принимала в штыки. Девчонка решила, что я опять ищу повод ее бросить, и безутешно рыдала. Впервые за все время нашего знакомства с ней я сдался.
На север мы прилетели утренним рейсом. Я отвез свою спутницу в гостиницу, снял люксовый номер и, оставив ее восхищаться шикарной мебелью, люстрами, коврами и ванной комнатой с настоящим маленьким бассейном, отправился к родителям. Анютку я привел в гостиницу часа через три. Увидев ее, худую, серобледную, как лист бумаги из дешевой школьной тетрадки, с одноухим плюшевым зайцем, которого малышка прижимала к груди, Полина едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Но уже через минуту взяла себя в руки, это она здорово умела делать в критических ситуациях, - опустилась перед Анюткой на колени. Кивнув, чтобы я вышел, о чем-то заворковала с моей дочкой. Тихонько прикрыв за собой дверь, я направился в кафе.
Признаться, мне и самому было не по себе. Начать хотя бы с того, что малышка помнила меня только по старым фотографиям, и, когда родители открыли дверь, даже не сразу узнала своего отца. В идеале мне хотя бы неделю следовало пожить с ними вместе. Но состояние ее здоровья диктовало иное: на счету был уже каждый лишний прожитый здесь день.
Когда я минут через десять вернулся с подносом, полным винограда, киви, бананов и груш, девчонки уже дружно укладывали на диване спать Анюткиного зайца и одинаково сердито глянули на меня, когда я слишком громко, по их мнению, хлопнул за собой дверью. Потом мы все на цыпочках, чтобы не дай бог не разбудить зверя, вышли из номера и, взявшись за руки, отправились обедать в ресторан.
Анютка, когда официант разложил перед ней по паре вилок и ножей, старательно заправил за воротничок накрахмаленную салфетку и налил в бокал апельсиновый сок, оценила, в сколь достойной компании она находится.
Наш рейс на Краснодар был поздно вечером. После обеда Полина уложила малышку спать. Когда та проснулась, повела ее в ванную. Минут через десять я принес туда полотенца. Девчонки весело плескались в бассейне, а вокруг плавала целая стая игрушечных гусей и утят.
Полина с первого же дня знакомства с Анюткой стала по своей привычке разгуливать голышом. Я пробовал урезонить ее, но она справедливо возражала: чем меньше ребенок будет интересоваться, что там у мамы или папы в трусах, тем более нормальным он вырастет. В конце концов эта юная нудистка добилась того, что и я стал вместе с ними купаться и загорать в чем мать родила. Благо место, которое мы облюбовали, было пустынное. Сюда добирались только те, кто предпочитал отдых, максимально приближенный к природе.
Девчонки подружились буквально с первых минут. Дошло до того, что Анютка обижалась на Полину, если та без нее шла в туалет. И засыпать без старшей подруги малышка категорически отказывалась. Теперь мне приходилось по вечерам терпеливо ждать, пока Анютка заснет, и Полина вернется ко мне. Под утро я переносил Полину в детскую. Проснувшись и не обнаружив на соседней подушке "маму Полю" - так моя дочка уже через две недели после знакомства стала назвать эту тринадцатилетнюю девчонку, - Анютка начинала реветь. А иногда, если малышка долго не засыпала, и я присоединялся к ним. И дочка, оказавшись между нами, сразу успокаивалась.
Обычно мне приходилось по вечерам едва не силком заставлять девчонок одеваться и уходить с пляжа в поселок. Но сегодня первой инициативу проявила самая упрямая из них - Полина.
- Андрей, предлагаю в последний раз окунуться, а то я уже голодная как волк, - встав на колени и отряхивая с грудей и живота песок, произнесла она.
- Мы же только два часа назад вернулись из кафе, где ты съела то ли десять, то ли двенадцать сосисок. А потом - еще несколько пирожных, - удивился я зверскому аппетиту своей подруги.
- А мне постоянно есть хочется, даже по ночам, - как бы ненароком увернувшись от моего удивленного взгляда, ответила Полина.
- И давно у тебя появился такой удивительный аппетит? - с опозданием начиная кое-что понимать и будто впервые увидев ее округлившиеся за последние недели груди - что до этого относил исключительно на счет плавания, шашлыков и фруктов, - спросил я.
- Давно. Недели три, а может, и чуть больше.
Меня мгновенно прошиб холодный пот.
По сути в том, что Полина сейчас мне сообщила, ничего удивительного не было. Мы спали вместе уже целых два месяца и часть этого времени не предохранялись. И все же ее признание было для меня шоком. Стать отцом ребенка от девочки – подростка?
Я не был готов к этому. Она, очевидно, и тем более.
Мучительная пауза затягивалась. Полина встала с колен и медленно пошла к воде. Анютка догнала ее. Старшая, нагнувшись, что-то шепнула ей, и малышка послушно вернулась на берег.
Мелководье в этом месте простиралось далеко от берега, и я догнал Полину лишь метрах в двадцати от полосы прибоя.
- Чувствуешь себя нормально?
- Да.
- И что собираешься делать?
- Как что? Ничего! - резко повернувшись, ответила она.
- А ты, вообще, сможешь? Тебе еще четырнадцати нет...
- Папа!
Я выпустил Полину, и мы, не сговариваясь, бросились к берегу. Радостная Анютка катила по прибрежному песку продолговатый, напоминавший гранату предмет. У меня екнуло сердце: море могло выбросить на этот берег, где войны едва успевали сменять одна другую, все что угодно.
Я подбежал к дочке первым. Чтобы не напугать ее, спокойно попросил хотя бы на минуту дать мне находку.
Когда Полина через несколько секунд поравнялась с нами, я показал ей цифры и надпись, проступившие на очищенной от ила бутылке столь знакомой нам формы. Мы с минуту, наверное, оторопело смотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, засмеялись. Причем Полина, как мне показалось, хохотала сквозь слезы. Анютка, похлопав длиннющими ресницами, засмеялась тоже.
Я не считал себя суеверным, но, когда мы возвращались в поселок, неожиданно подумал о том, что жизнь у нас троих, нет, вскоре, кажется, уже четверых, будет долгая и счастливая...
