товарищ майор, на своем месте, и у меня насчет моего будущего планы немного иные... И с этим вам — хотите вы этого или нет — придется считаться…
Он повернулся к майору и замер, пытаясь удержать рвущийся наружу крик. В только что оставленной ими низине, со стороны придорожной лесопосадки, текло к ним, неторопливо накатываясь на желтеющую траву, облако черного тумана. Многочисленные ярко-голубые прожилки и точки сверкали в нем, как россыпи бриллиантов, прямой, выжженный в траве след позади облака курился синим дымом, и во все стороны разбегались по прелым листьям и сухим веткам веселые огненные ручейки занимающегося пожара.
Так вот ты каков, подумал Роман, а Херманн, первым очнувшийся от столбняка, заорал ему каким-то нелепым высоким голосом:
— Теперь вы видите, видите? Теперь вы убедились?.. Смотрите на него внимательно, смотрите и запоминайте! Вот оно — порождение извращенного разума гетора!
Роман по-прежнему не шевелился, оцепенев, и ничем не реагировал на слова майора.
— Ладно, — сказал Херманн уже более спокойно. — Вот ключи, бегите к машине и ждите меня там, а я попробую его задержать. — Он вложил что-то в вялую руку Романа. — Ну, что же вы? Бегите! Да бегите же, черт вас возьми!
Роман посмотрел на него безумными глазами, словно бы не понимая, чего от него хотят, потом попятился, спотыкаясь, и наконец побежал. Побежал он легко, не ощущая ног и не видя земли, в сторону зеленеющих невдалеке зарослей шиповника. В голове у него было пусто, ни мыслей, ни чувств, только страх да гулкое буханье крови в висках. И еще ему казалось, будто он не бежит, а летит, летит, как лишенная плоти невесомая мысль над грубой неприглядной действительностью. Метров через сорок, услышав позади сухие пистолетные выстрелы, он как бы выпал из этого измененного бытия, остановился, оглянулся, неосознанно фотографируя картину окружающей действительности, и увидел майора Херманна, который, согнув ноги в коленях, все еще стоял на прежнем месте, на вершине, стреляя во что-то невидимое, скрытое за выпуклостью холма, и, по всей видимости, не очень-то торопился обращаться в бегство.
А в низине, видно, горело уже хорошо, легкий ветер выдувал оттуда рваные клочья дыма, что-то трещало там, и птицы, встревоженно галдя, разлетались в разные стороны. Ну что же он, что же он, подумал Роман с отчаянием. И тут появилось облако. Появилось оно бесшумно, стремительно, сразу же всей массой, словно бы вдруг выпрыгнуло прямо из-под земли, и в ту же секунду трава под ним занялась мелким огнем, дыма стало больше, а прозрачный воздух поверх него заколебался, плавясь, и вместе с воздухом заколебались далекие редкие облака. Ну же, ну же, отчаянно твердил про себя Роман. Словно бы услышав его призыв, майор Херманн обратился наконец в бегство. Он помчался, как сайгак, гигантскими скачками в сторону от Романа и от дороги, ежесекундно оглядываясь, рассчитывая, должно быть, что черный туман последует за ним. Однако, полностью его игнорируя, облако, собравшись в правильный компактный шар, диаметром не более трех метров, покатилось к Роману. В одно мгновение голова Романа снова стала пустой, снова гулко забухала кровь в висках, а дикий страх, казалось, уже готов был вырваться наружу душераздирающим нечеловеческим воплем. Роман невольно попятился, а Херманн, что-то крича и отчаянно размахивая руками, уже мчался обратно. Опять затрещали пистолетные выстрелы, сухо, неуверенно — совсем, казалось, неуместный здесь звук. Даже малейшего вреда облаку они не доставили. И все же оно остановилось. То ли ему надоела возня майора, то ли оно решило покончить сначала с более близкой жертвой. Из самой его середины, словно некая черная молния, метнулось вдруг к Херманну огромное щупальце, обхватило его поперек туловища, и в то же мгновение майор исчез в пульсирующей ярко-голубыми прожилками массе.
Только раскинувшиеся в полете ноги мелькнули перед потрясенным Романом. Боже! Боже! — шептал он едва шевелящимися губами. А майора между тем крутило в облаке и швыряло, как попавшее в водоворот бревно. Попеременно из черной каши показывались на короткие мгновения то руки, то ноги, то искаженное мукой лицо, и каждый раз сведенные судорогой губы на нем словно бы шептали: «Беги». А потом — прошло, наверное, всего несколько, пять или шесть, секунд, не больше — из облака вдруг выстрелил в небо густой фонтан черной крови, и майор больше не появлялся.
А Роман вся пятился, пятился, не в силах повернуться, не в силах бежать. И неизвестно, сколько бы еще времени продлилось это оцепенение, если бы долгожданная разгадка зловещей тайны не озарила наконец его сознание. Те самые недостающие штрихи легли наконец на предназначенные им места, и сразу же туманная картина обрела завершенность, исчезли белые пятна, все стало понятным, логичным.
В мгновение ока вернувшиеся к Роману силы взорвали оцепеневшие мышцы, и он, с ходу вломившись в кустарник, продрался сквозь него, оставляя на
А хозяйство на кого? Корову кто кормить-доить будет?
