за еду, не забывая время от времени пропускать по глотку-другому горячительного.
- Ты вообще женат или как? - неожиданно спросила Полина, пережевывая очередной бутерброд.
Я едва не поперхнулся и залпом допил остававшуюся в стакане сорокаградусную.
- Понятно... - протянула она.
Что ей, тринадцатилетей сыкухе, могло быть понятно? Что она вообще понимает в этой жизни? Покрутила перед мужчиной, который ей в отцы годится, голой попой - и считает, что теперь имеет право залезать ему в душу?
Я поднял глаза. Эта бестия блаженно потягивала пиво. Была она пьяна или просто расслабилась и потеряла над собой контроль?
- А детей у тебя двое или трое?
- Да хоть семеро! Тебе какое до этого дело?!
Я буквально горел желанием поставить ее на место. Но не мог найти подходящих слов. Ох уж эта не самая лучшая особенность национального характера: быть сообразительным так называемым задним умом.
- Разведен давно? - не унималась юная бестия.
Жестокий спорт приучил мою нервную систему в экстремальных ситуациях не реагировать на посторонние раздражители. Почти забытая закалка дала в ответ на вопрос Полины неожиданную реакцию. Я просто на какое-то время перестал воспринимать реальность, причем избирательно, именно ту, к которой психологически еще не был готов.
Она вторглась в запретную для моей памяти зону. Я привык переносить физическую боль. Но вот справляться с другой болью...
Врагу не пожелаю пережить расставание со своим долгожданным и единственным ребенком, да еще по решению суда.
Первое время, признаюсь, больше страдал из-за ухода жены. Действительно, я любил. Иначе просто не могло быть. В эту женщину влюблялись все, кто хотя бы немного общался с ней. Очаровательная внешность, обволакивающе нежный голос, дурманящий голову взгляд - все это как магнитом притягивало мужчин, сразу становившихся послушными баранами. Но со временем в поведении моей избранницы все отчетливее проступали черты совсем не ангельские. Да и взгляды ее на жизнь, как постепенно выяснялось, были отнюдь не романтические, а цинично тривиальные.
Впрочем, поразмыслив после развода над бутылкой - другой, я перестал осуждать ее за это. Самое простое - винить в своих неудачах кого угодно, только не себя.
- Ты, наверное, пил? - протянув пустой стакан, спросила Полина.
Машинально я налил ей еще пива.
Нет. Тогда я лишь начинал продвигаться в этом увлекательном направлении. Пить начал потом, когда уехал в Москву и, оставаясь после работы в одиночестве, страшно тосковал вечерами. Но едва проходило действие алкоголя, тоска наваливалась с удвоенной силой. Однажды я едва не выбросился из окна. Но вовремя увидел, что внизу, на тротуаре, играли дети.
- И шлялся, - вновь принимаясь за пиво, заметила эта бестия.
Опять она не угадала. В то время я вовсе не "шлялся". Женщины у меня появились после развода. Я надеялся, что это поможет мне забыть случившееся. Напрасно. Секс снимал лишь физическое напряжение. Позднее, в Москве, несколько раз я по пьяни приводил на квартиру, которую снимал, "ночных бабочек". Вскоре это закончилось вынужденным визитом к доктору соответствующего профиля. К счастью, лечение прошло успешно. Врач заверил, что последствий у «романтического приключения" не будет.
"Шлялся"...
Проблема в том, что «шлялся» как раз не я. Все было с точностью до наоборот. Только выяснилось это не сразу. Когда веришь самому близкому человеку, до поры до времени даже явная ложь в его устах воспринимается как самая настоящая правда.
Как-то раз, вернувшись с соревнований, я застал у себя дома одного из друзей. Жена была взволнована и немного смущена. Она объяснила, что попросила его повесить новую люстру. В честь моей очередной победы мы выпили шампанское, потом друг ушел. Но со временем подобные совпадения стали повторяться все чаще.
Мне не хотелось вспоминать.
Я плеснул в стакан водки, взял бутылку пива и вышел на крыльцо.
Жара начинала спадать. Приятно освежал набегавший время от времени легкий ветерок. В соседнем дворе играл магнитофон. Крутили что-то ностальгическое, то ли из репертуара Тома Джонса, то ли из Энгельберта Хампердинга. У меня от рождения были проблемы со слухом. Но я не страдал от этого. Мог спутать "Битлов" с "Бич бойз", но вот эпоху, направление - никогда.
Наступило то состояние, когда количество выпитого уже не переходит в качество, и спиртное требуется лишь для утоления жажды. Размышления всплывали в памяти фактически сами по себе, и неторопливо скользили в сознании.
Почему-то меня преследовали странные совпадения. Начать с того, что со своей женой я познакомился почти так же, как и с Полиной. Однажды поздно вечером я возвращался с тренировки. Проходя мимо ресторана, обратил внимание на группу кавказцев. Они, оживленно жестикулируя, уговаривали подвыпившую белокурую девушку поехать вместе с ними. Та не соглашалась. Гости с юга становились все агрессивнее. Когда я поравнялся с ними, они, разочаровавшись в уговорах, начали затаскивать ее в автомобиль.
Их было четверо. Я вежливо поинтересовался, что происходит. Мне посоветовали не лезть не в свое дело. Я не считал себя Робин Гудом и ввязываться в драку неведомо из-за кого поначалу не собирался: что только не происходит по вечерам у кабаков. Но один из сыновей гор раздраженно оттолкнул меня. Лучше бы он этого не делал. В следующее мгновение кавказец корчился на асфальте. Вслед за ним поочередно последовали и его друзья.
Я остановил такси, впихнул мало что соображавшую девушку на заднее сиденье и, усевшись рядом с шофером, распорядился поскорее уезжать. Незнакомка почти сразу заснула. Попытки привести ее в чувство, чтобы узнать адрес, оказались безрезультатны. Ничего не оставалось, как повести ее к себе домой.
Через два месяца мы поженились. Загс находился недалеко от моего дома, и всю обратную дорогу я нес жену на руках. Сегодня я вынужден был нести на руках Полину.
Теперь я стал свидетелем и третьего, совсем уже интимного совпадения. Скрипнула дверь, и эта девчонка вышла на крыльцо. Она слегка покачивалась. Очевидно, в мое отсутствие Полина утоляла жажду не только пивом.
- Писать хочу, - сообщила она и, прихрамывая, стала спускаться по ступенькам.
Каждый шаг ей давался с большим трудом. Я сомневался, что в таком состоянии моя гостья вообще сможет самостоятельно дойти до туалета. Я должен был либо помочь ей, либо деликатно удалиться в дом. Но она опередила меня.
- Я буду прямо здесь, на травке, ладно? - спросила она и, не дожидаясь ответа, попробовала сесть, но болезненно вскрикнула и распрямилась вновь.
- А можно, я пописаю стоя?
И сразу, не дожидаясь моего ответа, эта бесстыдница расставила ноги, подняла рубашку до талии, и в траву полилась прозрачная широкая струйка. Я отвернулся.
Мы с женой в подобных ситуациях тоже друг друга не стеснялись. Она, когда была в хорошем настроении, даже любила, посмеиваясь, наблюдать за мной. Но почему так вела себя в присутствии чужого ей мужчины эта девчонка?
Закончив свое дело, Полина "добила" меня окончательно.
- Люблю писать на природе, - поднимаясь на крыльцо, призналась она.
Наступали сумерки. Меня стало клонить ко сну. Но возвращаться в душную комнату не хотелось. Я допил то, что оставалось в бутылке, и решил сходить в дом еще за одной. Но прежде, расстегнув молнию на джинсах, с удовольствием последовал примеру Полины. В одном она была, безусловно, права. Делать это на зеленой лужайке, под пение соловьев действительно было куда приятнее, чем в полусгнившем деревянном скворечнике.
Когда я вернулся в дом, девчонка уже спала. Она лежала на спине, разметавшись. Рубашка едва прикрывала бедра. Было так тихо, что я слышал ее дыхание, быстрое и неровное. Несчастной порядком досталось за эти два неполных дня. Я прикрыл ее ноги остатком простыни и подошел к столу.
Теперь с ней было более или менее в порядке. А вот с пивом - вовсе нет. На столе оставались не три, как я рассчитывал, а всего одна непочатая бутылка. Это означало, что наутро я оставался без дежурного стакана своего самого любимого напитка. Единственную оставшуюся бутылку в расчет не брал. Она была необходима сейчас, чтобы нормально заснуть.
Негромко чертыхнувшись, я открыл пиво, присел на лавку и стал медленно потягивать почти теплую и от этого начинавшую явственно отдавать хмелем и ячменем жидкость.
За окном темнело. Голова кружилась. Пора было укладываться спать. День завтра мог быть нелегким. Но проводить еще одну ночь на жестком полу я не собирался: травмированным ребрам нужен был хотя бы относительный комфорт. К тому же старый матрац был достаточно широк для того, чтобы на нем могли ночевать, не стесняя друг друга, двое.
Оставался лишь моральный аспект: имею ли я право спать в одной постели с полуголой девчонкой? Разумеется, нет. Причем не из-за того вовсе, что ее обнаженные прелести могли ненароком подействовать на мое мужское естество. Об этом я в тот момент совсем не думал, хотя, как позднее выяснилось, напрасно. Причина была в самой недопустимой фривольности складывавшейся ситуации.
Размышлял я в тот момент и о другом: как отнесется утром к тому, что обнаружит меня рядом с собой в постели, сама Полина? Но в любом случае это будет завтра. А пока мне следовало хорошенько отдохнуть. Этот аргумент, поддержанный последним глотком пива, оказался решающим. Я разделся и осторожно, стараясь не потревожить ее, лег рядом.
«Надо же было так влипнуть!» - это было последнее, о чем думал я, засыпая.
Но и в ту ночь нормально выспаться мне так и не удалось.
Еще только светало, когда меня разбудили сдавленные крики. С Полиной происходило неладное. Ее голова лихорадочно металась по подушке из стороны в сторону. Пряди волос облепили влажный лоб. Глаза были закрыты. Скомканная простыня валялась в ногах. Рубашка, наоборот, задралась до пояса. Низ ее живота лишь частично прикрывала съехавшая повязка. Но все это мой взгляд выхватил в полумраке лишь мельком.
Полина то болезненно вскрикивала, то еле слышно бормотала что-то. Я мог разобрать лишь отрывочные фразы: "не надо", "что вы делаете?", "пожалуйста!", "отпустите меня!", "сволочи!"
Сон это был или бред? Возможно, и то, и другое. А вероятнее - совсем иное, пограничное состояние психики. Судя по всему, когда стало проходить усыпляющее действие алкоголя, связанные с насилием события вышли из глубин подсознания и вторглись в зону спокойного доселе сна.
Между тем девчонка все лихорадочнее металась по постели. Крики переходили в истерику. Я решил, что у нее начинается жар, и приложил ладонь к потному лбу. Но температуры не было. Обняв Полину и шепча ласковые слова: "тихо", "успокойся", "я с тобой", - стал нежно гладить ее влажные спутавшиеся волосы.
Вскоре нервные выкрики постепенно сменили всхлипы облегчения. Хотя и медленно, Полина успокаивалась. В конце концов она повернулась на бок и, уткнувшись сопливым носом в грудь, обняла меня. А вскоре, устраиваясь удобнее, и вовсе закинула на мое бедро согнутую в колене ногу.
Когда она совсем успокоилась и
