новых знакомцев, обнявшихся за плечи, чего, собственно, и добивался с самого начала...
Главные ворота, охраняемые бдительными стражниками из числа прибывших с дядюшкой Олафом, они прошли без затруднений. Цепных псов короля самозванца больше интересовала не подвыпившая матросня, а трезвые молчаливые дворяне, шастующие из конца в конец города с каменными лицами. Вот кого бы пощупать на предмет лояльности к новой власти...
Офицер с пышными усами, поигрывая алебардой, только предупредил гуляк, что бы не орали и не буянили на улицах, иначе он лично засадит всех в кутузку на хлеб и воду и когда они от такой диеты превратятся в щепки, он заткнёт ими щели в полу караулки, а то от сквозняков и проклятых крыс житья совсем не стало...
Боцмана звали Клаус, во всяком случае, он охотно отзывался на это имя, когда его окликали товарищи. Правда, он в равной мере реагировал так же и на "старую калошу", и на "протухшую акулу" и на "мордо жжёного дьявола".
Когда компания остановилась у крыльца заведения, из-за дверей которого на улицу выплывали запахи кислого вина и подгоревшего жаркого, приправленные шумом хорошей потасовки и яростными выкриками вкупе с пиликаньем скрипки, Клаус кивнул на раскачивающуюся на цепях вывеску над входом и лукаво прищурившись, погрозил Синдбаду пальцем.
- Тулий, Тулий... Ах ты, шалун! Так вот куда ты нас притащил... Это же "Весёлый утопленник"! Давай по чести, ты с самого начала спешил проведать свою красотку - танцовщицу Бланш? Разве нет?
Синдбад не стал отпираться, скромно потупив очи.
- Есть такой грешок, Клаус...
Боцман расхохотался.
- Понимаю, дело молодое. Только ты поздно спохватился. Она теперь с Махмудом - "Секир-башка". Ты ведь помнишь этого турка-сельджурка. Он ходит старпомом на "Сарацине"...
- Я ему морду расквашу, - мрачно пообещал Синдбад, раздумывая, как бы ему теперь незаметно отвязаться от новых друзей и спокойно переговорить с Маркусом, если тот уже пришёл.
"Ладно, что-нибудь придумаю, - решил он, - В крайнем случае заявлю, что отправляюсь на поиски своей девицы Бланш или её нового петушка Махмуда..."
- ...А я помогу! - пообещал обрадованный боцман, с любовью поглаживая пудовые кулаки, - Ненавижу турок! Не пьют, солонину не жрут, курят исключительно кальян... Зато баб наших готовы драть и днём и ночью. Это же произвол и... дискриминация!
Клаус обернулся к приятелям, в обнимку отплясывающим то ли "джигу", то ли "яблочко":
- Братишки, мы пришли. Заходим и оттягиваемся так, что бы потом в плавании было что вспомнить. Возможно, придётся погонять мусульман, что б им всем болтаться на рее! Кто против?
Таких не нашлось. "Братишки" дико обрадовались предстоящей перспективе помахать кулаками. Компания, вопя и улюлюкая, ввалилась в двери таверны, причём Синдбад предусмотрительно затесался в самую середину гуляк.
Глава 3.
Большой зал, казалось, переполнен сверх меры: ещё два-три человека - и стены заведения вот-вот затрещат по швам и рассыплются по кирпичику. Однако вошедшая компания растворилась среди посетителей словно капля в море - и ...ничего не произошло!
Синдбад мгновенно оглох от гула голосов, звона посуды и музыки бродячих артистов. Из-за дымки, витавшей по залу, трудно было что-либо рассмотреть. Но он и так знал - успел изучить во время прошлых посещений - что по ту сторону зала, напротив входа, расположена дубовая стойка. За ней заправляет сам хозяин таверны - по слухам, бывший пират. Справа от стойки пылает огромный камин, в котором на вертеле доходит до кондиции туша бычка средних размеров, а слева, впритык к стене, неширокая лестница в два марша ведёт на открытую галерею, опоясывающую Большой Зал по периметру.
На галерею выходят двери отдельных кабинетов. Как правило, в них ищут уединения посетители посерьёзнее, чем шаромыги в общем зале: и дворянская знать, и просто зажиточные горожане - купцы, предводители разных ремесленных гильдий, администрация магистрата. Всех не перечесть. Постояльцы замечали и кое-кого из местного духовенства, но об этом молчок...
Ещё второй ярус интересен тем, что там имеется коридор, пронизывающий таверну поперёк от торца до торца. В него выходит три-четыре десятка дверей от гостиничных номеров, которые сдаются регулярно и никогда не пустуют, потому как очень удобны и относительно дёшевы.
Маркус должен дожидаться Синдбада в кабинете с прибитой над дверью высушенной морской звездой. Цифровая нумерация в этих краях ещё не в ходу, поэтому хозяин и додумался обозначать помещения различными прибитыми к филёнке предметами. Например, справа от морской звезды соседствовала дверь с курительной трубкой, слева - с подковой, ещё дальше - с усохшей каракатицей...
К столам, многие из которых пирующие сдвинули рядами, пробиться лучше и не пытаться - свободных мест там всё равно не видно. Многие пристроили свои кружки и кувшины на подоконники, иные на полу, вдоль стеночки, третьи вообще теснились группами на свободных пятачках зала, охраняя ногами стоящие на полу блюда с закусками и бутыли с вином, а четвёртые, кому и этого не доставало, просто дефилировали по залу с кружками в руках, словно свободные кометы по небосклону.
Маршрут тех, кому некуда было приткнуться, обычно не отличался замысловатостью: от барной стойки они медленно брели к камину, что бы вдохнуть аромат жаркого, от камина на галерею с перилами, облокотившись на которые так удобно обозревать зал с высоты, а насмотревшись вдоволь, снова сходили по ступеням в зал, к хозяину за стойкой...
Такого наплыва посетителей, как сегодня, не мог припомнить никто из постояльцев заведения. Да и сам хозяин таверны тоже напрягал память напрасно! Ну, не было у него подобного столпотворения никогда, хоть ты тресни! Скорее всего секрет сегодняшнего сумасшествия заключался в последних событиях, произошедших в королевстве. Кто-то одобрял Олофа, кто-то соболезновал Дороте, только равнодушных вот не находилось...
Синдбад сделал робкий шажок вперёд. Неистовая хмельная круговерть мгновенно подхватила его, закружила и, оттерев от боцмана с компанией, швырнула прямо к столам. На миг перед глазами мелькнула фигура человека в кожаных штанах и с обнажённым торсом. Сердце у морехода ёкнуло - мускулистая спина и неповторимый разворот плеч показались ему очень знакомыми...
"Спартак!"- мысленно ахнул капитан и усердно заработал локтями, пробивая себе дорогу к столу, за торцом которого сидел, как ему думалось, его погибший товарищ.
Увы, он ошибся! Великан, которого он сгоряча принял за предводителя рабов, словно почувствовал его взгляд. Он резко обернулся, инстинктивно хватаясь за рукоять длинного меча, ножны которого покоились на ремешке между лопаток.
Вся горечь разочарования вырвалась из Синдбада с глубоким вздохом - незнакомец оказался юным гигантом, совершенно не имеющим ничего общего с его изрубленным римлянами другом.
Ему лет пятнадцать - шестнадцать, но выглядел он на все восемнадцать-двадцать. Волосы чёрные, прямые, прижаты бронзовым обручем со стёртой местами на узорах позолотой. Лицо правильное, но слишком уж простое, ни намёка на породу.
Простолюдин так и выпирал из паренька отовсюду. Но попробуйте сказать ему об этом прямо в глаза! Не советую! Чревато, знаете ли...
Ах, какая фигура! Какие мускулы! Смотреть страшно! Да, он чуть ниже Спартака, но зато шире в плечах. Его друг с годами раздался в талии, но у этого она была по-юношески тонка...
- Конан! - крикнул кто-то за столом, - Поведай нам, сколько сторожей ты положил одним ударом, пока мы чистили купеческую казну?
Молодец одарил Синдбада пронзительным взглядом, но не найдя в нём для себя никакой угрозы, вновь повернулся к сотрапезникам и похвастал:
- Троих! Это было просто! - он громко захохотал, приятели дружно его поддержали.
Синдбад поспешил ретироваться. Он понял, что за столом гуляет шайка воров-гастролёров. Конан у них играет роль "тарана". Слепая мощь! Его задача - нейтрализовать охрану, в то время как обязанность остальных взломщиков - быстро и квалифицированно вскрыть любой замок и запор, даже в самых неприступных сокровищницах, а потом спокойно вычистить хранилище до после дней монетки.
- Тули-и-ий!!! - донёсся до Синдбада приглушённый рёв боцмана, - Ты где-е-е? Иди-и-к-на-ам!
Новый приятель никак не хотел смириться с потерей источника дормовой выпивки, потому и взывал к нему с упорством потерпевшего крушение.
Капитан Синдбад развернулся, изловчившись, ввинтился в толпу. Ему пришлось очень постараться, что бы проложить новый курс - подальше от боцмана, но поближе к лестнице, ведущей на галерею. Вся сложность заключалась в том, что сбоку от перил полумесяцем возвышалась малюсенькая эстрада, на которой тем не менее умудрилось разместиться с полдюжины бродячих музыкантов со своим инструментом: испанской гитарой, большим басовым барабаном с чарльстоном и тарелкой, скрипкой, виолончелью, контрабасом и зурной со струнами из конского волоса.
Ансамбль вполне профессионально наяривал польку-бабочку местного разлива. Не менее двух десятков разгорячённых вином пар, лихо отплясывало прямо перед лестницей, что, естественно, затрудняло к ней подход.
Синдбад ледоколом вклинился в толпу плясунов, зорко следя, что бы ему не отдавили ноги деревянными каблуками. Он умело лавировал между раскрасневшихся, притоптывающих и прихлопывающих пар, с каждым шагом приближаясь к заветным ступенькам.
Внезапно перед ним выросла размалёванная девица. Всего секунду она вглядывалась в его лицо, после чего радостно взвизгнув, повисла на шее с поджатыми ногами.
- Тулий! Любимый! Ты сдержал слово и приплыл за своей маленькой крошкой!
Синдбад чертыхнулся: этого ещё не хватало! Угораздило же его напялить личину моряка, которого в этом городе каждая собака, в том числе и женского рода, знает в лицо. Он немного растерялся, не зная, как ему сейчас поступить...
- Тулий, мальчик мой! Что с тобой? Это же я, твоя малышка Бланш! Ну, поцелуй же меня, наконец!
Синдбад, опасаясь за грим, поспешно чмокнул её в щёчку и с воплем:
- Дорогая! Я сплю, иль грежу? Ужель ты вновь в моих объятьях! - попытался оторвать от себя настырную девицу, что бы без помех затеряться в толкотне.
Но не тут-то было! Бланш, весело щебеча что-то насчёт его осипшего голоса, вцепилась в моряка мёртвой хваткой. На них стали оглядываться, кидать едкие, недвусмысленные замечания. Одно пошлее другого.
Тулий-Синдбад мгновенно оценил ситуацию. Ему не оставалось ничего другого, как подхватить свою пассию и закружиться с ней в хороводе. Но при этом хитрец продолжал упорно прорываться к лестнице.
Три шага отделяли раскрасневшихся Синдбада и танцовщицу от нижних ступенек, когда дорогу им преградил черноволосый моряк-красавец с глазами-оливами, в которых сверкал яростный огонь.
- Бланш!!! - заорал он, хватая девицу за длинные каштановые волосы и наматывая их на кулак, - Чёртова потаскуха! Куда это ты сбежала от меня? Что за болван тут с тобой? Почему ты на нём повисла?
"О, дьявол! - воскликнул в сердцах Синдбад, - Вот и новый воздыхатель Бланш. Турок Махмуд, по прозвищу "секир-башка"! Ну, сейчас начнётся! Сначала ревнивец обрушится на девушку с упрёками в
