нельзя. Как некстати, все-таки, эта рана... Сколько я теперь пролежу? Дней пять? Неделю?
Нет. Такой роскоши, как в первый раз, я больше не мог себе позволить. Не более суток.
Утром следующего дня я настоял, чтобы Полина заклеила начинавшую кровоточить при каждом движении рану пластырем, несмотря на ее возражения, оделся и, приказав ей оставаться дома, пошел к выходу. Но девчонка, как была голышом, вслед за мной выбежала на лесничную клетку и, упираясь одной рукой в стену, а другой крепко вцепившись в перила, преградила дорогу.
- Я тебя одного никуда не пущу. Ты понял?
Я попробовал отстранить ее, но безуспешно. Полина, глядя на меня исподлобья, стояла как вкопанная.
- Сама пойми, я больше не имею права рисковать тобой! Разве мало того, что случилось в лесу или вчерашней ночью?
- А я не имею права рисковать тобой! Свалишься на улице в обморок, а то и вовсе влипнешь в какую-нибудь историю!
- В какую? - оторопел я.
- Подерешься, например, с бомжами, а потом ихняя девка за тобой увяжется!
Несмотря на всю серьезность ситуации, я чуть не рассмеялся: оказывается, Полина, ко всему прочему, уже начинала ревновать меня.
- Не дура ли ты!
Мы пристально смотрели друг другу в глаза. Ни один из нас не хотел уступать. Прав был я. Но и девчонка права была тоже. Разъезжать по городу в одиночку, рискуя свалиться в обморок, было верхом безрассудства.
На площадке этажом выше хлопнула входная дверь. Кто-то начал спускаться вниз.
- Немедленно пропусти! - испугавшись, что нас могут увидеть, потребовал я.
- Не - а, - едва ли не обрадованно покрутила головой эта оторва, вызываюше глядя на меня.
Я понял, что бесстыжая заноза уходить отсюда действительно не собирается, и сдался.
- Ладно, жду тебя здесь, - вынужденно согласился я. – Только оденься на этот раз поприличнее!
Минут через сорок мы уже подъезжали к району, где, по моим предположениям, должно было находиться подпольное водочное производство. Вскоре мы поравнялись со зданием, на котором была вывеска "Московский завод газированных напитков". Насколько я ориентировался в здешней географии, именно к его задней границе должна была примыкать «наша» база. Отлично! Там, где выпускают лимонад, вполне можно разливать и сорокаградусную!
Уже на девяносто девять процентов я был уверен, что подпольное производство находится именно здесь. И тем не менее я обязан был убедиться в этом на все сто.
После случившегося позапрошлой ночью о проникновении на территорию завода нечего было и думать. Оставался лишь опробованный способ: проследить, куда вывозится готовая продукция.
Заглушив двигатель метрах в ста от ворот, мы стали ждать.
Рана в боку ныла, но не сильно. Главное, что у меня за эти дни не поднялась температура. Следовательно, воспалительного процесса, если, разумеется, я опять, благодаря этой девчонке, не попаду в какую-нибудь историю, можно не опасаться.
Полина, вначале дувшаяся на меня за то, что я не пустил ее за руль, уже сменила гнев на милость и сидела молча, нежно поглаживая меня по руке.
Все-таки тот философ не до конца вывел формулу любви. Было в ней, теперь я точно знал, и четвертое условие: это не предусмотренное физиологией чувство возникает лишь тогда, когда люди не могут обходиться друг без друга. А может, было еще и условие пятое...
Вскоре ворота, за которыми мы наблюдали, распахнулись и выпустили фуру. Она шла без сопровождения. Дождавшись, пока машина проедет мимо нас, и убедившись, что у нее нет сопровождения, я включил зажигание и последовал за ней. Проехав едва не пол- Москвы, машина свернула на одной из улочек Разгуляя во двор здания, по фасаду которого располагался ресторан.
Туда заезжать я не стал, а проехал немного вперед. Остановился за ближайшим углом. Заперев, несмотря на ее протесты, девчонку в "шестерке", я вернулся назад, осторожно заглянул во двор и убедился, что машину начали разгружать. Преследовать фургон дальше смысла не было. Я вернулся за Полиной, и мы пошли в ресторан.
Небольшой уютный зал в этот утренний час был почти пуст. Кроме нас, за одним из столиков располагалась лишь пожилая супружеская пара.
Мы выбрали место у окна. Меню я смотреть не стал. Заказал кока-колы, пирожных, бутылку "смирновки", на закуску - селедки. Официант посмотрел на меня с уважением. Извиняющимся тоном произнес, что "смирновская", к сожалению, еще вчера кончилась. И сразу же, заметив, как я недовольно скривился, добавил, что буквально только что был новый завоз напитков, который, правда, еще не оприходован. Но там есть "смирновка", и он в порядке исключения ее буквально через минуту мне ее подаст.
Когда он вошел в зал с подносом, на котором стояла бутылка со столь дорогой мне этикеткой, я едва не подпрыгнул на стуле. Дождавшись, пока официант оставит нас, я плеснул в рюмку водки и медленно, закрыв глаза, выпил ее. Да. Водка была неплохая. Точнее, даже хорошая. И все же это была самая махровая леватина! Настоящая "смирновка" - на вкус чуточку помягче.
- Она? - с надеждой спросила Полина.
Я, выждав паузу - надо было соблюсти воспитательный момент, - утвердительно кивнул. Девчонка обрадованно чмокнула меня в щеку. Пожилая дама, все это время исподтишка следившая за нами, покачала головой и что-то шепнула своему спутнику.
Полина, заметив это, взяла бутылку и налила себе водки.
- Только посмей! - угрожающе заявил я.
- А что тут такого? - искренне удивилась девчонка, поднимая рюмку.
Неужели эта дура не понимала, что тринадцатилетней сыкухе пить водку, по крайней мере в общественном месте, недопустимо?
Пожилая парочка оживленно перешептывалась. Вероятнее всего, спорили о характере наших отношений. А если это были люди старой закалки, на что красноречиво указывал орден на груди старичка, от них можно было ожидать чего угодно, вплоть до обвинения меня в совращении несовершеннолетней и вызова ментов.
Я уже привык к тому, что эта девчонка любит пиво. По совести говоря, и на то, что она по такому случаю пригубит чуть - чуть водки, смог бы один раз закрыть глаза. Но не здесь и не сейчас. Мои ухо и щека уже горели от суровых осуждающих взглядов соседей.
Бабуля, очевидно, не в силах больше сдерживать возмущение, поднялась. Старичок попытался остановить ее, но безуспешно.
- Молодой человек! – строго спросила дама. - А не кажется ли Вам, что…
- Кажется! – перебил я ее.
Придав голосу как можно больше металла, потребовал от девчонки немедленно поставить рюмку на место.
Полина, улыбнувшись уголками губ, на мновение повернула голову в сторону строгой бабули, подмигнула ей, и одним глотком осушила содержимое рюмки.
Возможно, я был не прав. Возможно. Но не успела эта испорченная дрянь не то что поставить посуду на стол, а даже поморщиться от испытанной горечи, как я влепил ей пощечину.
Она свалилась со стула. Короткий сарафан задрался на белых девчоночьих бедрах. Все находившиеся в зале просто не могли не заметить, что моя спутница была без трусиков. К возмущению прибавились стыд за нее и ужасно неприятное сознание того, что всему происходящему здесь были небеспристрастные свидетели.
Я бросился к Полине и, пытаясь поднять ее с пола, схватил за руку. Но она, вместо того, чтобы воспользоваться помощью, резко оттолкнула меня ногой. Я отлетел в сторону и оказался на полу.
Те трое, что находились в это время кроме нас в зале, застыли от изумления. Неизвестно, что их шокировало больше: сам факт ресторанной драки между находящимися в непонятных окружающим отношениях подростком и зрелым мужчиной, или то, что на этой пришедшей в ресторан пить водку малолетке не оказалось нижнего белья.
Гнев с новой силой охватил меня. Выругавшись, я поднялся, швырнул на стол десятидолларовую купюру и, ни на кого не глядя, пошел к выходу. С этой дрянью у меня все было кончено. Дойдя до дверей, вспомнил, что початая бутылка нужна в качестве вещественного доказательства. Вернулся, забрал ее со стола и нечаянно встретился взглядом со все еще сидевшей на полу девчонкой.
В ее глазах без труда читались и вызов, и обида, и отчаяние. А еще это был взгляд строптивого, виноватого, до безумия влюбленного, но разозленного котенка. Нет, эти глазки вовсе не растопили меня. И все же что-то перевернулось внутри. Я не хотел этого делать, но против своей воли подошел к Полине и вновь протянул ей руку. И она опять пнула меня! Это был финиш. Я вынул из кармана все остававшиеся у меня деньги, скомкал их и бросил ей в подол сарафана.
Выйдя из ресторана, направился к машине, открыл дверцу, опустился на сидение. Сделал пару хороших глотков водки, вставил ключ в зажигание. Перед тем, как включить передачу и нажать педаль газа, почти автоматически глянул в зеркало заднего вида. В это самое мгновение из-за угла выбежала Полина. Она так высоко поднимала коленки, что сарафан не оставлял прохожим сомнений в том, надето под ним что-нибудь или нет.
Я включил передачу, выжал сцепление и буквально вдавил в днище педаль газа. Автомобиль пулей вылетел на проезжую часть, но через несколько метров остановился. Заглох движок. Я повернул ключ в замке зажигания раз, еще, и еще. Двигатель не подавал признаков жизни. Красная лампочка индикатора топлива светилась не мигая: бензобак был пуст.
Я в отчаянии ударил кулаком по клаксону.
Рыдающая Полина открыла дверцу и плюхнулась на заднее сиденье.
Вздохнув, я протянул ей носовой платок.
Х Х Х
На два явления в мире можно смотреть бесконечно: как горит огонь в камине, и как плещется у твоих ног море.
Судя по высоте ослепительно белого солнца на голубом небосклоне, сейчас было не меньше четырех часов пополудни. Месяц я каждый день с трудом заставлял себя уходить с этого песчаного таманского пляжа по тропе, вившейся среди зарослей диких оливковых деревьев, в прибрежный поселок. Туда, где на столике в беседке, с которой свисали большие, созревшие к середине сентября янтарные гроздья шаслы и черные - муската, ждал ужин и кувшин терпкого домашнего вина от соседей - потомственных виноделов.
И я прекрасно знал, что не меньше, чем мне, не хотелось уходить отсюда двум лежавшим у самой воды попками кверху обнаженным шоколадкам - пяти и тринадцати лет.
Отношения, которые установились между моей малышкой и Полиной едва ли не с первого дня их знакомства, не были похожи ни на дружбу двух девчонок разного возраста, ни на вертикаль мать - дочь. Пожалуй, в них было и то, и другое, и еще что-то третье, неуловимое.
За весь этот месяц, что мы жили вместе, Полина и Анютка, как ни удивительно, учитывая взбалмошный характер старшей, еще ни разу не поссорились. А вот против меня уже не раз выходили единым фронтом, и не успокаивались до тех пор, пока не добивались своего.
Зато мы с Полиной стали ссориться из-за Анютки еще раньше, чем они впервые увидели друг друга. Эта бестия категорически отказалась отпускать меня одного за дочкой. Все мои доводы: и о том, что я не смогу показать столь юную жену во избежание инфарктов своим родителям, и о том, что Анютку я прежде, чем они с Полиной встретятся, должен подготовить к жизни с новой мамой, - она
