Потом развязал шнурки на ботинках, снял их, выпрямился и скинул джинсы. Больше на мне ничего не оставалось - таков был пагубный результат общения с юной нудисткой. Она тоже сняла рубашку и спокойно стояла, ожидая своей участи.
- Вы что, ребята, даже трусы пропили? - поразился охранник.
Теперь я был уверен, что он на территории базы - один, иначе посмотреть на такое зрелище обязательно позвал бы своего напарника. На нашу удачу, кажется, сработала "бомжовская" версия.
- Ты, чмо голозадое, возьми ремень и свяжи ему руки за спиной. Да поторапливайся! Плохо свяжешь - такое с тобой сделаю!
Когда Полина закончила, он приказал ей вернуться на место. Подойдя ко мне, проверил узел, затем разорвал на широкие полосы мою рубашку. Одной из полос стянул Полине руки, а другими завязал нам глаза. Велел подняться. Ткнул мне под ребро дулом пистолета, звонко шлепнул девчонку, и повел нас, как я догадывался, примерно ориентируясь в географии базы, в сторону того пустого склада.
- Не трожь ее, - вежливо попросил я.
Сразу же получил болезненный удар рукояткой по почке.
Вслед за этим раздался еще один, более звонкий шлепок, после которого Полина грязно и даже, я бы сказал, обидно обругала охранника. Через несколько секунд два еще более громких вскрика раздались почти одновременно: первый - Полины, а второй - этого мерзавца.
- Что он с тобой сделал? - заранее сжавшись, чтобы снизить боль от неминуемого, как я считал, удара, спросил я.
- Пытался мне - на мгновение она смутилась, - между ног дуло просунуть. А я ему заехала пяткой. Кажется, по яйцам.
- Ладно, сучка, у меня пока нет времени тебя на карачки ставить, чтобы отодрать во все дырки. Но ты не расстраивайся, я буду отсутствовать недолго, - пригрозил охранник таким тоном, что я поверил: раз сказал - обязательно сделает.
С детства нас в школе учили: дал слово - держи его. И я никогда не сомневался в правоте этого утверждения. Но сегодня я бы предпочел, чтобы этот урод в свои школьные годы был учеником нерадивым. Будь у меня развязаны руки... ладно руки, хотя бы глаза, я бы, возможно, нашел шанс прийти Полине на помощь! Мучительнее всего были собственное бессилие и сознание того, что в издевательствах, которые вскоре, судя по всему, предстояло вынести этой несчастной девчонке, буду повинен только я.
Вскоре охранник скомандовал остановиться. Раздался скрип открываемых ворот. Он ввел нас внутрь склада, усадил на пол спинами друг к другу. Начал скручивать наши обнаженные тела колючей проволокой. В мою грудь и руки словно впился рой жгучих пчел. Но я почти не замечал боли, с содроганием представляя, как эти стальные и наверняка ржавые жала впиваются в нежные груди и руки Полины.
Охранник закончил. Вскоре за ним захлопнулись ворота.
- Как ты? - спросил я.
- Лучше не бывает, - сердито буркнула девчонка.
Судя по тому, что я ощущал в тех местах, где колючки ушли под кожу, нормально чувствовать себя девчонка вряд ли могла. Но сознание того, что она, тем не менее, ершилась, придало сил и мне.
Отсюда охранник первым делом поспешит в сторожку и сообщит старшему по телефону о том, что задержаны посторонние. Затем вернется и будет стеречь нас до появления тех, кто решит наши судьбы. Потом последуют допрос с пристрастием и, независимо от того, что смогут они выведать, - расправа. Слишком большие деньги поставлены на карту.
Значит, жить нам оставалось самое большее до утра. И нашей любви, следовательно, столько же. В эти, возможно, последние часы существования на белом свете я окончательно мог дать ответ на вопрос, люблю ли я эту девчонку?
Когда-то мне попался в руки древнеиндийский трактат, в котором выводилась, ни много ни мало, формула любви. Кажется, она начиналась так: влечение душ порождает дружбу, влечение ума порождает уважение, влечение тел порождает желание.
Да. Наши отношения были в какой-то степени дружбой. Вынести вместе столько и не подружиться было просто невозможно. Что касается уважения... Я не раз уже преклонялся в душе перед этой сопливой девчонкой, когда она не теряла самообладания в самых, казалось, безвыходных ситуациях. Тела же наши влекло друг к другу, несмотря на все доводы разума, как магнитом. А завершалась формула выводом, что только когда все три типа влечения соединяются, и возникает любовь...
- Ой! Здесь мыши! - испуганно вскрикнула Полина.
Спиной я ощутил, как ее заколотила дрожь. А еще через несколько секунд почувствовал, что сижу в теплой лужице. Все-таки в нормальные мужские мозги это не укладывалось: не испугаться, когда нас неожиданно остановил у забора охранник, но мгновенно обдуться, услышав, как скребутся мыши.
- Знаешь, в мире, к сожалению, бывают явления и пострашнее мышей, - неуклюже попробовал я успокоить девчонку.
- Знаю, но мышей боюсь все-таки больше, - шмыгнув носом, ответила эта трусиха.
Уверен, она не понимала, в какой «луже» мы на самом деле оказались. То, что сделали с нами и, прежде всего, с ней в лесу подмосковные урки, и то, что, вероятнее всего, ждало нас в ближайшие час - два, боюсь, были вещи совершенно несопоставимые. Поэтому я должен был использовать малейший шанс, чтобы вырваться отсюда.
Стоп. Руки мне связывала Полина. Если бы ей удалось развязать узел, я бы смог раскрутить стягивавшую нас колючую проволоку.
- Перестань хныкать, лучше попробуй освободить мои руки, - попросил я. - Надеюсь, ты их не намертво стянула?
- Обижаете, дяденька, - уже почти спокойно ответила она, - зря что ли я три года занималась в цирковой студии?
И добавила, что для этого нам всего лишь надо чуть-чуть отстраниться друг от друга.
Черт! Я же знал про ее "специфические" таланты с того самого вечера, когда эта невероятная девчонка лихо обыграла в тепловой камере незадачливых бомжей. Но почему она сама сразу же, как только мы остались здесь одни, не напомнила мне об этом? Хотя до того ли ей было, когда появились страшные мыши! Я слишком многого хотел от этого ребенка.
Легко сказать: "отстраниться", когда наши тела туго стягивала колючая проволока. Все же я попробовал сделать это, и мгновенно порвал себе кожу еще, наверное, в десятке мест. Болезненно вскрикнула и Полина. Тем не менее мы смогли отодвинуться друг от друга, и девчонка быстро развязала меня.
Превозмогая разрывавшую кожу боль, я высвободил руки, сбросил с глаз повязку и осторожно, почти на ощупь, начал, безжалостно обдирая ладони, раскручивать колючую проволоку. Потом развязал Полину, помог ей встать. Мы двинулись к воротам: снаружи сквозь неплотно прикрытую створку пробивался слабый лучик лунного света.
С предыдущего своего визита сюда я помнил, что они не запирались. Но выйти мы не успели. Послышались приближающиеся шаги, створка ворот раскрылась. В глубину склада ударил резкий луч карманного фонарика. Медлить было нельзя. Вполне отдавая себе отчет в том, что запросто могу угодить под пулю, я рванулся вперед, сшиб охранника и вместе с ним упал на землю. Он все-таки успел выстрелить - в правый бок ударила горячая молния.
Я приподнялся и, превозмогая боль, нанес ему пару сокрушительных ударов. Он потерял сознание, возможно, навсегда. Это отняло у меня последние силы, и я рухнул на него. Полина бросилась ко мне на помощь. Наткнулась на кровь, испуганно вскрикнула. Я протянул руку к валявшемуся на земле фонарику. К счастью, рана оказалась сквозной. Зато кровь из меня хлестала как из зарезанного поросенка. Я попросил девчонку снять с охранника рубашку и туго повязался ею вокруг пояса.
Надо было как можно скорее уходить отсюда. Подобрав пистолет и взяв Полину за руку, я быстро, насколько позволяла боль, заметно усиливавшаяся при каждом резком движении, пошел к воротам. Поскольку оба мы были голышом, прежде, чем уходить, следовало позаботиться об одежде. Но чутье подсказывало мне, что времени на это у нас уже не оставалось. Если, как я предполагал, помощь к охраннику должна была прибыть с той стороны квартала, счет шел на секунды.
Открыв ворота, мы почти бегом направились к автомобилю. Хорошо, что ключ я предусмотрительно оставил в замке зажигания. Машина завелась с полтычка.
Когда мы уже сворачивали из этого переулка на магистраль, навстречу нам на бешеной скорости промчался джип. Едва мы с ним разминулись, я счел за лучшее как можно сильнее выжать педаль газа...
Не предсталяю, как бы мы стали добираться до дома, случись все это среди бела дня: обнаженные, оба в крови, мы просто не смогли бы не привлечь внимания окружающих. Наверняка кто-нибудь из этих добропорядочных граждан сообщил бы о встрече с нами в милицию. Но среди ночи все прошло благополучно.
Мы захлопнули за собой входную дверь. Силы быстро стали покидать меня. Полина, сама залитая кровью, помогла мне добраться до душа, обмыла, отвела в комнату, обработала огнестрельную рану перекисью водорода, остальные - густо смазала йодом и, перебинтовав, уложила в постель.
Лишь после этого она занялась собой. Выйдя из душа, девчонка замоталась в сухое полотенце, сквозь которое сразу во многих местах проступили пятнышки крови. Потом пошла на кухню и принесла то, чего мне больше всего не хватало. Стакан водки я выпил залпом и почти сразу то ли потерял сознание, то ли заснул.
Когда утром я пришел в себя, Полина еще спала. Полотенце, в котором она вчера легла, за ночь размоталось, и я смог убедиться, что все многочисленные ранки на ее теле, в том числе три, вызывавшие у меня особое сострадание, - на грудях - подсохли.
Моя основная рана за ночь тоже перестала кровоточить, и почти не болела. Тем не менее я понимал, что по крайней мере сегодняшний день придется провести в постели. Так что теперь было достаточно времени для размышлений.
Итак, цель достигнута. Я уже не сомневался, что подпольный завод был там, за забором с секретом. Но не спугнет ли наше вчерашнее вторжение водочных королей? Вряд ли. Вероятнее всего, нас действительно сочтут за пропивших все, вплоть до последних трусов, бомжей. Будь я на их месте, ни за что бы не поверил, что столь невероятная парочка: полуголые девочка - подросток и сорокалетний бомж - забрались на их территорию в поисках цеха по выпуску "левой" водки.
Но в следующее мгновение меня буквально пот прошиб. Я вспомнил, что один из них, водила, и меня и Полину уже видел и даже знает про мой интерес к бутылкам из-под "смирновки".
Все будет зависеть от того, насколько он посвящен в эти дела. Если водила лишь обычный исполнитель, вряд ли ему сообщат о случившемся минувшей ночью. А даже если и сообщат, это совсем не значит, что он в ответ расскажет о дорожной истории, приключившейся с ним три недели назад: наверняка у него есть строгая инструкция ни при каких обстоятельствах не брать попутчиков. Вероятнее всего, он, если узнает о нашем визите, то благоразумно промолчит.
Но пока это лишь мои предположения. И теоретически ситуация может развиваться в любом, самом неожиданном направлении. Будь по крайней мере я на их месте, то крепко бы призадумался: а не свернуть ли на время, пока ситуация не прояснится, подпольное производство?
Поэтому затягивать с завершением операции ни в коем случае
